На Покровке (ныне улица Чернышевского) находилась Барашевская слобода (здесь до наших дней сохранился Барашевский переулок), где делались для царского двора шатры. "Бараши" (шатерники) несли тяжелую службу, сопровождая царя и его многочисленвую свиту в частых поездках на богомолье, на охоту; они всегда должны были иметь наготове походные шатры и походные шатровые церкви. "От Московского де разорения служат они (бараши) нашу шатерную службу в наших походах",- говорилось в одной из царских грамот 1615 года, выданной тяглецу Барашевской слободы Елизару Щелкунову, посланному по городам отыскивать ушедших "после Московского разорения тяглецов" - "барашей" и приводить их в Москву "с женами и с детми и совсеми животы".
Церковь Троица у Яузского моста называлась "В денежных мастерах". Серебрянические набережная и переулок до сих пор донесли память о серебряниках - мастерах, чеканивших здесь царскую монету. Денежные мастера жили на "белых дворах", то есть освобождались от посадского тягла, но за ними тщательно наблюдали и следили, чтобы они сами от себя не чеканили монету. Были введены строжайшие правила: когда мастера "для денежного дела ходят на (монетный) Двор, или з Двора, их осматривают донага, чтоб они не приносили медь и олова и свинцу, или з Двора чего не снесли".
На месте Большого и Малого Казенных переулков (ныне переулки Мечникова и Аркадия Гайдара) находилась Казенная слобода, подведомственная Приказу Большой Казны. Слобода обслуживала Казенный двор, где хранилось казенное имущество - меха, сукно, серебряная посуда.
На Воронцовом поле (ныне улица Обуха) около 1670 года был устроен сафьянный завод, а по соседству с ним, на Яузе, стояли водяные мельницы.
Шли годы, защита своего города от иноземных врагов продолжала оставаться священной обязанностью его горожан, "кои пригожи по их силе".
В 1611 году жители окрестных слобод, руководимые Д. Пожарским, успешно отражали в районе Сретенки нападение интервентов. "...Не пропустил их за каменный город князь Дмитрий Пожарский", но сам "изнемогши от великих ран паде на землю",- писал современник. Израненного Пожарского успели вывезти из Москвы в Тронце-Сергиев монастырь, а скоро подоспевшая на подмогу многочисленная рать более сильного народного ополчения под предводительством Ляпунова, Заруцкого, Волынского двинулась на врага от Яузских, Покровских и Сретенских ворот. Враг был сломлен...
Все слободские люди обязаны были иметь то или иное оружие и явиться с ним на оборонительную стену города для отражения неприятеля.
В сохранившемся до нашего времени "Расписном списке" 1638 года, подсчитывающем боевую силу жителей Огородной слободы (она занимала территорию между нынешними улицами Кирова и Чернышевского), говорится: "Двор Перфилка луковника, у него пищаль, да у него же племянник Васка с пищалью. Двор Пронки мясника, у него ружье. Двор житника Кирилки Онуфриева, у него ружье... Двор шатерного мастера Стеньки Семенова, да сын его шатерник Павлик с пищалями. Да двор печатника Ивашки Онтропьева, ружья не сказал..."
"У всего в Огородной слободе церковных и тяглых старых и новостройных и не тяглых людей разных чинов всяких дворов 212 дворов, а людей в них 267 человек, а ис того числа у 136 человек ружья, 136 пищалей, у 108 человек 108 рогатин, у 15 человек 15 бердышев, 1 человек саадак (колчан)".
Мятежные слободы
О полунищенском существовании народа от тяжелых повинностей да от злоупотреблений царских приказных чиновников говорила в 1642 году на Московском земском соборе челобитная представителей "черных" посадских людей: "Мы сироты твои, черных сотен и слобод все тяглы людишки, ныне оскудели и обнищали от великих пожаров, и от пятинных денег, и от даточных людей, от подвод, и от поворотных денег, и от городового земляного дела, и от твоих государевых великих податей... И от той великой бедности многие тяглые людишки из сотен из слобод разбрелись розно и дворишки свои мечут..."
Бояре, управлявшие приказами, желая сократить расходы казны, продолжали уменьшать, а то и вовсе отменяли жалованье низшим служилым людям.
Народ с каждым годом все больше роптал. И вот древнее урочище Кучково поле становится свидетелем народного гнева. 1 июня 1648 года у Сретенских ворот "Земляного города" большая толпа окружила карету возвращавшегося с богомолья царя Алексея Михайловича и потребовала смещения ненавистного начальника Земского приказа боярина Левонтия Плещеева, взяточника, "простого народа мучителя" и "кровопийцы". На следующий день, когда царь ехал на коне в торжественной процессии из Кремля в Сретенский монастырь, толпа "черных" посадских людей, схватив под уздцы царского коня, снова повторила свои требования. Так началось народное восстание: "черные люди" пошли громить дворы ненавистных им бояр. Вспыхнул страшный пожар. Испуганный царь пошел на уступки...
Спустя четырнадцать лет, 25 июля 1662 года, в Москве снова вспыхивает большое антифеодальное восстание - "медный бунт", причиной которого был массовый выпуск неполноценных медных денег. В этот день утром "у Стретенской решетки... у столпа" увидели люди прикрепленное воском "письмо", написанное "на двух столицах" на ненавистных народу царских бояр и окольничих - Милославских, Ртищева, богатого купца Ширина, ведавшего сбором налога "пятой деньги".
Собравшиеся на Сретенке "тяглые люди" обсуждали порядок обложения и сбора с них "пятой деньги", но, заслыша на улице шум, тоже направились к "Стретенской решетке" слушать "письмо". "А стрелец де Куземка Нагаев то воровское письмо чел в мир не в одном месте и говорил, чтобы стоять всем на изменников", "кричал шумко, чтоб слушали все". А потом многочисленная толпа "черных" и посадских людей, холопов и солдат, окружившая тяглеца сретенской сотни Лучку Житкого, державшего в шапке это "письмо", двинулась к царю в соло Коломенское.
Видел народ, что рядом с Лучкой Житким, держа его под руку, шел как посланец парода одетый в "однорядку лазоревую" неизвестный человек... "Как ево зовут, того никто не ведает, а борода у него велика..."
"А как де лист... государю подали", тот "мужик" "з большою бородою к Москве" ушел... А в это время "учинился на Москве в людех мятеж... и учали де люди бегать по улицам" и стали громить хоромы и лавки ненавистных им бояр и торговых людей.
Жестоко расправился "тишайший" великий государь с мятежниками. Около 7 тысяч человек было схвачено царскими стрельцами и иссечено. Допросам и страшным пыткам были подвергнуты многие жители Огородной, Барашевской, Панкратьевской, Покровской, Сретенской слобод и сотен. Мужественно держали себя на пытках эти люди.
"Демка пытан и огнем зжен дважды, а с пытки говорил: слышел он после светлые недели, что чаят быть на Москве сметенью, а от ково про то слышал того не упомнит и тех людей не знает",- записал на пытке допрос подьячий Приказа Сыскных дел, а в конце записи приписано: "решение - казнить".
"Гулящий человек... Стенька Федоров, живет за Сретенскими вороты книгопечатного дела у мастера у Пронки Ортемьева, в распросе и с пытки говорил: взял де он круп немного блиско Васильева двора Шорина на улице, и его де взяли стрельцы и привели в приказ... Было ему пятнатцать ударов..."
"Пушкарь Ондрюшка Иванов в распросе и с пытки говорил: ...на Красной де площади нашел розсыпной муки и насыпал себе рукав... Было ему пятнатцать ударов".
"Казенной слободы тяглец Федька Вязьметин в распросе сказал: взяли ево на Красной площади с хлебом... стрельцы... Было ему 22 удара".
По царскому указу зачинщиков приговорили к лютой казни. "Стрельца Куземку Нагаева да Стретенские сотни тяглеца Лучку Житкого казнить на Лубянке, отсечь по левой руке да у обоих обе ноги и языки отрезать..."
Многих приговорили "бить кнутом", а "достальных всех перепятнать (положить печать раскаленным железом), а пятна положить у всех на левой щеке "буки" (Б - бунтовщик) и сослать их всех в ссылку ково куда пригоже в пашню".
В Центральном государственном архиве древних актов сохранилась в бумагах следствия "Роспись вором и бунтовщиком, которых по указу великого государя ведено сослать в Астрахань на вечное житье". Среди сосланных читаем мы: "...Огородники Мишка Яковлев, жена у нево Дарьица живет в Огородной слободе возле Харитонья Исповедника... Мишка Данилов, жена у нево Овдотыща да сын Ондрюшка живут в Огородной слободе: Васка Васильев, жена у нево Анница, сын Гаврилка, да дочь Домница живут в Огородной слободе".
С грамотных москвичей потребовали образцы их почерков, пытаясь найти авторов бунтарского "письма".
О составе участников восстания современник писал: "А были в том смятении люди торговые, и их дети, и рейтары, и хлебники и мясники, и пирожники, и деревенские и гулящие и боярский люд".