В последние десятилетия в связи с переходом к личностно ориентированной парадигме образования в нашей стране возрос интерес к научным исследованиям в области философии педагогики и, что еще более важно, к философской педагогике. В основе последней лежит мысль о принципиальной невозможности воспитания человека в строгом смысле слова. Здесь представляется необходимым пояснить, что представители другого педагогического течения, эмпирической педагогики (например, В. Брецинка в Германии), настаивают на следующем: зная и умело оперируя законами психологии, можно при помощи специальных педагогических технологий сформировать личность с конкретно заданными ценностями. К счастью, к последним в таких современных учениях относят ответственность, веру, товарищество, доброту и т.п. С нашей точки зрения, игнорируется тот факт, что личность, словами К.А. Сергеева, — это категория не сугубо антропологическая, а метафизическая в своем изначально Божественном назначении, которое вообще не подсудно научному познанию [1, с. 28]. Эта "самобытийность" личности, утверждаемая категорическим императивом Канта, обусловливает границу педагогики, которую она не может переступить и которой нельзя пренебрегать.
При попытке осмысления религиозного воспитания представляется целесообразным обращение к философскому наследию И. Канта (1724-1804). Он убедительно показывает, что, как только человек начинает заниматься самопознанием, исследованием своего разума и глубин души, он неизбежно приходит к вере в Бога.
В предлагаемом к рассмотрению философском учении акцентируется необходимость религиозного воспитания. Важно, что при этом Кант подчеркивает первостепенность нравственного воспитания по отношению к религиозному. Это не кажется таким уж безосновательным сегодня, если мы задумаемся над понятием "христианин". По определению российского православного философа А. Кураева, христианин — это человек, "который смотрит на Христа глазами апостолов". Согласно этому утверждению, быть христианином — это еще не означает быть свободной, ответственной и высоконравственной личностью. Следовательно, цель религиозного (христианского) воспитания должна формулироваться как воспитание не просто христианина, но личности, достойной этого высокого звания. Таким образом, прежде чем сообщать ребенку серьезные религиозные понятия, необходимо, чтобы в нем пробудились свобода, добрая воля, чувство долга, чтобы он открыл в себе и признал мерилом своих поступков высший нравственный закон, названный Кантом категорическим императивом. Идеи рациональной этики философа — свобода, добрая воля, чувство долга, — как и религиозное чувство, есть неотъемлемые свойства человеческого разума и находятся в нем изначально в зародышевом состоянии. Задача воспитателя — сделать все возможное, чтобы помочь этим зародышам прорасти и окрепнуть.
Воспитание, по Канту, осуществляется на этапах, которые называются в соответствии с задачами воспитания [2]:
1. Уход за ребенком.
2. Дисциплинирование, т.е. укрощение дикости (на данном этапе большое значение придается игре).
3. Культивирование, т.е. передача знаний, умений и навыков.
4. Цивилизирование, говоря современным языком, социализация.
5. Нравственное воспитание, т.е. создание такого настроения, под влиянием которого избирались бы лишь добрые цели.
6. Религиозное воспитание. Две последние задачи для Канта самые важные.
Эти этапы преемственны, и первые четыре всегда ориентированы на нравственность; современные кантоведы характеризуют их как "чувственную подготовку к нравственности" [3]. Кант ограничивает содействие воспитанию человека 16-ю годами. В итоге правильного воспитания осознание в себе навыка руководствоваться в поступках нравственным законом, который каждый принимает для себя сам, является вершиной в иерархии форм рефлексии, человек становится способным к самоопределению и, тем самым, к человеческому бытию. Все меры воспитания в конечном итоге направлены на осуществление человеческого бытия [4; с. 40]
Теперь обратимся непосредственно к вопросам религии, веры и религиозного воспитания в философии Канта.
И. Кант был глубоко верующим человеком. В детстве родители будущего философа, убежденные пиетисты (пиетизм — одно из наиболее строгих течений лютеранской церкви), привили ему трудолюбие, ответственность и порядочность. К этим его достоинствам надо прибавить великолепное знание Священного Писания. Религиозная философия Канта, по справедливому замечанию Т.И. Ойзермана, образует лейтмотив большей части его произведений [5, с. 107]. Конечно, он в духе протестантизма отрицает значение Предания, без которого мы, православные, не мыслим нашего вероисповедания, но, тем не менее, его произведения имеют большое значение для самоопределения верующих христиан (и верующих вообще), заставляют исследовать свои разум и сердце: соответствует ли наш образ жизни тем критериям, которых требует от нас почитание Творца. Более того, его размышления убедительно показывают, что для человека более естественна вера в Бога, чем атеизм, т.е. эти размышления могут привести к Богу еще не верующих.
Для Канта Бог, свобода и бессмертие — это фундаментальные проблемы нашего разума, а их познание есть потребность каждого. Философ пишет, что разум готов "скорее заблудиться", чем он откажется от этого исследования. Понятие о Боге он относит к самым чистым априорным знаниям, т.е. к знаниям, безусловно независимым от всякого опыта, к которым совершенно не примешивается ничто эмпирическое, но которые, тем не менее, необходимы для возможности самого опыта [6]. Известно выражение Канта: "Я готов приподнять знание, чтобы рассмотреть, чтобы уступить место вере" [7, с. 26]. Если углубленно изучать его произведения, то именно в этой фразе мы находим доказательство неизбежности прихода к вере.
Что же касается понимания отношений "человек—знание", "человек—этика", "человек—эстетика", "человек—педагогика", сегодня говорят о кантовских революциях, основным характерным признаком которых является то, что в центр всего поставлена человеческая личность: познающий субъект, мыслящее Я возвышаются до того, что порождают объективность, предметность.
Так, кантовская этика меняет отношение добра и зла, с одной стороны, и нравственного закона — с другой. Понятия добра и зла должны определяться не до категорического императива, а после и посредством него. Таким образом, идея о Высшем благе в мире — производная от нравственности, а отнюдь не основание морали. Для религиозного воспитания это означает пересмотр отношения религии и нравственности: первая оказывается обоснованной во второй. Речь идет о естественной, производной от практического разума религии, о религии доброго образа жизни. Здесь можно усмотреть субъективирование религиозного сознания людей, которые находят Божественное в себе, в своем практическом разуме, а не в книгах и интерпретациях. Предполагается, что в религиозном воспитании важно сообщить учащимся идею о естественной универсальной религии, которую могут без всякого принуждения разделить все люди [8].
Человек, по Канту, есть конечная цель, он никогда не должен использоваться только как средство. Но, другими словами Канта, высшее благо — это конечная цель каждого разумного существа. Субъективно — это "стремление к счастью", объективно — "достойность быть счастливым". Человек в силу своего несовершенства не в состоянии реализовать высшее благо в этом мире, привести счастье в мире в полное согласие с достойностью быть счастливым. Но это все-таки должно быть возможно, потому что разум способен это помыслить. Гарант этому — Бог, всемогущее нравственное существо, властитель мира [9, с. 265]. Мы не можем научно доказать Его существование, но мы должны разумно в Него верить, чтобы иметь пример для нашего нравственного человеческого существования. Бог в Его совершенстве, с нашей точки зрения, ни в коем случае не может быть целью для становления и самоосуществления человека, как об этом заявляют атеистически настроенные толкователи Канта. Сам Кант поддерживает нас в нашем заявлении тем, что признает "Бога Сына" (или "Сына человеческого", или "Богочеловека") идеалом для нашего человеческого существования. Таким образом, согласно размышлениям Канта в его произведении "Религия в пределах только разума", мораль неизбежно ведет к религии.
К.А. Михайлов также отмечает очевидное тождество религии и морали в произведениях Канта, объясняя это тем, что произвол человеческого поведения, согласно философу, ограничен свыше безусловным принуждением нравственных принципов [10, с. 67]. М. Руффинг поясняет в связи с этим, что не нравственные принципы сами по себе принуждают человека, но человек, чтобы быть нравственным, должен принять решение, сделать нравственный закон своим высшим принципом поведения, т.е. свобода воли ограничена разумом, который противостоит неразумным склонностям. Насколько сильным окажется разум, чтобы его было достаточно определять волю к добру и позволить человеку действовать из долга, зависит не от нас, это есть милость Бога и, добавим мы, по Канту, одна из Его тайн.
Религию Кант определяет как познание всех наших обязанностей как Божественных заповедей [9, с. 380]. При этом он призывает осторожно относиться к этому термину и не путать его с термином "вероисповедание". Другими словами, нельзя сказать, что кто-то исповедует, например, мусульманскую религию: исповедовать можно веру, а религия всегда одна — это религия чистого разума. Кант, рационалист в делах веры, признает морально необходимой лишь естественную религию — такую, согласно которой человек сначала должен знать, что нечто есть долг, прежде чем он признает это за божественную заповедь. Такой религией мыслитель считает христианство, которое, будучи окончательным отходом от иудейства, где оно возникло, было основано на совершенно новом принципе и произвело полную революцию в вероучении. Основателем этой "свободной от всех статутов и начертанной в сердце каждого человека религии и основателем первой истинной церкви" он называет Христа. Словами Канта, Учитель Евангельский объявил единственно душеспасительной моральную веру, которая одна только освящает человека, "как Отец ваш на небесах свят есть", и в добром жизнеповедении доказывает свою истинность. Источником учения христианской веры может быть Новый Завет. Христианство соответствует великому требованию церкви, а именно — всеобщности, поскольку под этим понимается ее значимость для каждого, т.е. всеобщее единодушие (в случайных мнениях она может и не быть единой, но в отношении существенной цели она воздвигнута на таких принципах, которые должны вести ее ко всеобщему объединению в единую Церковь) [9, с. 336]. Различий и перемен, по мнению философа, нельзя избежать, пока мы ищем религию не в нас, а вне нас. Христианская религия, полагает Кант, как моральная религия теснейшим образом связана с разумом, и поэтому она "с завидным постоянством" может распространиться на все времена и все народы. В этой религии можно убедить каждого и, "по крайней мере, предположить действие ее у каждого как долг".