В 1252 г. ситуация повторяется. Александр Невский, вступив на княжеский престол, восстанавливает г. Владимир, строит церкви и собирает разбежавшихся жителей.
Как считают историки, князь олицетворял народную власть и не был лишь случайным ее придатком. Он - необходимый орган древней государственности для удовлетворения насущных общественных потребностей населения - внешней защиты и внутреннего «наряда». Таковы требования к нему населения земли - вотчины. Однако когда русские княжества находились под властью Золотой Орды, выполнение этих требований практически было невозможно. Поэтому весь период характеризуется спадом княжеской охранной деятельности, и лишь отдельные князья находили новую парадигму действий по защите и поддержке земель - вотчин, а значит, и населения (к ним относятся князья Александр Ярославич, позднее Иван Калита).
Княжеская благотворительность в Древней Руси не переступила рамок частного призрения. Отсюда и ее важнейшие черты:
1. Княжеская благотворительность основывается на личном участии и желании нищелюбца, а государственной системы благотворительности не существует.
2.Участие в призрении оказывается не обязанностью, а правом князя. Ни-щелюбие, тем самым, есть черта, достойная подражания, но не обязательная для исполнения, хотя князь Владимир Мономах и попытался в своей «Духовной к детям» обязать своих потомков следовать христианским нормам поведения («покаяние, слезы, то есть сострадание, милостыня») [8, 155].
Итак, важнейшей особенностью благотворительности в Древней Руси являлось отсутствие системы государственной социальной помощи. Призрение неимущих развивается в форме личностного «нищелюбия». Сложилась своеобразная система социальной помощи, включающая в себя два основных компонента: подвижничество и нищенство.
Подвижничество проявлялось в форме христианского максимализма: «всё или ничего». Оно не сдерживается житейским благоразумием, не контролируетсявниманием к практическим результатам. Эту черту русской души особенно подчеркивал В. О. Ключевский.
Постепенно христианская заповедь любви к ближнему в Древней Руси, по мнению В. О. Ключевского, трансформировалась в «подвиг сострадания к страждущему», где первейшей обязанностью становилась милостыня. Человеколюбие на деле становилось нищелюбием, причем последнее мыслилось не как средство общественного благоустройства, а как необходимое условие личного нравственного здоровья. Милостыня больше оказывалась нужной самому нищелюбцу, нежели нищему.
Поэтому в Древней Руси ценилась в основном только личная, непосредственная благотворительность, передаваемая из рук в руки, предпочтительно «тайком» от постороннего глаза. Нищий для нищелюбца был лучшим богомольцем, душевным благодетелем. Не случайно именно тогда и зародилась поговорка: «В рай входят святой милостыней: нищий богатью питается, а богатого нищий молитвой спасает». Отсюда, важнейшим и лучшим условием этого периода благотворительности становилось то, что нищелюбцу требовалось воочию видеть людскую нужду, которую он облегчал, чтобы получить душевную пользу. Нуждающийся же должен был видеть своего милостивца, чтобы знать, за кого ему молиться. Князья накануне больших праздников ходили по тюрьмам и богадельням, где из собственных рук раздавали милостыню арестантам, больным и убогим [8, 156].
Заочная милостыня, то есть через организацию особой системы государственной социальной помощи, признавалась недейственной. Таким образом, нищенство на Руси оказывалось не экономическим бременем для народа, не язвой нравственного воспитания народа, а одним из главных средств воспитания. Иными словами, в древнерусском обществе позарез был нужен нищий и убогий, чтобы воспитать уменье и навык любить ближнего.
Милостыня оказывалась дополнительным актом церковного богослужения, практическим выражением правила, что вера без дел мертва. Нищий был необходим русскому человеку как живое орудие душевного спасения. Такое отношение определялось в первую очередь религиозной моралью, призывавшей к любви и милосердию, добродетельной жизни для спасения души в жизни вечной.
Соприкоснуться с этим своеобразным образцом христианской жизни мог любой человек через подаяние, которое для подающего было религиозным актом, сопровождалось молитвою или крестным знамением. Милостыня стала средством «загладить перед Господом грехи свои, снискать его милости и войти в Царство Небесное». Тем самым общепринятые нормы морали возвели нищенство в своего рода святое ремесло - ремесло замаливания общих грехов.
В связи с этим, на Руси возникает особая категория людей - профессиональные нишие, «калики перехожие». Нищие жили преимущественно около монастырей, ходили они артелями (ватагами), во главе которых стояли атаманы. На каликах надеты были сумки и подсумки, в руках у них были клюки. Приходя на место, нищие становились полукругом у ворот монастыря, клюки втыкали в землю, на них вешали сумочки, поджидая выходящих со службы богомольцев. Благочестие, вызывавшееся подачей милостыни, далеко не всегда достигало своей цели. Дело милосердия и христианской любви останавливалось в данном случае на формальной стороне милостыни. Отсюда происходит так называемая, «копеечная подача», которая выработала особую форму «сороковой милостыни». «Сороковая милостьшя» - это своеобразный ритуал, при монастырях специально вьшекали связки крошечных баранок (величиной с полкопейки по 40 штук в связке). Богомольцы покупали эти связочки и, выходя из монастыря после окончания службы, оделяли каждого нищего по одной баранке, что и обладало, по поверью, особенным свойством спасать грешную душу [8,158].
Таким образом, нищенство на Руси рассматривается как своего рода необходимость, так как само его существование, по представлениям данного периода, входило в планы Господа, в планы Провидения, чтобы дать возможность подающим милостыню совершить богоугодное дело и тем облегчить себе путь к вечному спасению. Общее же воззрение эпохи на нищенство как на богоугодный институт способствует развитию профессионального нищенства, которое постепенно вырастает до размеров крупного общественного бедствия. Монастыри и княжеско-боярские дворы становились центрами, привлекавшими целые толпы бездельников и тунеядцев, рассчитывавших найти здесь поживу. При богатых княжеских дворах появляются даже особые «штаты» постоянных нищих.
Государство же мирится с фактом существования нищенства, смотря на него, как на необходимый, ниспосланный Богом крест, а само выступает исключительно в роли частного благотворителя.
Билет № 12
Церковно-монастырская система благотворительности
Складывающаяся система церковно-монастырской помощи находилась под влиянием факторов, вытекающих из отношений, формирующихся между церковью и оформляющимся государством.
Православие только призывается на Русь. Оно не имеет ни своих институтов, ни системы финансирования, ни священников. Все это берется под патерналистский контроль государства, т. е. происходит идентификация власти и церкви, складывается такой тип отношений, который привносится из Византийского православия. Финансовая поддержка церкви осуществлялась за счет отчислений (ей принадлежит десятая часть). Отличие десятины, которую выделял церкви Владимир I, заключалось в том, что «она не стала общей податью, а шла только с княжих доходов».
Государство в лице княжеской власти берет на себя строительство монастырей и храмов, оно же на первых порах готовит кандидатов в священники. Власть определяет клиентов, т.е. тех лиц, которым, по ее мнению, необходима помощь. Различные списки Устава князя Владимира по-разному определяют их типологию. Постепенно происходит расширение клиентеллы, попадающей под судебный патронат церкви. В Уставе новгородского князя Всеволода появляются те группы, которые не встречались в период правления Владимира I: «холопы, откупившиеся от холопства, закупы, смерды-общинники» и др.
Если круг лиц все больше и больше расширяется, то институты поддержки на данном отрезке времени практически не изменяются. В Синодальном из- воде Устава князя Владимира под церковный контроль попадают: больницы, гостиницы, странноприимницы, те же институты фигурируют и в Уставе князя Всеволода.
Одни типы учреждений — странноприимницы - строила церковь, а другие - больницы - жертвователи, благотворители на свои средства: русские князья, либо церковные деятели (например, Ефрем Переяславский в 1091 г. построил больницу, а годом раньше народную каменную баню).
Гостиница - постоялый двор [14, 223].
Странноприимница - покой или дом, где принимаются странники [14, 232].
Больница - место в монастыре, особенно отдаленное для призрения и врачевания скорбных, не только тут живущих, но и странников; больных женщин [14, 221].
К одним из ранних документов, регламентирующих деятельность монастырей, относят устав купеческой организации князя Всеволода Мстиславича. В уставе закреплялось право отдельных категорий нуждающихся на призрение в старости. Таким образом, патерналистская политика власти по отношении к церкви давала возможность последней оформляться в самостоятельный институт помощи и поддержки.