В этих критических областях, или точках бифуркации, как и в античных или современных представлениях об изоморфизме макро- и микрокосмического, обнаруживаются наиболее странные, непостижимые с профанно-логической точки зрения, воистину фантастические явления: бесконечно малое 1'точка) обретает свойства бесконечно большого (плоскости), неживое - живого, живое - одухотворенного. Частица проявляет себя как волна, а волна - как частица. С одной стороны, казалось бы, вполне однопаправленно текущее от прошлого к будущему историческое время, выйдя из архаических недр, сначала разгоняется, что можно наблюдать по резкому сокращению времени гендерных культурных переориентации М. — W (от тысячелетий для древних культур до десятилетий для новоцивилизационной эпохи [4]), а затем, в преддверии новой архаики, как бы останавливается, вновь становится неподвижным "временем без времени". С другой стороны, вполне "бренные", пребывающие в четырехмерном жизненном пространстве-времени, чувственно воспринимаемые культурные феномены проявляют загадочную способность перемещаться в лишенное пространственно-временных координат четвертое измерение культуры - tetramensio culturae.
Возвращаясь к тетрадическому циклу ПЧКИ как к одному из вариантов универсально-комплексных кмжлм-моделей, еще раз отметим, что понимания отдельных смыслов составляющих эту аббревиатуру ключевых слов и их расширенных интерпретаций явно недостаточно для постижения смыслов их интегрированных сово-купностей. Это следует уже из того, что изображения П, Ч, К, И; П + Ч + К + И; •П : Ч : К : И» и образуемого самозамыканием последнего по типу "голова - хвост" четверично-восьмеричного цикла представляют собой принципиально разные структуры с различными объемно-культурными, культурно-смысловыми, культурно-энергетическими характеристиками и динамическими возможностями.
Язык, на котором записываются и прочитываются подобные символы, также играет существенную роль в их понимании. Владение основами современных естественнонаучных языков, как следует уже из сказанного, заметно облегчает его, и вполне очевидно, что обращение к другим языкам всегда будет способствовать углублению такого понимания. По-латыни, по-французски и по-английски русскоязычная четвертичная аббревиатура ПЧКИ должна быть записана как NHCH. По-немецки -как NMKG. На итальянском языке она обретает, пожалуй, наиболее благозвучную форму - NUCS, что, казалось бы, не меняет существа дела, если не учитывать того обстоятельства, что каждый язык наполняет одни и те же понятия несколько разными смыслами.
На латыни, например, слово Natura (Природа) означает еще и миропорядок, мир, вселенную, мироздание, первоматерию, а слово Historia - исследование, изыскание, сказание и мифологию. К тому же многие словари расщепляют единое понятие "человек" по гендерному (мужеско-женскому) признаку, который способен так же структурировать представления и о культурных явлениях на основе единого классификационного принципа. Имея в виду Человека как генотипически-фенотипическую единицу, необходимо одновременно иметь в виду и всевозможные генетически-фено-типические совокупности людей — в пределе все Человечество (Humanity — англ.), представляющие собой макросопряженные системы, т.е. образования совсем иного рода.
Учет этих обстоятельств должен еще более расширить, усложнить и заметно изменить наше первое впечатление, изначальный гештальт, связанный с четверицей ПЧКИ, еще существеннее сдвинуть совокупный смысл образуемого ею ккгхслн-цикла в сторону смысловых значений наиболее абстрактных образов, каковыми являются, например, архетипический образ "мирового яйца", лежавшего, согласно представлениям древних, в основе сотворения мира [19, с. 79].
Расщепление содержащего в себе все и вся (в том числе источник движущих сил и причины саморазвития) "мирового яйца" на небо и землю, пространство и время4 означало одновременно рождение мира профанного и исторического времени, конец "эпохи сновидений" и начало вавилонского столпотворения слов, возникших из осколков Первослова. Этот поистине космический катаклизм напрямую связывался переживавшим глубокий кризис архаическим сознанием с грехопадением, с превращением бессмертных, подобных богам людей в простых смертных, а сакральных, приравниваемых к богам тотемных животных - в житейский предмет охоты и истребления.
Таким образом, амбивалентный, циклический в своей самодостаточности, голо-графически вобравший в себя всю многомерную суть мироустройства (культурный» Архетип, "что Землю сотворил", который португальский поэт эпохи Возрождения Л. Камоэнс определил как "прекрасный, суверенный, совершенный" [20]. расщепился вместе с "мировым яйцом" на множество профанных антитетических валентных составляющих, характеризующихся совокупностью тех или иных мужских (М) или женских (W), "небесных" (М.) или "земных" (W) признаков. И тот "строительный материал", с которым на протяжении тысячелетий имела потом дело культура, представлял собой поэтому некое подобие останков одного из вымерших ихтиозавров, по которым она же (культура) пытается теперь реконструировать свой изначальный образ и отыскать свое место среди других мировых сущностей.
Записывая, читая, произнося или воспринимая на слух такие слова, как Природа, Человек, Культура, История, мы имеем дело с такими жене-оче-видностями, какими являются и понятия Справедливость, Единство, Ответственность, Надежда. Г. Лейбниц тонко подметил, что "справедливости не видят так, как видят лошадь, но ее понимают не хуже, а скорее даже лучше" [21]. В. Одоевский вопрошал: "Есть ли что-либо неопределеннее слова «единство»?" [22]. Н. Бор полагал, что "слова «ответственность» и «надежда» в отдельности... мало поддаются определению" [23, с. 492].
Специфическая особенность абстрактных имен, заключающих в себе не-оче-вид-ный, но умопостигаемый смысл, состоит в том, что обозначаемые ими инварианты, структурно подобные амбивалентным культурным архетипам, неадекватны тем отдельным, зачастую обозначаемым ими же смысловым вариантам, или валентным значениям, которые инвариант потенциально вбирает в себя [24]. С подобной проблемой несоответствий мы сталкиваемся при рассмотрении конкретных историко-культурных явлений и культургенетических характеристик, обозначаемых одним и тем же именем (например, барокко, классицизм, романтизм, импрессионизм).
Валентные значения абстрактного имени, антитетически дифференцирующиеся, как и в случае культурных архетипов по схеме W - М, способны обретать различные смыслы, оцениваемые в условиях того или иного культурного контекста знаками "плюс" или "минус". Так, "сладкое слово" свобода (П. Элюар) в ином культурном контексте способно обрести смысл рациональной дихотомии: "свобода от" или "свобода для" (Э. Фромм) и даже выступить в своем откровенно негативном (или, во всяком случае, житейски заниженном) качестве как "свобода-катастрофа", "свобода-товар" (ибо всякая свобода имеет свою "цену"), "свобода безысходности" и "непосильный труд" ("вчерашний раб, уставший от свободы". - М. Волошин) [24]. В абстрактном имени-инварианте все эти значения циклически замкнуты друг на друга, сопряжены, подобно тому как это имеет место в четверичном сопряженном макрофеноменологи-ческом цикле "природа : человек : культура : история". При этом целое становится голографическим подобием каждой из своих частей, тогда как каждая часть голо-графически (фасеточно) отражает смысл, форму и содержание целого.
Здесь действует тот же универсальный принцип дополнительности, который был использован Бором для объяснения не вмещающихся в рамки формальной логики закономерностей микромира. Тот историко-культурный факт, что немецкие языковеды А. Шлейхер и И. Шмидт, задолго до Бора создавшие антитетические лингвистические модели, которые оказалось возможным совместить [25], подготовили культурную почву для реализации этого принципа в физике, не обязательно объясняет, но естественно дополняет интересующий нас здесь фрагмент истории естествознания, тем более что физик Бор, рассуждая о понятиях причинности и дополнительности, касался и чисто лингвистических проблем: "Практическое применение всякого слова находится в дополнительном соотнесении с попытками его строгого определения" [23, с. 398].
Принцип дополнительности имеет непосредственное отношение и к искусству ассоциаций, аналогий, к метафорическому мышлению, являющимся основой всякой творческой деятельности. Он же способен структурировать и смысловые междисциплинарные связи за счет сопряжении любых профессиональных языков и создаваемых на их основе моделей-образов.
Особую роль в общекультурных сопряжениях играют числа, наиболее обобщен-ноабстрактным образом конституирующие общефилософские построения; описывающие природно-культурные и историко-культурные явления, в том числе их симметрично-асимметричный характер [1, 26]; а также структурирующие биологический и культурный аспекты смыслов, вкладываемых в понятие Человек и включающих представление о "золотой пропорции" [1, 5, 27], из которой Лосев выводит тождественность макро- и микрокосмоса, лежащую в основе миропредставлений античности [19, с. 230, 231].
Кротонец Эврит, ученик Филолея, по свидетельству Ямвлиха, говорит, например: "«вот это есть число человека, это - число лошади, это - чего-нибудь другого». Аристотель пытается прояснить смысл сказанного Эвритом: «Вовсе не определено, каким образом числа суть причины субстанции и бытия. (Не определено, суть ли они причины) в качестве границ, подобно тому, как точки - (границы) величин и... какое число определяет (фигуру), как, например (по Эвриту. - А.Ч.-Р.), такое-то число (определяет фигуру) человека, такое-то лошади...». Александр комментирует это место (в тексте) Аристотеля так: «Пусть определением человека для круглого счета будет число 250, (определением) растения - (число) 360»" [19, с. 86].