«Ее растения появляются в геологической летописи внезапно, с оборванными родственными связями, как будто это какие-то пришельцы, взявшиеся неизвестно откуда, заселившие все северные внетропические земли и исчезнувшие в конце мезозоя».
Еще не так давно считалось несомненным, что Анга-рида — порождение исключительно климатической зональности. Вот сложился там, в центре Евразии, такой-то климат; все особенности местной флоры — от него; а ее сходство с еврамерийской объясняется территориальной общностью: все-таки место действия — один и тот же континент. Сегодня, благодаря мобилистским реконструкциям, есть основания для иной точки зрения.
...В силуре, 450 млн. лет назад, когда начали появляться первые наземные растения, еще не существовало Евразии в знакомых нам современных контурах. Были только разрозненные «заготовки», которым предстояло стать Восточной Европой, частью Сибири, Китаем, Казахстаном, Индокитаем. Обширный Палеоазиатский океан отделял их от сверхконтинента Гондваны, включавшей в себя все нынешние южные материки.
Со временем закрывается акватория, разъединяющая Северную Америку и Восточную Европу, и оба эти материка сталкиваются, соединяясь воедино.
Спустя 100 млн. лет и Палеоазиатский океан заметно сузился. Его потеснила вновь появившаяся щедрая россыпь островов, сгруппированных в дугообразные архипелаги. Вот часть из них спаялась с Сибирским континентом. Фрагменты того очень давнего шва и сегодня можно видеть в Саянах.
Старый океан угасал. Зато зародились два новых: ближе к Гондване — Палеотетис и под прямым углом к нему — неширокий Уральский, лежащий между Сибирским материком и Восточно-Европейским.
Как изоляция соседствующих материков, так и долгое их пребывание на сравнительно небольшом удалении друг от друга не могли не сказаться на их обитателях. Отсюда — и сходства и различия. Тем более что между континентами, словно перевалочно-миграционные пункты, постоянно располагались островные дуги,
*По временам архипелаги сталкивались с тем или другим материком, не только наращивая их территории, но и нарушая относительную изоляцию их растительных миров отнюдь не мирным вторжением представителей своих собственных «племен». Следствие: очередная «внезапная» вспышка формообразования. И нет в таком случае «пришельцев», взявшихся неизвестно откуда. А есть естественный отбор новых разновидностей из пестрого материала, представленного, возможно, гибридизацией, возможно, полиплоидией или иными генетическими изменениями растений.
Не менее примечательно открытие Мейеном палео-флористической области, где еще в пермское время появилась та новая для палеозоя группа растений, которая считается среди специалистов одной из типичных для более молодой эры мезозоя. Он назвал их татаринами, так как очень много отпечатков их листьев было найдено в отложениях татарского яруса (последнего яруса перми), образовавшегося примерно 235 млн. лет назад.
Большая часть материала была прислана ему в Геологический институт АН СССР из полевых экспедиций. Немало образцов ученый собрал сам во время серии поездок на Южный Урал.
Из найденного удалось составить представление о форме листьев растений и об их органах размножения. Последнее для систематики особенно важно. Эти органы похожи на небольшие грибы, сидящие на тонких ножках; у всех шляпок волнистые края, а в центре — ямочка с расходящимися во все стороны канавками. Листья похожи на узкие язычки.
Такие же грибообразные органы размножения появятся спустя 5—10 млн. лет (в триасе) у целого семейства широко распространенных растений.
— Так установилась первая достоверная прямая связь,— говорил Мейен,— между пермской и триасовой флорами.
Сначала отпечатки татарин были найдены только вдоль Уральских гор, или, говоря иначе, в Западной
Ангариде. Из чего ученый сделал вывод, что причина их появления прежде всего климатическая. Мол, территория тогда лежала в субтропиках, а предгорья — это области с теплым и не слишком влажным климатом, с большим разнообразием экологических условий, и потому они были благоприятны для быстрой эволюции растений.
Но вот у Мейена стало накапливаться все больше материала, и появилась мысль, что речь должна идти не только о Западной Ангариде, а о существовании более обширной флористической области, включающей в себя Предуралье, часть Казахстана, Средней Азии. Потом выяснилось, что она уходит еще дальше на восток. Наконец стала очевидной еще более общая картина. Новая область охватывала Ангариду огромным полукольцом с запада и юга.
Невозможно объяснить одними климатическими особенностями возникновение оригинальной флористической полосы, протянувшейся от Северной Двины через Южный Урал вплоть до Китая. Правдоподобней совсем иное.
В перми, примерно 270 млн. лет назад, произошло столкновение Сибирского континента с Восточной Европой и с Казахстанским материком. Когда сгрудившиеся блоки суши вытеснили разделявшие их воды, исчез Уральский океан. Только след остался — еще один шов на суше. Его фрагменты вдоль всего Уральского хребта. В южной части хребта есть урочище, где небольшая речка очень хорошо обнажила древние подводные постройки. Зрелище удивительное! В одних местах всю толщу крутого берега занимают застывшие потоки базальтовой лавы самых причудливых форм: то в виде оплывшего на свечах воска, то похожее на тесто, убежавшее из квашни. В другом месте вскрытое речкой сооружение похоже на полуразрушенный готический замок с остроконечными башнями...
Места отбора образцов, содержащих остатки и отпечатки татарин, довольно четко, хотя и пунктирной линией, прочерчивают полосу столкновения Сибири с окружающими ее материками, включая и Китайский, врезавшийся в Евразию на рубеже перми и триаса. С этого же времени (что не менее важно) началось, по словам Мейена, исчезновение прежней ангарской «кордаитовой тайги».
Кстати, интересно отметить и вот какое даблюдение Мейена. Среди своих татарин он обнаружил, так сказать, несколько оттенков — разновидности, отличающиеся друг от друга по типу пыльцы. Что это? Характерное расщепление у потомков какого-то межвидового «брака»?
Тогда же, 270 млн. лет назад, произошло еще одно грандиозное столкновение материков—Гондвана сомкнулась с огромным северным континентом. Это было образование великой Пангеи, объединившей почти все земли планеты. И до того Гондвану, существовавшую с докембрия и заселявшуюся ,с силура, постоянно атаковали со всех сторон многочисленные островные дуги. Было ли каждое из тех столкновений тоже «пеклом творения»? А почему бы нет? Правда, подтверждений тому сегодня пока не встретилось. Их еще предстоит найти. Хотя сделать это будет, конечно, непросто, слишком многое уже бесследно растворилось во мгле лет.
До сих пор у нас с вами речь шла главным образом об обитателях суши и континентальных шельфов. А сказывалось ли перемещение плит планеты на ее остальном подводном населении? Или там двигателями эволюции жизни были иные силы?
ЖИВАЯ ЛЕСТНИЦА ДО САМОГО ДНА.
...Это был очень памятный рейс 1956 г. Дизель-электроход «Обь», доставив на ледовый материк первую советскую антарктическую экспедицию, возвращался домой. Кроме обычных транспортных функций, корабль должен был выполнять к большую исследовательскую работу. На нем находился геологический отряд, которым руководил океанолог, ныне член-корреспондент АН СССР Александр Петрович Лисицын. На каждой стоянке в открытом море (а такие станции-стоянки были предусмотрены по всему пути следования «Оби») в действие приходили судовые лебедки — под воду отправлялись дночерпатель или грунтовая трубка.
Лисицына и его сотрудников интересовали на океанском дне осадочные отложения.
Сюрпризы начались сразу же, как только за полосой материкового склона Антарктиды пошло настоящее глу-k боководье. В поднятых со дна пробах грунта неизменно были валуны, их обломки, перемешанные с тонким, словно истертым материалом и с рыхлым илом. Полное отсутствие скатанной гальки. Почти никаких следов сортирующей или какой иной работы воды. И такое — на протяжении сотен миль.
Еще мокрые и как бы заключавшие в себе мрак морских глубин валуны долго переходили из рук в руки. В оценке грунтовых проб, поднятых с океанского дна, все были единодушны — морена. Но как она очутилась на такой глубине, почему занимает столь обширное пространство?
Дело в том, что морена — творение ледников. Сползая с возвышенных участков своего ложа, ледник обычно сдирает глыбы горных пород, дробит их по дороге, истирает, царапает, делает валуны похожими на утюги, а обломкам помельче (вплоть до песчинок) придает удлиненную форму. После таяния льда остается мешанина крупного, среднего и тонкого материала — как было собрано, так все и брошено. Это и есть морена. На суше.
Но чем сотворена морена на глубоководном дне? Если считать, что сюда доходили материковые льды Антарктиды, то надо допустить, что в недавнем прошлом уровень Мирового океана был ниже на.З—4 км (!) и потом бистро поднялся, а оледенение в Южном полушарии простиралось чуть ли не до берегов Австралии. Абсурд
Лисицын высказал предположение, что моренный материал доставлен сюда плавучими айсбергами. Морская геология в то время не признавала за айсбергами суще-венной роли в осадочном процессе на глубоководье. Считалось, что они могут занести лишь случайный мусор. Тем более что осадочные породы на всем океанском дне вообще представлялись практически однородными.
И все же Лисицын высказался за айсберги. У него уже накопились данные для такого заключения. Несколько лет назад он занимался изучением Охотского и Берингова морей, на дне которых далеко от побережья тоже обнаружилось много каменных наносов (правда, в основном галечник). Лисицын доказал, что туда их доставили из прибрежной полосы тающие льдины. А сюда, по всей видимости, морену с материка принесли айсберги.