Начавшаяся нормализация между СССР и монархиями Залива вряд ли проходила без молчаливого согласия Эр-Рияда. Это заключение не следует интерпретировать как автоматическую зависимость саудовских партнеров в принятии внешнеполитических решений. Однако отход от линии на фактическую блокаду СССР в районе Персидского залива, которой придерживались пять из шести монархий (кроме Кувейта), был вопросом большей политической важности, чтобы осуществляться без ведома признанного лидера, располагавшего достаточными средствами для противодействия такому процессу. Думается, что кувейтский «эксперимент» наглядно убеждал, в том числе Саудовскую Аравию, что даже в условиях «холодной войны» взаимодействие с Москвой имело позитивную отдачу. Новым сигналом вполне дружественного настроя советской стороны и готовности внести вклад в обеспечение безопасности явилось выделение в 1987 г. по просьбе Кувейта военного сопровождения для его трех танкеров, что, в свою очередь, легитимизировало военно-морское присутствие СССР в Персидском заливе.
Занятая СССР позиция была оценена ОАЭ, решившимися на подписание первого межправительственного соглашения о поставках специмущества. Открытый характер стали принимать контакты с саудовским королевством (визиты министра нефти Хишама Назира в 1987 г. во главе делегации ОПЕК и министра иностранных дел Сауда Фейсала в 1988 г. в качестве главы делегации ССАГПЗ). Принц Сауд сигнализировал о возможности возобновления дипломатических отношений, прекратившихся де-факто в конце 30-х годов, в случае вывода советских войск из Афганистана5. В принципе, это пожелание вписывалось в формировавшуюся новую советскую концепцию на афганском направлении.
Начало третьему этапу (1990 г. – по настоящее время) положило вторжение Ирака в Кувейт. Другой его принципиальной составляющей стал распад СССР и образование РФ как его правопреемника, в том числе в отношениях с «аравийской шестеркой».
Иракская агрессия внесла окончательный перелом в саудовский подход к Москве. Стремясь закрепить СССР на позициях неприятия иракской агрессии, Сауд Фейсал дважды наносил визиты в Москву во второй половине 1990 г. (сентябрь и ноябрь). Именно в ходе этих контактов была достигнута окончательная договоренность об обмене послами. На следующий год в мае было открыто посольство СССР в Эр-Рияде, а в декабре – саудовское в Москве. На аналогичные шаги параллельно пошел и Бахрейн.
Таким образом, принципиальный процесс нормализации полностью уложился в рамки «перестройки», т. е. до распада СССР. Объективная оценка этого факта представляется важной для понимания мотиваций, которыми были движимы страны ССАГПЗ. Он свидетельствовал о качественном изменении идейно-политического восприятия перестраивавшегося советского режима, который перестал рассматриваться как враждебный. В то же время монархии Залива продолжали считать СССР супердержавой, способной реально воздействовать на ситуацию в Персидском заливе.
Характерно, что именно на этапе «перестройки», положительно оценивая трансформацию советского режима и желая поддержать обновленческую направленность процессов, страны ССАГПЗ приступили к оказанию финансовой помощи СССР. Однако начавшийся военно-политический кризис в Заливе, а также распад СССР заблокировали кредитную линию, хотя занятая Москвой позиция осуждения иракского вторжения в Кувейт катализировала процесс ее сближения со странами ССАГПЗ.
Египетский историк Гамаль Касем, анализируя политическую линию СССР в связи с «кувейтским кризисом», явно гипертрофирует экономические мотивации формировавшегося советского подхода (дескать, потребность в экономическом содействии США во многом подвигла Москву на схожие оценки военно-политических событий в Персидском заливе)6, поскольку из всех стран Ближнего Востока именно с Ираком экономическое партнерство имело наиболее высокую отдачу – общий остаток его платежных обязательств по выполненным контрактам составлял 7 млрд. долл., на объектах сотрудничества трудились 8 тыс. советских специалистов7. СССР не мог согласиться с иракской агрессией, потому что она вступала в прямое противоречие с самой сутью формировавшейся его новой внешнеполитической доктрины, практическим курсом в международных делах. Более того, действия Багдада не соответствовали политическому и нравственному алгоритму происходивших в нашей стране перемен.
Но тот же Гамаль Закария прав, показывая, что Москва отнюдь не стремилась дистанцироваться от Ирака, отдать эту проблему на откуп Вашингтону. Спецпредставитель президента Е.М. Примаков вылетал в Багдад, чтобы убедить Саддама Хусейна занять реалистическую позицию8. Советская сторона уклонилась при этом от настойчивых предложений Вашингтона войти в состав антииракской коалиции и принять участие в военных действиях против суверенного Ирака.
Финансирование операции «Буря в пустыне», оказание многопланового содействия силам антииракской коалиции, многомиллиардные оборонные заказы, естественно, ограничили кредитный потенциал «аравийской шестерки». Но есть иные аргументы, объясняющие прекращение наметившегося было финансового потока из стран ССАГПЗ в России. Политическая причина видится в том, что в условиях распада СССР и биполярной системы миропорядка Россия как правопреемник перестала рассматриваться ими в качестве супердержавы. Руководители «шестерки» не отрицают способность Москвы оказывать воздействие на обстановку в зоне Персидского залива. Однако к концу десятилетия они, похоже, утвердились во мнении, что российское государство не в состоянии соперничать с США и их атлантическими союзниками в данном субрегионе.
Немаловажной причиной ослабления интереса к России явилась также нараставшая ее экономическая несостоятельность, неспособность своевременно погашать предоставляемые кредиты и займы. Несмотря на то, что их общая сумма составила всего 2 млрд. долл., ни одна страна (Кувейт, КСА, ОАЭ, Оман) не получила причитавшейся задолженности. После болезненных осложнений из-за фактического дефолта, введенного российской стороной, в конечном счете были достигнуты договоренности о ее погашении в рамках реструктуризации российского долга по каналам Лондонского клуба.
При столь неблагоприятных обстоятельствах Россия продолжила усилия для укрепления межгосударственных связей со странами ССАГПЗ, достижения взаимопонимания по актуальным международным вопросам, в особенности в связи с неурегулированностью вокруг Ирака, налаживания торгово-экономического и военно-технического партнерства. Поступательная динамика особенно ощутимо просматривается в российско-кувейтских отношениях. Это объясняется как наличием ранее сложившегося механизма сотрудничества, так и стремлением кувейтского руководства отблагодарить Москву за поддержку в период вторжения иракских войск. В позиции Кувейта, несомненно, присутствует и откровенный прагматизм – не допустить отхода РФ от установленного режима санкций против Багдада.
Каждая монархия имеет определенную специфику взаимоотношений с Россией с учетом степени заинтересованности в партнерских отношениях, а также конфигурации политических подходов. Тем не менее анализ двусторонних отношений позволяет выйти на обобщенную характеристику, свойственную третьему этапу.
России и «аравийской шестерке» удалось существенно продвинуться вперед в деле налаживания взаимопонимания в международных делах. Страны ССАГПЗ с настороженностью относятся к происходящему размыву двухполюсного мира и превращению США в единственную супердержаву. Во всех монархиях Залива испытывают опасения, что если нынешняя тенденция закрепится, то мировое сообщество может оказаться заложником Вашингтона. Здесь с большим резервом воспринимается формирующаяся новая внешнеполитическая концепция США, которая разрушает международно признанные нормы и вводит новый принцип, допускающий нарушение суверенитета государств, если они не отвечают американским стандартам. Монархии Залива не исключают возможности прямого вмешательства Вашингтона и его атлантических партнеров в их внутренние дела, например, под предлогом «защиты прав человека», навязывания западных государственно-политических институтов, иной духовности. В этой связи они хотели бы, чтобы Россия в какой-то мере уравновешивала такую угрозу.
В двусторонних отношениях весьма болезненной является чеченская проблематика. Особую остроту она приобретала в период военных кампаний в Чечне. Все монархии Залива продолжают рассматривать Чечню в качестве федерального субъекта, отказываются устанавливать с ней официальные отношения, воздерживаются от открытия ее представительств. Такой подход руководства этих стран трудно переоценить, поскольку на правящую элиту оказывается мощное давление со стороны внутренних и внешних исламистских кругов, а также чеченских лидеров и даже отдельных западных стран.
Наиболее уязвимой в этой связи представляется позиция правящего дома Аль-Саудов, традиционно рассматривающегося в мусульманском мире в качестве оплота ислама, защитника интересов мусульманских народов, в том числе там, где они представляют конфессиональное меньшинство. Чеченский руководитель А. Масхадов дважды (в 1997 и 1999 гг.) совершал хадж к святым местам с прицелом установления личных взаимоотношений с руководителями королевства, добиваясь от них более эффективной и разносторонней поддержки. Российская сторона провела значительную политическую работу с верхним эшелоном власти КСА, чтобы предотвратить развитие сценария в соответствии с планами Масхадова. В результате ему было заявлено, что до того, как Чечня не достигнет ясной договоренности с федеральным Центром относительно окончательного статуса, саудовская сторона не намерена действовать вразрез с суверенитетом и территориальной целостностью РФ, в том числе осуществлять финансовые вливания в чеченскую экономику.