Современный общественно-политический процесс в России, рассмотренный под интересующим нас углом зрения, может быть разделен на два этапа: 1989-1991 гг. - этап либерально-демократической революции; 1992 и последующие годы - элитарно-термидорианский этап.
Одной из главных причин либерально-демократической революции можно считать провал горбачевской перестройки. Он породил в обществе убеждение, которое быстро стало господствующим, что модернизация на социалистической основе невозможна, что рынок и демократия не могут быть привиты социализму, а их укоренение требует смены общественно-политического строя. Эти идеологические установки, равнозначные идеологической революции, были усвоены обществом в 1989-1991 гг., а венцом стала мирная политическая революция 1991 г., нанесшая сокрушительный удар по СССР и социалистическому строю.
Во главе революции выступило радикально-демократическое движение, вобравшее три основных компонента. Во-первых, это относительно небольшая группа диссидентов во главе с академиком Андрей Сахаровым, во-вторых, большая часть научной и творческой интеллигенции, ядро которой составили "шестидесятники", в-третьих, это часть советского партийно-идеологического истеблишмента - Б. Ельцин, Юрий Афанасьев, Руслан Хасбулатов, Геннадий Бурбулис и др., по разным мотивам перешедшая в радикальную оппозицию к Горбачеву. Пестрый состав радикального движения предопределил и пестроту его мотивов, которые вмещали в себя и искренне демократические, как у бывших диссидентов, и замаскированно карьерные, как у большинства представителей партийно-идеологического истеблишмента.
При всех внутренних различиях в радикальном движении ему в целом была присуща ярко выраженная приверженность либерально-демократическим принципам, являвшимся тогда самым надежным способом завоевания масс на свою сторону. Первого политического успеха радикалы добились на весенних 1989 г. выборах народных депутатов СССР, а уже два года спустя одержали триумфальные и окончательно закрепившие их успех победы на президентских выборах в России, а так же в ходе трехдневной августовской схватки с путчистами из консервативного руководства СССР.
Многие политики, публицисты и журналисты радикальной ориентации определяли события 1991 г. как буржуазно-демократическую революцию. Основание для этого имеется, но нельзя не видеть и того, что между революцией 1991 г. в России и типичными буржуазно-демократическими революциями были существенные отличия. В России 1991 г. не было ни экономических факторов (частная собственность и частнокапиталистическое предпринимательство), ни буржуазии, достигших в Европе и Северной Америке накануне буржуазных революций той зрелости, которая и делала эти революции неизбежными. Ничего подобного в России не было. Российское демократическое движение моделировало общественно-политическое устройство по образу и подобию западной цивилизации, не располагая той социальной средой, которая обусловила развитие этой цивилизации на самом Западе.
Типичные буржуазно-демократические революции и современная российская революция, протекавшие в разных социально-экономических средах, обнаруживают в первую очередь идеологическое родство, приверженность либерально-демократическим ценностям. При этом для российского варианта либерально-демократической идеологии был характерен гораздо больший утопизм. Россию предполагали радикально переустроить в течение 500, а то и 400 дней, а торжество западных жизненных стандартов намечалось на 2000-ый год.
Сосредоточив в результате политических схваток и побед 1989-1991 гг. полноту власти в России, радикалы во главе с Б. Ельциным приступили к реализации планов либеральной модернизации. С начала 1992 г. были запущены три главных реформы: введение свободного ценообразования, либерализация торговли, массовая приватизация. И уже после первого "ударного" года реформ российское общество почти единодушно признало, что воплощающаяся в России рыночно-капиталистическая модель является полной противоположностью тем планам и моделям, которые выстраивались в головах радикал-либералов в период борьбы с коммунистическим режимом. В дальнейшем это убеждение только окрепло. Оно находило множество подтверждений, а одним из главных явилась практика массовой приватизации.
Последняя мыслилась и планировалась как народная приватизация, которая должна была обратить массы россиян в средний класс - собственников предприятий и акционеров. Идея народного капитализма потерпела сокрушительный крах. Уже через два-три года после запуска приватизации большинство россиян (более 60%) остались и без ваучеров, и без акций, а большинство среди тех, кто сохранил акции, не знали, что с ними делать и не имели от них никакой прибыли.(5) Реально незначительное меньшинство россиян, которые и составили костяк новой элиты, сосредоточили в своих руках акционерный капитал, собственность и экономическую власть. Конкретная практика столь поразительной реализации плана "народной приватизации" в полной мере еще не исследована. Имеющиеся разрозненные факты процесса присвоения собственности узким меньшинством, ставшие достоянием общественности, раскрывают лишь видимую часть айсберга. Но и из этих фактов ясно, каким образом владельцами госсобственности стали криминально-теневые структуры, отечественные и зарубежные финансовые корпорации, "красные директора" и их окружение. Роль "первой скрипки" в подчинении "народной приватизации" их интересам сыграла госбюрократия, в первую очередь высшая, которая была щедро вознаграждена. Новая элита не случайно получила название финансово-бюракратической олигархии.
Известны и другие, наряду с приватизацией, механизмы формирования экономической элиты. Шведский экономист Андерс Ослунд доказывал, что в складывании класса "новых русских" решающую роль сыграла даже не приватизация, а скрытые экспортные субсидии, дотирование импорта и льготные кредиты (6). Очевидно, что "спецэкспортеры" и получатели "спецкредитов" были незаконно и, понятно, небескорыстно облагодетельствованы высшей бюрократией.
Возможны ли были распределение госсобственности и социальная структурализация новой России "по справедливости", как это предполагалось радикальными лидерами до 1992 г.? В идеале, да. Но идеальная модель предполагает ряд жестких условий: рациональная, обладающая прочными морально-нравственными устоями бюрократия; сильное и беспристрастное государство, уравновешивающее и обслуживающее по закону всех граждан; развитое гражданское общество, контролирующее деятельность государства и бюрократии; наличие у граждан примерно равных предпринимательских способностей. Поскольку подобной идеальной модели не существует, не может быть создано и народного капитализма. Выпущенный в 1992 г. на волю "предпринимательский дух" заработал в социал-дарвинистском режиме, вознаграждая "наиболее приспособленных" к присвоению собственности.
Существен вопрос: как относились к этим процессам те радикал-демократы во главе с Б. Ельциным, которые вошли в государственную власть? Имеющиеся данные позволяют сделать вывод, что радикалы, вошедшие во власть, повели себя как типичные термидорианцы, активно используя свои должности в целях присвоения элитных статусов и обогащения. Сразу после августа 1991 г. стали множиться факты, свидетельствующие, что люди, которые активно боролись со старым режимом под лозунгами уничтожения всех и всяческих привилегий, декларировавшие идеалы "равных возможностей" для всех, без промедления и с поразительным цинизмом стали распоряжаться государственной собственностью как своей личной, присваивая дорогостоящие квартиры и дачи, лучшие больницы, здравницы, восстанавливая спецраспределители и прочие привилегии.
Термидорианские тенденции, получившие выражение в концентрации экономической власти и возможностей в руках новой элиты, были подкреплены термидорианскими переменами в политической системе. Здесь они выразились в первую очередь в пересмотре схемы разделения властей в направлении концентрации властных полномочий в руках исполнительной, особенно же президентской власти, в формировании "партии власти" и попытках превращения ее в закрытую элиту, в целенаправленных устремлениях поставить средства массовой информации под контроль новой элиты.
Среди политических перипетий в период после августа 1991 г. наибольшую известность и наибольшие разногласия в обществе вызвал конфликт законодательной и исполнительной власти в 1992-1993 гг., завершившийся вооруженной схваткой между ними, победой президентской стороны и ликвидацией Советов. Президентская сторона всю ответственность за кровавые события возложила на Верховный совет и законодательную власть. Антипрезидентская сторона обвинила в узурпации власти Ельцина, а действия законодательной ветви и ее защитников приравняла к подвигу, призванному спасти разделение властей, конституционный строй, законность.
В свете же развиваемой мною концепции термидора напрашивается иная, третья оценка. Действия исполнительной власти осенью 1993 г. должны быть признаны важнейшей фазой процесса консолидации власти в руках новых элит. Но в отношении августа 1991 г. они отнюдь не были контрреволюцией, а тем более реставрацией. Реставрационные намерения и попытка свершения контрреволюции была заключена как раз в действиях законодательной власти и ее защитников. Анализ программ, идеологии, социального состава законодателей и их сторонников убеждает, что их целями было восстановление СССР и старого общественного строя. По сути их намерения не отличались от намерений ГК ЧП в августе 1991 г. Подчинив своему контролю законодательную власть в России, они жестко блокировали действия исполнительной власти, в результате чего вся российская государственность к осени 1993 г. зашла в тупик.