Рудольф Баландин
Парадокс Бердяева: научное творчество как несвобода
Сказку быль опередила
В наши опытные дни:
Огнедышащая сила
Силам адовым сродни...
В этой гонке, в этой скачке –
Все вперед и все спеша –
Мысль кружится, ум в горячке,
Задыхается душа.
Петр Вяземский, 1853 г.
С позиций материализма философия техники выглядит на удивление просто. Человек, продукт биологической эволюции, благодаря своему разуму и труду создает орудия труда, механизмы, машины. Посредством их он перестраивает окружающую среду себе во благо. Техника расширяет материальные и духовные возможности человека.
Таким вырисовывается путь прогрессивного развития технической цивилизации. Некоторые осложнения привносит классовая структура общества, эксплуатация наемного труда и т.п. Марксистско-ленинское учение предложило решение и этой проблемы: революционный переворот, насильственную перестройку общественной структуры, ликвидацию эксплуататорских классов, установление диктатуры пролетариата, справедливое (по труду) распределение произведенного продукта. А дальше – неудержимый научно-технический прогресс на благо человека, прогресс, возвышающий человека духовно, позволяющий ему максимально проявлять свои интеллектуальные способности и удовлетворять разумные материальные потребности.
Горький опыт развеял подобные иллюзии. Жесточайшие войны, революционный и контрреволюционный террор, нацизм, деградация духовной культуры и природной среды... Перед пропастью глобального экологического кризиса нет особой нужды доказывать, что научно-техническая революция имеет свои опаснейшие последствия не только для природы, но и для человечества в целом. В стране победившего пролетариата социальные проблемы резко обострились; экономика, почитаемая за базис общества, оказалась в полном развале, а в научно-техническом отношении наметилось безнадежное отставание от развитых государств. Выходит, мы допустили какую-то решающую, принципиальную ошибку в оценке путей развития общества и культуры. Какую? Мнения возможны разные. Обратимся к одному из тех, от кого нас семь десятилетий бдительно ограждали идеологические вожди и их многочисленная рать, – наследию великого русского философа Н.А. Бердяева.
Он писал: «Я открываю в себе изначальное, исходное: противление мировой данности, неприятие всякой объективности как рабства человека, противоположение свободы духа необходимости мира, насилию и конформизму». Он исповедовал «примат свободы, над бытием, духа над природой, субъекта над объектом, личности над универсально-общим, творчества над эволюцией, дуализма над монизмом, любви над законом». Бердяев считал человеческую личность величайшей ценностью. По его мнению: «Человек есть существо, себя преодолевающее» [1].
Казалось бы, с такими взглядами логично переходить к возвеличиванию человека и его духовных сил, оттесняя на задний план проблемы, связанные с наукой и техникой. В действительности произошло как раз наоборот. Материалисты-атеисты занимались неумеренными славословиями в адрес человека, упуская из поля зрения сугубо материальную технику. А идеалист-христианин Бердяев одним из первых выразил идею технизации природы и человеческой личности.
В ранней работе «Философия свободы» Бердяев без особого почтения охарактеризовал науку таким образом: «Доказательство, которым так гордится знание, всегда есть насилие, принуждение... Наука есть послушание необходимости».
Вспомним укоренившееся в марксистско-ленинской философии определение свободы: «Свобода есть осознанная необходимость». Бердяев категорически отвергал такое закрепощение человека, превращение его в существо, приспособляющееся к «осознанной» необходимости законов природы. В то же время Бердяев, осмысливая человеческую историю, пришел к выводу о великом значении христианства, которое «освободило языческий мир от демоно-мании, ...механизировало природу и тем открыло путь для подчинения природы». Тем самым христианское мировоззрение, по мнению Бердяева, возвышая человеческую личность, открыло ей путь «в свободу божественной жизни... Именно христианство расчистило духовно почву для развития естествознания и техники». Не правда ли, парадоксальная идея? Ведь мы столько лет утверждали, что все наоборот.
Противоречия налицо: христианство стимулировало научно-техническую революцию (да, наиболее полно и успешно она прошла в христианских странах Западной Европы и США), но тем самым способствовало духовному закабалению человека.
В книге «Смысл творчества» Бердяев утверждал: «Природа должна быть очеловечена, освобождена, оживлена и одухотворена человеком. Только человек может расколдовать и оживить природу». Но как это можно сделать? Конечно же, путем научно-технического прогресса. Только мощная техника способна подчинить природу человеческому духу.
Однако природа, преобразуемая «по науке», – царство осознанной необходимости, к которому человек неизбежно должен приноравливаться. Восставать против непреложных законов науки и техники бессмысленно! Тем самым происходит ограничение свободы творчества. Ведь по Бердяеву: «Творчество не есть приспособление к этому миру... творчество есть переход за грани этого мира и преодоление его необходимости».
Нагромождая такие тезисы и антитезисы, Бердяев – анархист в философии – не ограничивал свободу мысли и творчества читателя, предоставляя ему самостоятельно разбираться в сложной и противоречивой проблеме. Из этого клубка идей могут выдернуть полезные для себя нити представители и поклонники разных философских направлений, чтобы сплести теоретический узор по своему вкусу и разумению.
Попытаемся честно разобраться в «парадоксе Бердяева»: развитие техники и освобождает, и порабощает человека.
Как мы уже знаем, в системе материализма подобная дилемма решается (на словах) просто. Наука и техника приносят человечеству в целом благо, которым пользуются немногие нехорошие эксплуататоры; избавься от них – снимешь все противоречия. Увы, весь опыт XX века (десятки стран, сотни народов, сотни миллионов людей) полностью опровергает эту посылку.
Человеческая история, с позиций Бердяева, развертывается как борьба свободы духа с необходимостью природы, творческого разума – с косной материей. «Вся экономическая жизнь человечества имеет духовный базис, духовную основу», – утверждает мыслитель. Запомним это положение и последуем за ним дальше.
Как мы уже знаем, по его мнению, победа христианского мировоззрения предоставила человеку духовную свободу, подвигая на борьбу с «низшей природой» окружающего мира и самого человека. «Последствия этого, – подчеркивает Бердяев, – очень парадоксальны по внешности. Результат и последствия христианского периода – механизация природы... Позже, на заре новой истории, началось техническое воздействие на природу, началась механизация природы, связанная с восприятием природы как мертвого механизма, а не живого организма... Для того, чтобы вернуть человеку свободу и дисциплинировать его, выделить человека из природы и возвысить, христианство механизировало природу... Только христианство сделало возможным позитивное естествознание и позитивную технику» [2].
Но ведь прежде христианского европейского Возрождения существовало мусульманское, арабское, а еще раньше – китайское. Важнейшими предпосылками для европейского Возрождения стали изобретения компаса, книгопечатания, огнестрельного оружия, великие географические открытия, становление классической механики. Бесспорно, научный подвиг Колумба был одухотворен и его верой в свое призвание как христианского миссионера. Столь же очевидно, что одной этой веры было бы совершенно недостаточно, чтобы пересечь океан, открыть и завоевать неведомые земли.
Эти уточнения не опровергают основ философии истории по Бердяеву. В особенности, когда он говорит о третьем периоде, когда совершился «переход к механическому и машинному складу жизни».
«По моему глубокому убеждению, – пишет Бердяев, – произошла величайшая революция, какую только знала история, – кризис рода человеческого... Я говорю о перевороте, связанном с вхождением машин в жизнь человеческих обществ. Я думаю, что победоносное появление машины есть одна из самых больших революций в человеческой судьбе. Мы еще недостаточно оценили этот факт».
Развивая свою мысль дальше, Бердяев все более определенно раскрывает порабощающую человека роль техники, благодаря которой, вдобавок, происходят решительные социальные сдвиги.
«Кроме тел неорганических и тел органических, – пишет он, – появились еще тела организованные, которые образовались из мира истории, цивилизации... Техника есть переход от органической, животно-растительной жизни к жизни организованной. И это соответствует выступлению в истории огромных масс и коллективов. Человек перестает жить прислоненным к земле, окруженным растениями и животными. Он живет в новой металлической действительности, дышит иным, отравленным воздухом. Машина убийственно действует на душу, поражает прежде всего эмоциональную жизнь, разлагает целостные человеческие чувства... Современные коллективы не органические, а механические. Современные массы могут быть организованы лишь технически, власть техники соответствует демократическому веку. Техника рационализует человеческую жизнь, но рационализация эта имеет иррациональные последствия».
Бердяев понимал не только опасности, но и великие возможности технического прогресса: «Техника есть обнаружение силы человека, его царственного положения в мире, она свидетельствует о человеческом творчестве и изобретательности и должна быть признана ценностью и благом... Оправдание техники в широком смысле этого слова есть оправдание культуры...
Поразительные успехи физики и основанной на ней техники приводят к обнаружению в мире новой, неведомой до того действительности. В мире обнаруживается действие сил, о которых раньше не только не знал человек, но которых и не было в мире, которые скрывались в глубине природы. Благодаря деятельности, развитию человеческого знания меняется космос. Действительность, которая создается с развитием, уже совсем не та действительность, которой раньше был окружен человек и которую он старался познать [3].