Здесь следует отметить, что характерным признаком любой абсолютной монархии является преемственность власти. Сегодняшние США — абсолютный монарх над миром. Но монарх уникальный, который за время нахождения на вершине мироздания не только не подготовил себе преемника, но и зорко следил, чтобы преемник не вырос сам. Возможно, потому что США решили оставаться на пьедестале вечно. Правда, такая амбициозная цель создает определенные риски. Например, если супердержаве не удастся сохранить свой статус, то при отсутствии её преемника в мире может установиться хаос. Не менее вероятная альтернатива — мир станет многополярным. Возможно, в нем установится лидерство пяти или шести государств. Впрочем, не исключено, что всё останется так, как есть.
Но факт остаётся фактом: превращение США в единственную сверхдержаву заставило страны ЕС задуматься над своей ролью в будущем - они ищут пути восстановления своей значимости за счёт объединения усилий. Процесс создания Европейского Союза и единой европейской валюты позволил во многом сблизить основные показатели экономического и военного развития европейских стран и США, но противоречия стратегического характера при этом не исчезли, а, напротив, обострились.
Эксперты считают, что совокупная экономическая мощь Западной Европы в начале XXI в. фактически сравнялась с американскими показателями — 19,8% мирового ВВП, США — 21%. Сегодня по уровню населения Европа превосходит США на 40%, доля ЕС в мировом экспорте непрерывно растет и уже сейчас значительно превосходит долю США (37% - ЕС, 16,5% - США). Не прекращается торговая экспансия стран ЕС, соглашения об ассоциации были заключены с 80 странами. Создание общей европейской валюты ведёт к созданию биполярного международного экономического порядка, который может сменить американскую гегемонию. Несмотря на все издержки процесса интеграции в объединённой Европе и его противоречивость, Евросоюз может стать, наконец, реальным противовесом Соединённым Штатам.
Однако парадокс состоит в том, что ЕС — экономический гигант, но в глобальной политике играет роль пигмея. Избавится ли Европа от комплекса неполноценности?
2.2 Интересы или ценности?
Ценностные представления у Америки и Европы отчасти общие, отчасти различные.
К американским ценностям относятся смертная казнь; право частных лиц на обладание огнестрельным оружием; полномочия президента задействовать вооруженные силы без согласия парламента и без объявления войны; ситуация с заключенными, положение которых в значительной мере не регулируется правом и где произвольно принимается решение о том, что является пыткой, а что нет; нелегальные похищения граждан других государств, равно как и отказ выдать своих граждан Международному трибуналу. Уклонение от соблюдения международных обязательств сочетается с правом расторгать договоры, которые более не подходят Америке, а также вести превентивные войны, когда Америке это подходит. Национальное самосознание и мессианское сознание сплавились у американцев воедино.
Кампания США в Ираке была развернута не только ради нефти, неоконсерваторы настойчиво оправдывали её высшими ценностями («свобода», «демократия»); внешнеполитическая концепция, на которую она опиралась, напоминала идеологически обоснованный крестовый поход.
Дело в том, что противоречие между политикой, ориентированной на ценности, и политикой, основанной на интересах, традиционно находится в фокусе теоретических дискуссий в сфере международных отношений - реализм против идеализма. При этом у ценностей в кругах критически настроенной общественности Европы более позитивный имидж. В Германии как-то не принято открыто обосновывать внешнюю политику национальными или региональными коллективными интересами -даже если Европа фактически действует в соответствии с ними. На интересы, в свою очередь, ориентирована холодно-рациональная, подчеркнуто сбалансированная и сугубо профессиональная школа международной политики, которую трудно заподозрить в наивности. Но это противоречие неверно — ни один, ни другой подход не обладает достаточной глубиной.
Согласно профессору Эгону Бару (род. 1922) ценности и интересы практически не соприкасаются друг с другом, определение интересов Европы происходит без особой зависимости от ценностей. Но внешняя политика, ориентированная исключительно на интересы, не учитывает особый характер и особую силу Европы. Американский политолог Джозеф Най впервые применил термин «soft power». В нем четко отразилось властное измерение политики, основанной на системе ценностей: «мягкая сила» - это влияние через убеждение, культурную привлекательность, с помощью мирных средств. «-Soft power» всегда будет сильной стороной Европы. Перед лицом глобальных вызовов эти сильные стороны и способности приобретают особую значимость.
Современная международная политика должна отвечать требованию учитывать в процессе глобализации экологические и социальные аспекты. Она отмежевывается от ориентированной на экономические интересы, национально детерминированной политики народных партий, от радикально-рыночного интернационализма неолибералов, а также от популистско-националистического изоляционизма левых партий.
Наряду с изменением климата центральными вызовами нашего века являются конкуренция за дефицитные ресурсы, глобальная бедность и маргинализация, а также растущее распространение оружия массового поражения.
Постоянное разрастание проблем — в частности, в результате поляризации между бедными и богатыми или из-за хронического дефицита модернизации - вызывает новые конфликты. Они не обязательно возникают на линиях культурных или религиозных водоразделов; но попытки их разрешения с помощью негосударственного насилия и террора становятся более вероятными. Чтобы ответить на подобные угрозы, необходимо бороться с вызовами, лежащими в их основе. Поэтому Бар делает верный вывод о том, что никакие проблемы нашего времени не могут быть разрешены вооруженной силой, что это можно сделать только посредством мирного сотрудничества. Глобальные вызовы требуют многостороннего подхода, сотрудничества и преимущественного использования мирных средств.
Рассматривать терроризм как угрозу особого рода — это слишком мало. Бушевская «war on terror» бесперспективна именно потому, что она никак не связана с необходимостью срочных мер по защите климата, справедливому распределению ресурсов и преодолению глобальной бедности. Тот, кто занимается «жесткой» темой борьбы с терроризмом в таком изолированном режиме, ничего не сможет сделать для укрепления глобальной безопасности.
Конечно, новый террор - это ужасное явление, прежде всего для людей в Ираке. Но, несмотря на теракты в Нью-Йорке, Мадриде и Лондоне, это еще не глобальная чума. В мировом масштабе от болезней, вызванных плохим качеством воды, от голода, засухи, наводнений и гражданских войн гибнет во много раз больше людей. Поэтому подходы Европы к решению глобальных проблем должны быть совсем иными, чем это предусматривает доктрина безопасности США, ориентированная в первую очередь на военные средства. Политика Европы должна быть нацелена на решение глобальных проблем, лежащих в основе терроризма. Стабилизация процессов развития с помощью военных средств сюда, конечно, тоже относится, но это далеко не все. Было бы также недостаточно дополнить «войну с террором» парой специалистов, помогающих решать проблемы развития. Нам нужен широкий подход к предупреждению конфликтов, включающий в себя политику в области развития, разоружения, энергетики и защиты климата, а также решительную борьбу с массовой бедностью. Все эти сферы так или иначе связаны с безопасностью. Именно такой должна быть направленность международной политики Европы.
2.3 Европе недостаёт милитаризма
Истинная проблема Евросоюза: внутренние разногласия. Противниками европейской дееспособности являются европейские национальные государства, внутренняя конкуренция, из-за которой Соединенным Штатам так легко удавалось и удается Европу раскалывать и использовать в собственных целях.
Бар называет очевидную проблему, но перемещает её решение в сферу соотношения между расширением и углублением ЕС. Достичь общеевропейской дееспособности было бы, конечно, проще, если бы ЕС избавился от трудных членов. Так, он фактически высказывается за то, чтобы приставить Великобритании и Польше пистолет к груди и потребовать, чтобы те раз и навсегда решили, за кого они - за ЕС или за США. Расширение Бар, кажется, рассматривает лишь как успешный «английский проект», цель которого состоит в сохранении особой трансатлантической позиции Великобритании. По мнению Бара, Европа и так уже слишком «растянута». Сосредоточившись на укреплении геостратегических позиций Европы, он просто теряет из виду самые сильные стороны Европы: мир, благосостояние, многообразие.
Расширение ЕС на восток и потенциальное вступление Турции положительно влияют на мир и сотрудничество в Европе. В остальном мире ЕС уже сейчас уважают как альтернативную модель сосуществования народов по сравнению с политикой США, которые часто выступают с великодержавных, гегемонистских и милитаристских позиций.
Внешняя политика Европы никогда не будет столь же однородной и строгой, как политика отдельного национального государства. Об этом можно сожалеть, но в этом можно также видеть и преимущество. Европа многообразнее, сложнее, она ориентирована на модель управления на нескольких уровнях, которые уравновешивают и контролируют друг друга. Цель Европы не в том, чтобы по образцу классических национальных государств стремиться к великодержавному статусу или гегемонии. Тот, кто ориентируется на такие цели, будет всегда видеть одни лишь недостатки. Европа оказывает влияние на других примером, живым воплощением таких ценностей, как переговорная демократия, миролюбие, право, многообразие.