Знание о Боге, несомненно, необходимо, так как оно дает конкретное содержание нашему знанию Бога: оно уясняет нам наше понятие о Боге, отношение Бога к миру и мира к Богу. Детская душа, тем более возрожденная в Таинстве Крещения, обладает естественной способностью знать Бога. Это вероятно и имеет в виду Господь Иисус Христос, когда говорит: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф. 18, 3); славлю Тебя, Отче, Господи неба и земли, что Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам (Мф. 11, 25); кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном (Мф. 18, 4); чистые сердцем... Бога узрят (Мф. 5, 8).
Это свойство внутреннего, непосредственного зрения Бога, некоторые люди сохраняют на всю жизнь. Таковы, прежде всего святые: преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский и другие.
Не из внешнего опыта и не посредством рассуждений и логических заключений пришли они к познанию Бога. Они знали Бога так же непосредственно, как мы непосредственно воспринимаем свет и теплоту солнца. Никто не доказывает бытия солнца. Библия не доказывает бытия Божия, святые не ищут доказательства бытия Божия. Ставить признание бытия Божия в зависимость от соображений нашего разума, постоянно колеблющихся и меняющихся в зависимости от проницательности нашего ума и от запаса наших знаний— это значило бы обосновать несомненное сомнительным, или рассматривать солнце при помощи тусклой свечи.
И не только святые, но и обыкновенные люди иногда в течение всей своей жизни сохраняют дар непосредственного, живого и несомненного восприятия бытия Божия, и это особенно свойственно людям простым и смиренным, свободным от соблазнов горделивого разума или нечистого сердца.
Почему же одни люди оказываются способными до конца дней своих знать Бога и верить в Него, а другие еще в молодости теряют веру? Как происходит эта потеря веры, и какими средствами возможно ее сохранить или возвратить?
Прежде чем отвечать на этот вопрос, я хочу сказать несколько слов тем, кто говорит, что не нужно «навязывать» детям религиозных верований.
Религиозная вера не может быть навязана человеку; она не есть что- либо постороннее человеку, она есть необходимая потребность человеческой природы, главнейшее содержание внутренней жизни человека.
Когда мы заботимся о том, чтобы ребенок рос правдивым, добрым, развиваем в нем правильное понятие о красоте, вкус к прекрасному, мы не навязываем ему чего-либо чуждого или несвойственного его природе, мы только помогаем ему из самого же себя извлекать, как бы освобождать из пеленок, в себе самом усматривать те свойства и движения, которые вообще свойственны человеческой душе.
То же самое нужно сказать и о познании Бога.
По принципу ненавязывания ничего детской душе, мы вообще должны бы были отказаться от всякого содействия ребенку в развитии и укреплении его душевных сил и способностей. Мы должны были бы всецело предоставлять его самому себе до тех пор, пока он вырастет и сам разберется, каким он должен быть, и каким нет.
Но этим мы не избавили бы ребенка от посторонних влияний на него, а только придали бы этим влияниям безпорядочный и произвольный характер.
Возвращаемся к вопросу, почему одни люди до конца дней своих сохраняют в душе своей постоянную, непоколебимую веру, между тем как другие теряют ее, иногда теряют окончательно, а иногда с большим трудом и страданиями возвращаются к ней?
В чем заключается причина этого явления? Мне кажется, это зависит от того, какое направление принимает внутренняя жизнь человека в его раннем детстве. Если человек, инстинктивно или сознательно, сумеет сохранить правильное соотношение между собой и Богом, он не отпадает от веры; если же собственное «я» займет в его душе неподобающее ему первенствующее и господствующее место, вера в душе его затмится. В раннем детском возрасте собственная личность обычно еще не становится на первом месте, не делается предметом поклонения. Почему и сказано: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное. С годами собственная личность все более и более возрастает в нас, становится центром нашего внимания и предметом нашего угождения.
И эта в себе самих сосредоточенная эгоистическая жизнь обычно идет по двум направлениям — по направлению чувственности, служения телу, и по направлению гордости, узкому доверию и преклонению перед рассудком вообще, и перед своим собственным в частности.
Обыкновенно бывает так, что то и другое направление не совмещаются в одном и том же человеке. У одних преобладают соблазны чувственности, а у других соблазны рассудочности. Чувственность с возрастом переходит иногда в половую нездоровость, от которой бывают свободны натуры рассудочные и гордые.
Чувственность и гордость, как два вида служения собственной личности — это как раз те именно свойства, какие проявлялись, как мы знаем, в первородном грехе первозданных людей и воздвигли преграду между ними и Богом.
То, что случилось с первозданными людьми, происходит и с нами.
Нездоровое направление нашей внутренней жизни с детства, приводящее к развитию в нас или чувственности, или гордости, загрязняет чистоту нашего внутреннего, духовного зрения, лишает нас возможности видеть Бога.
Мы отходим от Бога, остаемся одни в своей эгоистической жизни и со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Таков процесс нашего отпадения от Бога.
У тех же людей, которым удается сохранить правильное соотношение с Богом, процесс развития эгоистических, чувственных и гордостных расположений встречает преграду в памяти о Боге; они берегут в себе и чистоту сердца и смирение ума; и тело и ум у них вводится в свои границы их религиозным сознанием и долгом. Они смотрят на все возникающее у них в душе как бы с некоторой высоты своего религиозного сознания, производят надлежащую оценку своим чувствам и стремлениям и не позволяют им овладевать собой безконтрольно. При всех постигающих их соблазнах они не теряют основное религиозное направление их жизни.
Таким образом, задача и трудность религиозного руководства заключаются в том, чтобы помочь ребенку, мальчику и девочке, юноше или девушке сохранить правильное соотношение между собой и Богом, не дать развиваться в себе соблазнам чувственности и гордости, которыми засоряется чистота внутреннего зрения.
Вспоминая свою молодость я должен сознаться, что именно указанным мною внутренним процессом произошла во мне в тринадцати — четырнадцатилетнем возрасте утрата религиозности. Развивавшиеся во мне влечения чувственности и чрезмерное доверие к уму, гордость рассудочности мертвили мою душу.
И не я один, многие из моих товарищей страдали тем же.
Если бы около нас нашелся наблюдательный и опытный руководитель и заглянул в нашу душу, то, может быть, он нашел бы в ней что-нибудь и хорошее, но главным образом нашел бы в ней леность, лакомство, лживость, скрытность, самонадеянность, чрезмерную уверенность в своих силах и возможностях, критическое и скептическое отношение к чужим мнениям, склонность к поспешным и необдуманным решениям, упрямство и доверчивое отношение ко всяким отрицательным теориям и т. п.
Не нашел бы он только в душе нашей памяти о Боге и рождаемой ею внутренней тишины и смирения.
Такого руководителя у нас не было. Наш законоучитель, очень почтенный протоиерей, едва успевал спрашивать у нас уроки Закона Божия и объяснять дальнейшее. А эти уроки имели для нас такой же внешний и безразличный характер, как и все другие уроки. Вне уроков мы не видели и не могли видеть законоучителя. К исповеди, единственной в году, мы относились малосознательно.
И ничто не мешало нам духовно угасать и мертветь.
Говорят — научите детей в обстоятельствах их повседневной жизни, домашней и школьной, замечать присутствие Бога и вы можете сохранить им веру. Это не совсем так. Верующие дети несомненно всегда видят в своей повседневной жизни присутствие Бога, но в том-то и горе, что это не мешает им в старшем возрасте потерять веру, и то, что в детстве они объясняли очевидным воздействием Бога, в юношеском возрасте уже представляется им в другом освещении и свою детскую веру они начинают считать наивным заблуждением. Соображения, кажущиеся в детстве очень основательными и убедительными, взрослого человека перестают удовлетворять. Когда мне было лет одиннадцать — двенадцать, я однажды никак не мог решить заданной нам трудной задачи. Я пробился над ней целый вечер напрасно. Ложась спать, я усердно помолился, чтобы Господь помог мне решить задачу. Ночью мне приснилось решение этой задачи и утром, вскочив с постели, я с радостью записал его, и моя душа была полна глубокого, благодарного чувства к Богу, в помощи Которого я не сомневался. Когда же мне исполнилось семнадцать лет, этот мой детский опыт ничуть не помешал считать себя неверующим, я объяснял случившееся безсознательной работой отдохнувшего ума.
Этот случай показывает, что наши детские заключения об участии Бога в нашей жизни ничуть не обеспечивают нам сохранение веры в юности. Юности вообще свойственно относиться ко всему скептически, а в особенности к тому, что предлагается старшими, как неоспоримая и обязательная для молодежи истина.
Говорят — читайте детям Библию, Библия научит их знать Бога.
Несомненно, конечно, что слово Божие, слышанное в детстве, оставляет свой след в душе и приносит плод в свое время. Однако и в этом случае имеет значение не убедительность библейских истин для ума, а нечто иное, более глубоко производимое словом Божиим изменение сердца. Если Библия остается только достоянием ума и памяти, она не поможет сохранению веры.
Библейские рассказы, с полным доверием выслушанные и принятые в детстве, — в юности, особенно под влиянием отрицательной, научной критики и ходячих в обществе взглядов — уже вызывают недоверие и отрицание. Нужна глубокая и непоколебимая вера в Библию, как в подлинное слово Божие, чтобы не утратить благоговейного отношения к ней, а такой веры, как мы знаем, не имеют иногда и профессиональные богословы.