Рома и Лена в детском саду увлечены такой игрой: Лена забирается в игрушечный домик из ткани, а Рома начинает пинать его стены ногами, бросать сверху большие игрушки и прочими подручными средствами разрушать дом. Лена начинает кричать: "Спасите, я умираю!" - и делает вид, что умерла, когда ее домик достаточно завален игрушками. Дети повторяют эту игру несколько раз. Затем их фантазия создает новый поворот сюжета: когда домик завален игрушками, Рома из агрессора, разрушающего постройку, вдруг превращается в героя. Он кричит: "Не бойся, я тебя спасу!" - затем начинает разгребать игрушки, раскидывая их в разные стороны, и вытягивает Лену за руки наружу. Радостная Лена бросается ему на шею и говорит, что теперь согласна выйти за него замуж.
Очевидно, первоначальный сюжет игры возник у детей после страшных событий - взрыва террористами жилых домов. О таких пугающих фактах дети могут узнавать из обрывков теленовостей, из разговоров взрослых, хотя, как правило, те стараются отгородить малышей от такой информации. Увиденное или услышанное наверняка вызвало у них много тревожных фантазий, а значит, необходимость как-то совладать с ними.
Дети не могут просто забыть то, что вызвало у них негативные эмоции, но и просто принять это они тоже не в состоянии. Им необходимо проработать новую информацию, справиться со своей тревогой, добиться ощущения, что они контролируют ситуацию. Как они могут достичь этих целей? Конечно, посредством игры.
Сначала они воспроизводят в игровом сюжете только те внешние аспекты страшного события, которые они восприняли в силу своего возраста. Поэтому поначалу их игра проста и жестока: человек в домике, другой человек разрушает этот дом, и первый погибает. При этом Рома увлеченно исполняет роль террориста: он яростно стучит ногами по стенам, находит все новые игрушки и с силой их швыряет. Но можно ли однозначно считать, что Рома выбрал агрессивную роль, следуя своим деструктивным потребностям, что это свидетельство его агрессивности? Вряд ли.
Обратите внимание на несколько деталей данной игры.
Во-первых, это - сюжетная игра, в которой действия партнеров довольно слажены. У агрессора в игре есть помощница - добровольная жертва. Если бы роль жертвы выполнял мальчик, то партнеры наверняка бы менялись ролями. Но в закреплении роли агрессора за мальчиком, а роли жертвы за девочкой есть дополнительный игровой смысл - отработка социальных стереотипов поведения (мужской активности и женской пассивности), хотя не в самой позитивной форме. Как мы видим, именно эта линия развития игры взяла вверх впоследствии.
Во-вторых, после проигрывания тревожащих детей фантазий они смогли внести в игру новое содержание. Видимо, как только Рома и Лена поняли (по-своему, по-детски), что такое быть террористом, каково оказаться в разрушенном доме, как непривлекательно выглядит смерть, и смогли справиться со своей тревогой, то мальчик почувствовал дискомфорт от роли агрессора и от самого страшного события, которое они разыгрывали. Тогда его освобожденная фантазия подсказала выход из ситуации - стать спасателем, что он и осуществил.
Так дети с помощью игры создали в своем воображении возможность счастливого разрешения жестокого события и дальнейшего развития жизни (роман спасателя со спасенной).
Таким образом, выбор агрессивной роли в рассмотренной игре свидетельствует о том, что мальчик был взволнован информацией о теракте, что он заметил, как средства массовой информации делают акцент на половых аспектах (среди пострадавших чаще показывают детей и женщин, а среди подозреваемых или пойманных преступников - мужчин), что он захотел примерить на себя роль агрессоpa (менее страшную, чем роль жертвы) и что, освоив эту роль, он захотел ее изменить.
Все это говорит о необходимости проведенной игры для мальчика. Поэтому хорошо, что он имел возможность свободно довести игровое действие до своего собственного логического конца, хотя случайно наблюдавшие эту игру взрослые не могли не содрогнуться - естественно, у них возникло желание немедленно прекратить такую бессердечную игру, какой она была вначале. [40, c. 37]
Теперь проанализируем предпочтения ребенка в другой агрессивной роли.
Шестилетний Коля играет со своими маленькими игрушечными собачками различных пород. Он берет самого крупного пса - бульдога - и начинает рычать и бить им по фигуркам других собак, выкрикивая оскорбления и угрозы. Зашедшая в комнату мама была неприятно удивлена словами сына и попыталась его вразумить. Однако сын продолжал ругаться, употребляя выражения, некоторые из которых явно заимствованы из фильмов-боевиков. Тогда мама изменила стратегию поведения и стала расспрашивать сына, кто это такой и почему он так не любит других собак. Коля включился в разговор и между действиями с фигурками стал объяснять, что бульдог - самый сильный, поэтому ему все можно и все остальные его боятся. Когда мама спросила, чего хочет добиться этот пес, то мальчик пожал плечами.
Коля продолжал агрессивную игру до тех пор, пока мама не предложила поиграть вместе, после чего она смогла дать новое развитие сюжету и перевести бессмысленную агрессию в более позитивное русло (вкратце: маленькие собачки объединились и перестали слушаться бульдога, но тот смог снова наладить с ними отношения, когда на их общую будку напали враги, от которых он их защитил, словом, победила дружба).
В этой агрессивной игре мальчик, скорее всего, отыгрывал и пытался понять то заключение, которое он сделал из своих наблюдений: кто сильнее, тот и прав. К такому выводу ребенок мог прийти не только из просмотра фильмов-боевиков (в которых он улавливал не столько идею, сколько суть процесса - тот, кто сильнее, унижает и уничтожает других), но и из собственного опыта (так как в группе мальчиков дошкольного возраста, как правило, есть культ силы, и дети в процессе общения понимают, что у слабых явно меньше преимуществ).
Вряд ли Коля относится к категории сильных мальчиков группы. По-видимому, он воспринимает этот факт очень болезненно: от принадлежности к слабым страдает его самооценка и достоинство. Возможно, он пережил ряд неприятных моментов при столкновении с силой, которой не смог ничего противопоставить, испугавшись. Поэтому его выбор породы, за которую он играет, показывает нам, что для защиты его самооценки активизировались защитные механизмы психики, а именно, механизм идентификации с агрессором. Действие этой защиты таково, что человек отождествляется с тем, что вызвало у него тревогу или страх, поэтому перенимает черты человека, которого сам боится.
Так и Коля пытался в своей игре стать агрессивным лидером, который, судя по всему, вызывает у него опасения в реальном общении. Однако вопрос чуткой мамы о том, чего хочет добиться бульдог-агрессор, на который сын не знал ответа, демонстрирует нам, что примеряемая на себя роль не близка мальчику. Так он всего лишь справляется со своим страхом и ненавистью, но не чувствует мотивов агрессивного лидера.
До вмешательства мамы игра довольно долго не развивалась, она как бы зациклилась на повторяющемся насилии над другими собачками. Вероятно, это показатель того, что проблема силы и власти в детском сообществе стала для ребенка травматичной, но выхода из нее он не видел.
Обратите внимание, насколько осторожными и грамотными являются действия мамы в этом случае. После того как сын не среагировал на типичное замечание (которого обычно бывает достаточно), мама поняла, что имеет дело не просто с игрой, а с чем-то важным для ребенка, захватившим его настолько, что он не в силах остановиться. Поэтому вместо запретов и нотаций она постаралась понять, что происходит в душе ее ребенка. Наверное, она почувствовала, что это не просто освоение им новой нежелательной модели поведения, а способ справиться со своими чувствами, понять ситуацию. Тогда она постаралась продолжить разговор на языке, выбранном ребенком, - языке игры. Развивая сюжет, она смогла показать сыну, что против грубой силы могут быть другие средства - дружба и сплоченность, организованность в действиях. Мама также дала понять мальчику, что и агрессивные люди могут играть хорошую роль, что они, как и все, нуждаются в общении и признании.
Как мы видим, в случае Коли роль грубого агрессора, которую он выбрал, также свидетельствует не о собственной агрессивности ребенка, а, напротив, о растерянности и страхе, переживаемыми им при столкновении с чужой агрессией.
Для сравнения перейдем к третьему примеру агрессивной игры.
Два первоклассника, Володя и Паша, играют фигурками роботов. Сначала они делают вид, что стреляют друг в друга издалека, затем приближают роботов друг к другу и переходят в рукопашную (сталкивают игрушки и издают соответствующие звуки). Через какое-то время, увлекшисъ боем, они откладывают роботов в сторону и сами начинают бой (в ход идут руки и ноги мальчиков), регулируя свои движения, но постепенно такая игра перерастает в настоящую драку, и дети колотят друг друга на полу.
Чем отличается эта игра от агрессивных игр, описанных ранее? Во-первых, эта игра внутренне не развивается. Дети, участвующие в ней, никак не исследуют насилие. Во-вторых, очевидно возрастающее возбуждение ребят от этой агрессивной игры. То есть в данной игре насилие осуществляется просто ради насилия, игра не содержит дополнительных смыслов. При этом первоначальная игровая агрессия влечет за собой еще большую агрессию и, в конце концов, перерастает в реальные насильственные действия по отношению к партнеру. [3, c. 416-420]