Вообще после распада Оттоманской империи миф о том, что иранский Азербайджан некогда являлся частью единого азербайджанского государства, впоследствии разделенного искусственно на две части, неоднократно использовался азербайджанскими националистами для оправдания территориальных претензий по отношению к Ирану. Более того, сторонники Народного фронта Азербайджана не только отстаивают идею единства двух Азербайджанов, но и утверждают, что границы этого единого Азербайджана доходят до города Казвин вблизи Тегерана.
В связи с этим Иран всегда подчеркивал свою приверженность принципу территориальной целостности всех государств региона и нерушимости существующих в регионе границ.
Вакуум, образовавшийся после распада Советского Союза, поспешили заполнить не только Иран, но и другие силы, присутствие которых в регионе, а в особенности в непосредственной близости от своих границ, Иран не устраивало.
Естественно, в Тегеране хотели бы распространения в регионе и исламских ценностей, так как Иран пытался выступать также в роли лидера исламского мира. Однако даже в первые годы после исламской революции в Иране были очень редки призывы экспортировать исламскую революцию в центрально-азиатские и закавказские республики СССР. Если такие призывы к советским мусульманам имели место, то они делались в гораздо более мягкой форме, чем аналогичные обращения к мусульманам арабских стран, более суровой критике подвергались и режимы последних.
После распада СССР Иран неоднократно заявлял, что не ставит перед собой цель распространить в этих республиках революционные идеи. В 1992 году Камаль Харрази, будучи представителем ИРИ в ООН, заявил, что народы описываемого региона имеют право выбирать свой путь, и Иран не будет навязывать им своей дружбы. Скорее он рассчитывает на хорошие соседские отношения [32]. А Али Акбар Велаяти, будучи министром иностранных дел ИРИ, заявлял, что Иран формирует свою политику в регионе таким образом, чтобы избежать столкновения с Россией [33]. После распада СССР Москва сохранила для Ирана большую значимость. Тегеран хотел, чтобы Россия уважала договоры, которые он подписал с СССР, и отвечала за их соблюдение, старался не давать повода России для выхода из этих договоров. Подчеркивалась важность соглашений, достигнутых за последние годы, особенно соглашений по торговле и вооружениям. Таким образом, несмотря на свое желание распространять идеологическое влияние в Центральной Азии и Закавказье, региональная стабильность и взаимовыгодные двусторонние отношения, как оказалось, имеют для Ирана большее значение. Как писала газета «Кейхан-е хаваи» в 1993 году, «изменение во внешнеполитической линии не означает отхода от принципов исламской революции, а является показателем осознания новых возможностей и попыткой использовать их как можно лучше в интересах революции» [34].
В ходе поездки в 1993 году по странам Центральной Азии президент ИРИ Хашеми-Рафсанджани подчеркнул, что основной целью его визита являются деловые контакты, в то время как ранее министр иностранных дел ИРИ Велаяти заявлял, что Иран рассматривает свои отношения со странами Центральной Азии не с коммерческой точки зрения [35]. Здесь отчетливо проявился прагматизм иранского руководства, ведь данное заявление делалось, вероятно, с учетом того, что центрально-азиатские страны неоднократно высказывались о своем желании развивать с Ираном преимущественно экономические отношения, без идеологического подтекста. Так, один из представителей туркменского МИД заявлял, что Иран нужен Туркменистану, чтобы доставлять к морю туркменские товары, но что Туркменистан вовсе не желает превращаться в исламское государство. В таком же духе высказался и бывший глава Духовного управления мусульман Центральной Азии муфтий Мохаммед Юсуф Мохаммед Садег, заявив, что для Узбекистана более приемлемым является турецкий путь развития [36].
Вообще иранский шиитский ислам вряд ли может быть широко воспринят в Центральной Азии, население которой в основном составляют сунниты ханифитского толка. Исключением является лишь Азербайджан. После обретения независимости религиозные деятели Центральной Азии ездили учиться в теологические центры Турции, Пакистана, Египта, Саудовской Аравии, Марокко, но не Ирана. Когда еще во времена Советского Союза поднялась волна исламистского движения, и была создана Партия исламского возрождения, ее идеологи обращались главным образом к трудам суннитских, а не иранских мыслителей [37]. Исламские организации и движения, создававшиеся в центрально-азиатских и закавказских республиках Союза, получали значительную поддержку извне – в основном со стороны различных исламских фондов, а также ряда исламских государств, главным образом арабских стран и Пакистана. ИРИ также способствовала развитию в регионе исламского движения, что было продиктовано иранскими геополитическими устремлениями – необходимостью создания идеологической базы для проникновения в регион, однако делала это в завуалированной форме. Иран, несмотря на благосклонное отношение к исламистам, избегал оказания открытой поддержки исламским движениям по политическим соображениям, ведь это могло привести к осложнению отношений с Москвой, а после распада Союза – и с руководством новых независимых республик, изначально выступившим за построение светских государств.
Наиболее ярко деятельность ИРИ на указанном направлении прослеживается в Таджикистане и Азербайджане. В других новых независимых государствах причастность Ирана к поддержке исламских организаций также нельзя отрицать. Например, в организации терактов в Ташкенте в феврале 1999 года президент Узбекистана И.Каримов обвинил исламистов из проиранской группировки «Хезболлах».
Иран неоднократно принимал у себя активистов оппозиционной Исламской партии Азербайджана, передавал им значительные финансовые средства, пропагандистские материалы для распространения, организовывал для них курсы религиозно-политической деятельности, чем неизменно вызывал негативную реакцию в Баку. Президент Эльчибей обвинял ИРИ в пособничестве развитию в Азербайджане исламского фундаментализма. В период между 1996 и 1998 годами в Азербайджане были закрыты почти все исламские центры, замеченные в пропаганде идей радикального ислама.
В Таджикистане еще до распада СССР Иран рассматривал Партию исламского возрождения как потенциального союзника и уделял этой советской республике особое внимание. Радикальное крыло исламской оппозиции заявляло о стремлении установить в Таджикистане исламское государство, что не могло не импонировать ИРИ. Тем не менее после начала конфликта в стране Ирану пришлось проводить на этом направлении более осторожную политику, чтобы не испортить отношения с Россией и центрально-азиатскими странами. И Иран нашел другой путь оказания влияния на развитие событий в Таджикистане: он стал активно принимать участие в межтаджикском урегулировании, где с учетом его влияния на Объединенную таджикскую оппозицию сыграл важную стабилизирующую роль. В 1994 году представитель Ирана принял участие в первом раунде межтаджикских переговоров, состоявшихся в Москве. Иранские официальные лица участвовали в подписании Общего соглашения об установлении мира и национального согласия в июле 1997 года. Иран выступил наряду с Россией основным политическим гарантом имплементации данного соглашения. Необходимо отметить, что от поддержки таджикских исламистов Иран не отказался, однако свои действия на данном направлении он старается не афишировать.
В Иране вскоре осознали, что более прочной базой для интенсивного проникновения в регион и распространения там его влияния может стать культурная доминанта. В Тегеране произошла быстрая переориентация на возрождение культурной общности. Стало активно, особенно в 90-е годы, пропагандироваться общее культурное наследие региона. При этом делается акцент на необходимость культурного возрождения для обретения истинной независимости, возрождения былого величия, и подчеркивается, что в этом Иран готов оказать значительную помощь.
Это новое направление внешнеполитического курса совпало с тем, что в Иране уже с конца 80-х годов одновременно с ослаблением жесткого исламизированного идеологического курса в политике и культурной жизни страны заметнее начинает проступать традиционный, собственно иранский элемент [38]. Провозглашается приверженность классической традиции в культурной политике, демонстрируется стремление объединить ученых Азии и всего мира вокруг ценностей персидской классической поэзии и наследия Фирдоуси. Особый акцент делается на роли эпоса Фирдоуси для народов всего региона. Именно на эти факторы возлагается задача создания почвы для интегрирования в регион с общими культурными и экономическими предпосылками [39]. Культурно-политическая доктрина Ирана в регионе отходит от чисто исламских постулатов и ориентируется на распространение и пропаганду памятников иранской культурной традиции – персидского языка и поэзии, текста Корана на фарси, реконструкцию исторических традиционных связей, распространение общих этнических доисламских и исламских принципов. При этом исламское наследие присутствует в доктрине лишь как некий общий фон [40].
Например, в Тегеране заявляли, что при формировании такой чисто экономической организации, как ОЭС, роль иранского культурного наследия позволит консолидировать экономический союз стран и обрести в исламском мире свой устойчивый имидж.
В 1995 году министр иностранных дел ИРИ А.А.Велаяти провозгласил обращение к принципу исламского идеолога Али Шариати «возврат к себе» (базгяшт бе ход), который, по его мнению, действенен и проявляется в культурном, политическом и экономическом контексте жизни региона. Он говорил о региональных связях Ирана и Центральной Азии, успех и реальность осуществления которых «гарантирует общее для этих стран культурное наследие» [41]. Данное заявление, если рассматривать его в контексте иранской региональной политики в Центральной Азии и Закавказье в 90-е годы, наглядно демонстрирует, как Иран использует идеи общей культуры для развития связей и укрепления своего влияния и положения в странах региона. Интересно, что при этом подчеркивается, что иранская культура не является чем-то привнесенным извне для стран региона, а представляет собой часть их собственного культурного прошлого. Таким образом, это приобретает вид не пропаганды собственно иранской культуры, а призыва к возвращению к своим корням, к своему славному прошлому, трепетное отношение к которому является традиционной частью культуры восточных народов вообще, а не только народов данного региона.