Мы вновь возвращаемся к проблеме, неизбежно возникающей в тот самый момент, когда речь заходит о духовных, ценностных, цивилизационных, гуманистических ориентирах политической деятельности: в какой мере допустимо использование философской аксиоматики и методологии, как далеко может увести от решения конкретно-теоретических политических задач философское осмысление базовых составляющих политической культуры? Собственно философская рефлексия политики изначально предполагает теоретическое обоснование явления политической культуры, его структуры, функций, становления, а также масштабы предвидения, трансформации, изменения. Поэтому, на наш взгляд, именно философское осмысление конкретной политической культуры как культуры цивилизации, эпохи, народа должно стать основой исследования культуры как прогрессивной или регрессивной, демократической или авторитарной.
Конечно, существует определенная специфика работ по политической социологии, концептуально анализирующих реальные политические системы (ярким примером таких работ являются труды Р. Даля, Г. Алмонда, С. Вербы, Р. Дарендорфа, в отечественной политологии — Е.Б. Шестопал, Д.М. Фельдмана, В.П. Пугачева, П.А. Цыганкова, Н.С. Федоркина и др.). Они отличаются от большинства трудов по политической философии, авторы которых в своих рассуждениях о политической культуре ориентированы на поиск оптимального, справедливого политического строя(9).
На Первом российском философском конгрессе в одном из выступлений прозвучали верные слова о том, что "для политической философии характерен нормативный, ценностный подход к политическим системам и политическим отношениям, она складывалась как наука о должном в политике, о справедливых, оптимальных политических системах, о природе политических отношений, об их месте в структуре общества. И если политическая философия ориентирована на поиски норматива, то, в отличие от этого, политическая социология описывает и анализирует реальные политические системы, которые могут разительно отличаться от норматива"(10).
Здесь важно то, что и политическая философия (в этом мы согласны с Г.К. Ашиным) использует "идеально-типическую" методологию социологического анализа политики М. Вебером для объяснения политического процесса. По аналогии с ситуацией в естествознании, веберовскую социологию часто приводят в качестве примера неклассического типа научности, сравнивая его в этом отношении с Эйнштейном (в качестве же "классического" — используют пример контовского проекта "новой науки" об обществе или же теоретико-методологический синтез Толкотта Парсонса). На это наталкивает само понимание Вебером научности социологического, гуманитарного знания о политике, декларирующее отказ размышлять о мире общественных отношений как о видимости в отличие от сущности, о существовании в отличие от сущего. Вебер дал знанию об обществе в целом и политической науке, в частности новое видение бытийственности мира как его посюсторонности и повседневности. Поэтому и та реальность, с которой хотела иметь дело наука об обществе и политике, предстала как абсолютное многообразие неповторимо-индивидуальных явлений. Это многообразие ученый может упорядочивать, типологизировать с помощью понятий, принятых за базовые характеристики, за "идеальные типы", социология (во всяком случае, как теоретическая социология) имеет дело всего лишь с мысленными конструкциями, эмпирически они не фиксируются. Все, что Вебер говорит о социологии, мы признаем справедливым и по отношению к политическому знанию.
В лице политологических доктрин теоретическая политология имеет дело с историческими явлениями и процессами. Их реальность в каждом конкретном случае неповторимо-уникальна; они концептуализируются в понятиях; объективность и общезначимость этих понятий имеет свой источник не в природе, а в культуре с ее универсальными ценностями; индивиды выбирают эти ценности свободно и утверждают свой выбор в акте сознательно осуществленных в соответствии с этой ценностной установкой действий; атрибутом "действительности" обладают лишь индивидуально-определенные действия людей и их, опять же, неповторимые сочетания, "констелляции" этих действий. "Научность" политологии, если следовать мысли Вебера, и состоит в том, чтобы редуцировать общезначимые понятия — "государство", "власть" и т. п. к индивидуальным человеческим действиям, мотивированным рационально, исходя из их конкретно неповторимого и уникального сочетания ("констелляции").
Что же касается универсальных категорий, "всеобщего" (коллективного субъекта и пр.), то скептицизм Вебера и его последователей по отношению к этим универсалиям был вызван (или провоцировался), прежде всего, тем, что теоретики, защищавшие идею объективности общественного развития как объективно существующую реальность и главный предмет знания об обществе (классические примеры в социологии — К. Маркс, Э. Дюркгейм)(11) стремились представить ту или иную универсальную, т. е. смоделированную ими категорию и концепт всеобщности (деятельности коллективных субъектов истории) за отражение самой общественной реальности, за внутренне присущую ей закономерность(12).
Подобное гипостазирование (возведение в ранг абсолюта) всеобщих характеристик общества и культуры приводит к тому, что всеобщие понятия типа "класс", "капитал", "общественный субъект" начинают играть в социальной теории роль своего рода палочки-выручалочки. С точки зрения методологических установок концепции идеальных типов Вебера, некоторые из этих абстракций могут сыграть положительную роль, но только в том случае, если их рассматривать и применять в соответствии с реальным предназначением, т. е. как теоретические концепты, имеющие чисто эвристический смысл. Все эти понятия призваны упорядочить в теории видение того или иного фрагмента бесконечно многообразной действительности.
Таким образом, по Веберу, критерием, признаками "научности" социального знания выступают три негативные установки: (1) оно не должно выдавать свои идеально-типические понятия за "отражение" или "выражение" самой действительности, ее "законов". (2) Оно не должно претендовать на что-то большее, чем выяснение причин того или иного уже свершившегося события, т. е. на выявление в исторически уникальной констелляции образовавших его факторов (духовных, материальных, правовых, политических и т. д. и т. п.), тех факторов, отсутствие которых в сходных ситуациях не исключает возникновения аналогичного события. (3) Ученый не должен забывать о том, что его теории и понятия вовсе не являются результатом интеллектуального произвола. Ибо сама эта интеллектуальная деятельность подчинена определенным нормам (прежде всего законам формально-логического моделирования). С другой стороны эти нормы подчинены высшему принципу — принципу долженствования, который конкретизируется в системе высших человеческих ценностей. Именно отнесение эмпирии к этим ценностям, задающим общее направление всякого человеческого целеполагания, лежит в основе механизма интеллектуальной деятельности. Изменение же ценностных предпочтений определяется, в конечном счете, "интересами эпохи" — т. е. обусловлены социально-исторически, социокультурно(13).
Итак, концепция идеальных типов Вебера позволяет учитывать и вводить в ткань политологического анализа самые разнообразные (нравственные, религиозные) нормы как объективные и самодостаточные основания для объяснения идеального целеполагания в социальной практике — истории и в самом историческом процессе как продукте и результате многообразной деятельности преследующих свои разноплановые и порой противоречивые интересы индивидов.
В этой связи снова встает вопрос о взаимоотношении "философского" и "идеологического" пластов политической культуры(14).
При ближайшем рассмотрении оказывается, что на содержательном уровне между идеями социально-политической философии и идеологическими постулатами трудно провести точное размежевание — одно и то же содержание рассматривается в разных аспектах: философия рефлектирует и существование и смысл, идеология удовлетворяется тем, что выстраивает связи этих смыслов с интересами и ориентируется на действие по осуществлению интереса, мотива.
Другими словами, философию можно обозначить как критический, диагностический элемент культуры, который стремится принять форму систематического дискурсивного знания. Средствами идеологии высшие философские идеи превращаются в идеалы конкретного политического процесса, как он совершается конкретным историческим актором.
Однако решение вопроса о ценностях как составляющих элементах политической культуры нельзя свести только к философской рефлексии ценностей и идеалов и к изучению этой рефлексии в рамках политической науки. Чрезвычайно важными представляются и эмпирические, исчислимые при помощи конкретно-социологических методик, основания политической культуры, как они присутствуют в повседневных представлениях о каждодневной политике, которые Э. Гидденс назвал "здравым смыслом" или "внутренним знанием". Строго говоря, он зафиксировал факт невозможности изучения социально-политических явлений (в том числе, может быть, в первую очередь, феномена политической культуры) только исходя из философских концептов политического, забывая о среде существования этих идей, повседневной жизни государств и граждан, ориентирующихся на существующие идеологические клише (установки), представления обыденного сознания и здравого смысла .