Еще один их вывод состоит в том, что "угроза китайской экспансии действительно существует. Но это одновременно и угроза, и необходимость для России, что существенно меняет дело". В частности, "освоить в сельскохозяйственном отношении хотя бы благоприятные для этого обширные пустующие просторы востока страны способна только китайская иммиграция", и "если сибирская земля не будет освоена китайцами, она так и останется неосвоенной"[10].
А коль скоро китайская иммиграция, т.е. демографическая экспансия и неотвратима, и необходима для подъема экономики Дальнего Востока и Восточной Сибири, то сотрудничество с Китаем должно включать в себя и "широкое привлечение его рабочей силы не на временной, а на постоянной основе".
Прозвучавшие сенсационно, эти выводы превосходно написанных статей были подхвачены СМИ, в подаче которых демографическая гипотеза о 10 миллионах китайских граждан России стала звучать как освященный научным авторитетом императив, как фатальность, оставляющая россиянам единственный выход – покориться. Никто не обратил внимания, что выводы были привязаны к одному условию: "для поддержания численности населения".
Кто, однако, сказал, что главным приоритетом для государства должно быть именно поддержание численности населения любой ценой, любыми средствами, вплоть до допуска "на постоянной основе" миллионов чужаков? Приоритетом, наверное, должен быть вывод страны из кризиса, улучшение качества жизни – тогда со временем можно надеяться и на рост численности населения. Сокращение населения само по себе еще не может быть причиной для массового импорта рабочей силы. Другое дело, если сокращение по разным возрастным группам будет неравномерным, в результате чего возникает дефицит рабочих рук. Но тогда для определения размеров импорта нужно составить трудовой баланс, рассчитать количество вакантных рабочих мест в хозяйстве уже не нынешнего, а уменьшившегося населения. Надо полагать, их число будет существенно меньше, чем 17,5 млн. Но если так, тогда, может быть, для восполнения нехватки рабочих рук, по крайней мере в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, окажется достаточно миграционных резервов бывших союзных республик? Плюс, может быть, определенный контингент временных, контрактных рабочих из того же Китая, которых не придется включать в состав многомиллионного "второго по численности народа России"?
Авторы концепции утверждают, что после 2004 г. "трудоспособное население будет уменьшаться более чем по 1 млн. в год"[11]. В этом случае до 2050 г., т.е. за 45 лет, потеря, очевидно, составит не менее 45 млн. чел. Речь идет, подчеркиваем, о трудоспособном населении. Между тем прогноз ООН, на который ссылаются авторы концепции, дает нам цифры тоже, конечно, малоутешительные, но куда более скромные. Мы их уже приводили: это 17,5 млн. чел. общей убыли, включая и трудоспособное население, и нетрудоспособное. Имеются и другие прогнозы, значительно отличающиеся от вышеприведенных. Спрашивается: можно ли на основании произвольно выбранного приоритета (численность населения) и столь разноречивых прогнозов переориентировать на 180 градусов миграционную (или любую другую) политику, как то рекомендует данная концепция?
Вызывает недоумение и другая особенность концепции, на наш взгляд, еще более важная: критикуя нынешнюю миграционную политику правительства за забвение экономического потенциала китайской иммиграции (на наш взгляд, критикуя не вполне обоснованно), авторы концепции сами полностью игнорируют его вторую сторону, геополитическую. Мы имеем в виду вопрос о негативных последствиях нарушения этнодемографического баланса, прежде всего на приграничных территориях. Как ни странно, авторы четко признают наличие угрозы экспансии (выше мы отметили это), а затем полностью выводят ее из рассмотрения, как будто ее не существует. Мало того, их предложения прямо открывают ворота для китайской демографической экспансии, создают условия для ее форсирования.
В рамках академической модели масштабная демографическая экспансия, вероятно, может быть представлена в виде процесса выравнивания демографических уровней, и только. В реальности же этот процесс способен привести к самым драматическим результатам, вплоть до перекройки границ. Достаточно обратиться к опыту Косово, заселявшегося переселенцами из Албании, или к опыту Абхазии, заселявшейся грузинами, чтобы увидеть, какими тяжелыми могут быть последствия.
Несмотря на эти очевидные изъяны, концепция оказалась востребованной: она была положена в основу одного из разделов доклада Сибирь и Дальний Восток в России ХХI века, подготовленного в 2001 г. под эгидой Совета по внешней и оборонной политике. В докладе воспроизведены все основные идеи и многие формулировки цитированных нами выше статей. "Китайская миграция неотвратима", "ее надо оценивать как общественно значимую и государственно приветствуемую", внешняя миграция "одна только способна улучшить половозрастную структуру населения" сибирско-дальневосточных пространств – вот некоторые из тезисов доклада. Документ был подвергнут критике в прессе[12]: отмечалось, что он отражает стремление сырьевых корпораций (о которых в докладе говорилось в самых лестных тонах) обеспечить себя дешевой рабочей силой и что реализация его установок может привести к потере Россией Дальнего Востока и Сибири. При обсуждении доклада демографический раздел вызвал самый большой шквал возмущений.
Поднятая на уровень официального документа, концепция полностью сохранила алогизм и непроясненность некоторых своих коренных положений. Так, в ней справедливо утверждается: "Сокращение населения в слабозаселенных восточных районах, особенно вдоль китайской границы, представляется одной из серьезных угроз безопасности России"[13]. Вслед за чем предлагается, как и в цитированных выше статьях, "широкое привлечение" китайской рабочей силы "на постоянной основе". После этого невозможно понять: в чем же авторы видят опасность слабой заселенности восточных районов?
Здесь же возникает и другой немаловажный вопрос: имеют ли в виду авторы концепции сохранение за миллионами новых жителей китайского гражданства или же предоставление им российского? По всей видимости, авторы все-таки имеют в виду второй вариант, коль скоро предсказывают превращение китайцев во "второй по численности народ страны".
На наш взгляд, прежде, чем призывать к реализации подобного рода замыслов, стоило бы выяснить: а захотят ли сами китайцы принять российское гражданство? Пока что такого желания не видно. "Мигранты – это люди, готовые осесть в России на длительный срок и сохранить при этом китайское гражданство", - вот что говорят китайские специалисты[14]. А если захотят, рассчитывая получить за это какие-то привилегии – то станут ли действительно лояльными гражданами? Или своим присутствием сделают страну еще менее управляемой на всех уровнях государственной власти? И, пользуясь тесными связями с недавними соотечественниками - многочисленными родственниками и партнерами, оставшимися в Китае, придадут новые масштабы скупке по дешевым ценам сибирских сырьевых запасов – этому, ведь, российское гражданство не помеха?
Нельзя не заметить, что, излагая концепцию допуска в Россию миллионов китайцев, авторы ее попутно упоминают целый ряд рациональных идей, реализация которых позволила бы снизить ту самую «угрозу китайской экспансии», которая недвусмысленно признана ими самими. Однако эти упоминания никак не сказываются ни на общей направленности концепции, ни на ее заключительных рекомендациях. Естественно, и то, и другое как нельзя лучше соответствует стремлениям китайской стороны. Черпая сведения, надо думать, из российских же публикаций, она теперь уверяет нас: "Население России в последние 10 лет сократилось более чем на 6 млн. чел., одна только Сибирь испытывает острую потребность в рабочей силе, около 5 млн. человек. В этой ситуации выходом из положения могло бы быть использование качественной, дешевой и многочисленной китайской рабочей силы для участия в освоении обширных районов восточной части России...Если бы Китай экспортировал 1 млн. человек, то это было бы менее 1% населения России, но обеспечило бы обработку около 10% пахотных земель..."[15].
Параллелей такого рода можно найти немало. Дипломатически корректная китайская мысль о "великой северной целине" находит продолжение в рубленых формулировках документа Совета по внешней и оборонной политике: "Если Россия не согласится на определенных условиях предоставить землю китайцам, ее некому будет осваивать вообще"[16].
Таким образом, силы, определяющие позицию СВОП и относящиеся, по всей видимости, к крупному капиталу экспортно-сырьевого профиля, по традиции – покровители и спонсоры прозападных тенденций, теперь находят области соприкосновения с силами, действующими с китайской стороны. Не присутствуем ли мы в таком случае при формировании прокитайского лобби, обладающего мощными средствами воздействия на политику правительства?
С иных, фактически - противоположных позиций рассматривает проблему китайской иммиграции проф. Л.Л. Рыбаковский (Институт социально-политических исследований РАН) с группой единомышленников. Подход, игнорирующий разную направленность интересов России и стран-доноров, говорит он, "не сообразуется с национальными интересами, с геополитическими слабостями России в современных условиях"[17].
Сам проф. Рыбаковский исходит из того, что имеющее место на граничащих с КНР территориях России "разрушение демографического и профессионального потенциалов...на фоне стремительного роста заселенности Китая" может дать простор "тенденции замещения постоянного коренного населения иммигрантами из соседних стран", а это в перспективе меняет геополитическое положение Дальнего Востока и противоречит безопасности России[18]. Упрочить геополитическую ситуацию можно, но только с помощью специально для того разработанной миграционной политики. На Дальнем Востоке Россия всегда проводила особую стратегию, в том числе и в сфере миграции, поскольку политические факторы там всегда довлели над экономическими. Миграционная политика по Л.Л. Рыбаковскому включает в себя следующие направления: