Опасения, которые испытывает как население, так и администрация дальневосточных краев и областей, подкрепляются «умозрительными» аргументами о возможном в будущем переселении, «перетекании» миллионов китайцев через границу (а так как на Дальнем Востоке проживает всего 7-8 млн. человек, то, чтобы уравнять там численность россиян и китайцев, Китаю достаточно «отрядить» на это лишь полпроцента своего населения). При этом, как справедливо замечает Д. Тренин, у нас как-то забыли, что накануне Первой мировой войны на Дальнем Востоке с его тогда немногочисленным местным населением существовала китайская диаспора численностью в 300-500 тыс. человек. К тому же лишние рабочие руки в условиях экономического подъема вовсе не были бы лишними, а использование китайских контрактников уже в 90-е годы приносило положительные экономические результаты . Главный вопрос, стоящий перед центральными и местными властями России, состоит, конечно, в том, как обеспечить оживление экономики, но ему сопутствует и решение задачи повышения порога нормального (толерантного) отношения местных жителей к иммигрантам.
Еще одним препятствием в культурно-гуманитарной области служит «шлейф» традиции, сложившейся в эпоху советско-китайской дружбы и «развитого социализма». С российской стороны он проявляется, во-первых, в идеологизированном подходе к связям с КНР, сохранении за ними функции более предпочтительного идейно-политического и внешнеполитического выбора, а также восприятии опыта экономического и политического развития Китая в 80-90-х годах как модели, образца для подражания (по принципу «вот как надо было»). Во-вторых, от прежних времен остался в России комплекс превосходства, отсутствие живого интереса к Китаю, неглубокий характер контактов официальных лиц.
Недостаток понимания меняющегося соотношения сил между двумя державами соседствует с «демонизацией» Китая, возрождением страха перед ним. Всего заметнее эти комплексы проявляются в сознании политического класса, и притом традиционно позитивные настроения больше распространены среди представителей столичной элиты, а негативные - у значительной части провинциальной, сибирской и дальневосточной бюрократии. Китайское общество, медленно эволюционирующее в сторону более открытого, страдает схожими проблемами посттоталитарного менталитета. Большое значение для последнего имеет поиск внешнего врага и списывание на него причины всех несчастий. В роли такового как в официальном политическом, так и общественном, бытовом сознании выступают империализм и гегемонизм.
Отношение к России отличается двойственностью: с одной стороны, она наследница колониального экспансионизма царской России, с другой - не забыт период «братского» единения с ней в борьбе с Западом. Россия воспринимается некоторой частью общественного сознания как партнер в борьбе за справедливость, но из-за ограниченности контактов между китайцами и русскими эти настроения носят по преимуществу отвлеченный характер.
Вместе с тем распространенные в китайском обществе антиимпериалистические и антизападные настроения дают возможность властям легко мобилизовывать массы для участия в акциях протеста против диктата США и Запада на мировой арене. Схожие или близкие позиции Китая и России по этим международным проблемам лежат в основе еще одной составляющей стратегического партнерства. Ее проявлением можно считать реакцию двух государств на меры по «продвижению НАТО на восток». Их неприятие Москвой нашло понимание в Пекине, где заявили о поддержке ее позиции. В то же время Россия, по мнению китайской стороны, вяло отреагировала на укрепление американо-японского оборонительного сотрудничества, о чем было объявлено в сентябре 1997г., хотя оно похоже на дальневосточный аналог расширения НАТО. Одним из ключевых положений, определяющих сходные позиции двух государств в мировых делах, нужно считать убеждение в сохранении за национальным (территориальным) государством всех функций и прерогатив, недопустимости нарушения его суверенитета и вмешательства во внутренние дела. Именно последнее вдохнуло, как представляется, новую жизнь в приверженность концепции пяти принципов мирного сосуществования. Государственной безопасности и целостности угрожают прежде всего национально-сепаратистские движения на окраинах, в периферийно-пограничных регионах крупных и сложных образований, к которым относится и Россия, и Китай. Существенно при этом, что у двух государств имеется во многом общая буферная зона, в которой происходят весьма бурные процессы усиления культурно-цивилизационной и этнонациональной идентичности.
Разделяющий Россию и Китай пояс состоит в основном из фрагментов так называемого мусульманского мира, обладающего наиболее выраженным динамизмом в первую очередь в демографическом плане. Оба государства сталкиваются таким образом со сходным вызовом (в Российской Федерации он дает о себе знать прежде всего на Кавказе, а в КНР - на северо-западе, в Синьцзян-Уйгурском автономном районе). Это, несомненно, способствует сближению позиций Москвы и Пекина по таким вопросам общемировой повестки дня, как борьба с религиозным экстремизмом, международным терроризмом, контрабандой оружия, наркотиков и т.п.
Любопытно, что, хотя мировое сообщество, возглавляемое ныне США и Западом в целом, также выступает против этих явлений, однако его позиция во многом принципиально иная: она исходит из признания возможности нарушения отдельными государствами прав человека, а также интересов национальных и конфессиональных меньшинств и потому допускает вмешательство, иногда весьма радикальное, в их (государств) суверенные дела. То, что при этом западное сообщество оказывается нередко в роли защитника мусульман, придает его политике некоторый происламский оттенок и вызывает обеспокоенность у стран, которым угрожает исламский экстремизм, а к числу последних относятся Россия и Китай, а также Индия.
В Москве и Пекине по этой причине с полным правом рассчитывают на долговременное партнерство по кардинальным вопросам глобальной и региональной повестки дня. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что как китайская, так и российская сторона на нынешнем историческом этапе не склонны придавать своим отношениям характер исключительности и недвусмысленной направленности против Запада.
Симптоматичны в этом смысле фразеология и действия руководства КНР. Китайские руководители неизменно подчеркивают, что стратегическое партнерство с Россией вписывается в «международные отношения нового типа», которые не являются «ни союзническими, ни конфронтационными», и что оно не направлено против третьих стран. В ходе своего визита в Россию в ноябре 1998г. Цзян Цзэминь счел необходимым особо подчеркнуть, что обе страны находятся в процессе продвижения к рынку, а также что Китай работает над созданием системы конструктивного, стратегического партнерства с США. О такого рода намерениях, кстати, было объявлено во время его пребывания в Вашингтоне в октябре 1997г. Соответствовали словам и действия Пекина на американском направлении. Характерно, что достигнутое в 1996г. соглашение о «горячей линии» связи между высшими руководителями России и Китая было осуществлено лишь в 1998г., после того как вступило в действие аналогичное средство коммуникации между Пекином и Вашингтоном. Ухудшение в китайско-американских отношениях, пришедшееся на конец 1998 и 1999 гг. и вызванное действиями НАТО на Балканах, а также скандалом в связи с обвинениями КНР в шпионаже, попытках получить доступ к секретам американских разработок в ядерной области, было не слишком продолжительным. В начале 2000 г. стороны договорились о компенсации за ущерб, причиненный зданию посольства КНР в Белграде, и продвинулись по пути присоединения Китая к Всемирной торговой организации (ВТО).[7]
Российская сторона также долгое время старалась избегать использования укреплявшихся связей с Китаем в антизападном контексте. Интересно, что идея установления с Пекином стратегического партнерства принадлежит последовательному стороннику развития связей с Западом первому министру иностранных дел России А.В. Козыреву, который высказал ее в ходе официального визита в Китай еще в январе 1994 г. Известный антизападный налет, между тем, проявился позднее, в предложении Е.М. Примакова об обсуждаемом стратегическом треугольнике Россия - Индия - Китай. Он нашел явное отражение в эмоциональном антиамериканском выпаде президента Б.Н. Ельцина в ходе его последнего неофициального визита в Пекин в декабре 1999г. В начале 2000г., однако, обнаружились признаки ослабления напряженности в отношениях между Россией и Западом. Этому способствовало завершение активной фазы операции НАТО в Косово и российской войсковой антитеррористической операции в Чечне.
Итак, накануне XXI века между Россией и Китаем наладились широкие и взаимовыгодные контакты в различных областях. Это позволяет сторонам надеяться на долгосрочное партнерство, имеющее весьма существенный для них характер. Впрочем, в перспективе в системе взаимоотношений двух крупнейших евразийских государств могут возникнуть осложнения, возможны коллизии и столкновение интересов.