Последнее время, параллельно с внутренними преобразованиями, Тайвань заметно повысил активность на международной арене, главным образом в сфере экономических связей. С 1988 г. Тайвань возобновил участив в работе Азиатского банка развития (который он бойкотировал с 1986 г., когда в банк была принята, КНР, а тайваньская делегация получила наименование "Тайбэй, Китай"). Тайваньские фирмы получили разрешение на прямую торговлю с восточноевропейскими странами (объем торговли в 1988г. - 400 млн. долл.) и начали налаживать контакты с советскими торговыми организациями. Были поставлены вопросы об открытии торгпредств в Белграде, Будапеште и, соответственно, в Тайбэе, о взаимном с Филиппинами предоставлении режима наибольшего благоприятствования. Состоялось решение о том, чтобы позволить социалистическим странам открывать на взаимной основе торгпредства на территории Тайваня. Поднят вопрос о вступлении Тайваня в ГАТТ.
В основе всех этих шагов лежит стремление тайваньского бизнеса найти новые источники сырья и рынки сбыта, уменьшив тем самым зависимость от главного - американского рынка, доступ к которому сужается из-за протекционистских мер, принимаемых Вашингтоном. Очевидно, однако, что вся эта деятельность имеет и определенный политический подтекст: упрочение международных позиций Тайбэя. В резолюции ЯП съезда Гоминьдана наряду с тезисами об "укреплении обороны" Тайваня, обеспечении производства современных вооружений независимо от внешних поставок фигурировало и решение проводить "более гибкую" политику с целью "сохранить и умножить сотрудничество с международным сообществом". Судя по сообщениям прессы, в верхнем эшелоне Гоминьдана вынашивают мечту о постепенном преодолении дипломатической изоляции на основе "двойного признания", видный деятель Гоминьдана Дян Сунчжун в одном из выступлений прямо указал на "возможность установления дипломатических отношений и обмена послами со странами, у которых есть такие отношения с КНР"[9].
Все это свидетельствует как будто бы о нарастании тенденций к превращению острова в самостоятельное государственное образование. Однако, с нашей точки зрения, подобные тенденции нежизнеспособны. Главной причиной этого является твердая позиция руководства КНР, которое, опираясь на огромный международный авторитет и мощь своей страны, категорически отвергает всякую мысль о политическом отчуждении одной из ее провинций. "Мы решительно возражаем против каких бы то ни было выступлений или акций, ведущих к независимости, - подчеркнул Ли Пэн на сессии ВСШ в 1989 г.
В Пекине осуждают "гибкую дипломатию" Тайбэя, резонно усматривая в его аланах создания сети торгпредств и консульств, участия в межправительственных организациях, в которые не входит КНР, попытки постепенного приобретения официального международного статуса. С целью пресечения сепаратизма руководство КНР сохраняет за собой право прибегнуть к самым решительным мерам.
В этих условиях поддержка, оказываемая в Соединенных Штатах сепаратистскому течению, имеет весьма ограниченные размеры и формы. Характерный пример: если конгресс одобряет в отношениях США с Азиатским банком развития использование названия "Китайская Республика", то Белый дом спешит подчеркнуть неизменность своего подхода к правительству КНР как "единственному законному правительству Китая" (так было в 1983 г. и в 1988 г.). Реверансы в сторону приверженцев "независимости" используются Вашингтоном главным образом как инструмент политической игры в отношениях с Пекином и Тайбэем. Не случайно со стороны самих сепаратистов слышатся жалобы на безразличие, пренебрежительное отношение со стороны США. Однако Соединенные Штаты не могут действовать, игнорируя твердую линию Пекина. "Если бы на острове началась кампания за независимость, США попади бы в весьма неприятное положение. Мы оказались бы между двух огней", - отмечают американские обозреватели[10]. Во время визита в КНР в 1989 г. Дж. Буш, подтвердив приверженность США формуле "один Китай" и принципам трех совместных коммюнике, подчеркнул: "США открыто провозглашают эту политику, дабы показать, что они выступают против раскольнических элементов на острове".
На Тайване же идея "независимости" не пользуется популярностью (по данным опросов, ее одобряло 9,5 % населения, тогда как против было 65 %).
Мало того, что Пекин относится к ней абсолютно непримиримо, - пропаганда "независимости" официально запрещена как противоречащая принципам политики Гоминьдана и квалифицируется как преступление. Президент Ли Дэнхуэй на первой же своей пресс-конференции подтвердил: движение за независимость Тайваня "не может выжить ни во внутреннем, ни в международном плане. Народ не поддерживает его... Требование независимости - самая серьезная угроза стабильности на острове. Пропаганда независимости считается подстрекательством к мятежу"[11].
Основной носитель идей "самоопределения" и "независимости" - ДПП, несмотря на некоторые успехи в избирательной борьбе, по своему политическому авторитету в стране значительно уступает Гоминьдану, к тому же те, кто поддерживает ее как соперника Гоминьдана, совсем не обязательно разделяют идеи "независимости".
С континента пропаганда КНР подвергает сепаратистов из ДПП острым атакам, характеризуя их как "группку лиц с опухолью головного мозга", которым политические лозунги служат "средством для достижения личной власти и удовлетворения собственных интересов".
Дело, впрочем, не только в позиции КНР, или тайбэйских властей, или США. Население Тайваня осознает себя частью китайской нации - чем, собственно говоря, и объясняется глубокий интерес тайваньцев к жизни соотечественников по ту сторону пролива, проявившийся с такой силой, как только были разрешены поездки на континент. (Уместно напомнить, что в Шанхайском коммюнике зафиксировано "понимание" Соединенными Штатами того факта, что "все китайцы по обеим сторонам Тайваньского пролива признают существование только одного Китая".)[12]
Сами тайваньские ученые подвергают критике идеологию сепаратизма. Они, в частности, указывают: отчуждение от Китая на некоторый период какого-либо района нельзя рассматривать как достаточное основание, чтобы ставить вопрос о самоопределении. Например, Дунбэй находился под японским господством 14 лет, а Дяодунский полуостров - 40 лет. Можно ли в этих случаях выдвигать требование самоопределения?
Совокупность рассмотренных выше обстоятельств позволяет заключить, что усилия, направленные на превращение Тайваня в отдельное государство, скорее всего, обречены на неудачу, все равно, будут ли они осуществляться под броскими лозунгами "самоопределения" или "независимости" или же без излишнего шума, в виде "гибкой" политики.
Импульсы этому процессу дают три обстоятельства. Первое из них - это стремление уходящих с политической сцены ветеранов Гоминьдана под занавес закрыть проблему Тайваня. Исходная позиция Гоминьдана в отношении объединения была еще раз подтверждена Ли Дэнхуэем, заявившим: "Партия будет продолжать борьбу за возвращение на материк". Утопичности цели вполне соответствует утопичность представлений о средствах достижения: демонстрируя достижения Тайваня, "побудить Китай осудить коммунизм". По меткому замечанию одной из американских газет, "Гоминьдан заражен почти миссионерской идеей обратить континент в свою веру". Важно, однако, что такая постановка вопроса содержит в себе зачаток конструктивности, поскольку предполагает диалог с Пекином во изменение официальной политики "трех нет" ("никаких контактов, переговоров и компромиссов")[13]. Между тем, веление времени побуждает влиятельных деятелей Гоминьдана уже сейчас искать пути к налаживанию сотрудничества с материком - правда, не выходя за рамки своих мифообразных воззрений.
Специфическим проявлением этого стремления стали неординарные - скажем так - акции некоторых, видных гоминдановцев старшего поколения. Так, вскоре после XIII съезда Гоминьдана 35 ветеранов партии - членов совещательного совета ЦК, включая такую крупную фигуру, как Чэнь Лифу, выдвинули пакет предложений, предусматривающих организацию консультаций с Пекином, создание атмосферы доверия и, в "конечном счете, воссоединение обеих частей Китая "на основе китайской культуры". (Пресса КНР, сообщая об этой инициативе, отметила наличие в ней как "некоторых нецелесообразных формулировок", так и "позитивных конструктивных предложений".)
Еще дальше пошел один из старейших членов Законодательного юаня Ху Циюань, выдвинувший предложение о налаживании контактов с руководителями КНР и создании совместного правительства и совершивший поездку в Пекин, где был принят Ли Сяньня-нем и Дэн Инчао. В результате Ху Циюань был исключен из Гоминьдана.
При всем своем прожектерском характере эти акции, тем не менее, несут в себе элементы реализма, которые при соответствующих условиях могли бы сработать в пользу сближения двух частей Китая.