По М.Мид (см выше) воспитание является важнейшим фактором становления национального характера. Так вот, в Украине указанный фактор фактически нивелирован.
Есть ли в сложившейся ситуации доля ответственности украинского национализма? Наш ответ: есть!
В приведенном выше определении подчеркнута процессуальность культуры, как социального феномена, ее кореллятивность другим социальным явлениям. В той мере, в которой ближайшим следствием национализации, стало то обстоятельство, что все социальные процессы (политические, экономические, проч.) в Украине приобрели энтропийную направленность (см выше: речь идет об упрощении традиционных социальных институтов, в том числе: крахе семьи, катастрофическом падении доверия к органам власти ets), в контексте всех феноменов культуры[99][99], как производных от многомерности социального бытия, по определению, выхолащивается позитивное содержание. Национализм стимулировал развитие социальной энтропии. Социальная энтропия, вкупе с национализмом обусловливает дискретизацию культурной традиции. Все это, в результате, находит воплощение и отражается в процессе воспитания. Так формируется curculus vitiosus, в основе - идеология национализма. Nil admirari!
F) современное состояние материальной культуры в Украине. В общепринятом толковании, материальная культура это совокупность вещественных продуктов созидательной деятельности человека, отображающая устойчивые характеристики исторических состояний общественного сознания тех или иных человеческих общностей. В свете сказанного, материальная культура (орудия труда, машины и механизмы, архитектурные (жилые и производственные) сооружения, материальные плоды производства (народных промыслов)) обусловлена и отражает общее состояние культуры.
Прямым подтверждением сказанному является современный уровень развития материальной культуры в Украине: в Донецке и Львове, Харькове и Днепропетровске, повсюду остановлены фабрики и заводы; на смену сложным производственным системам приходят народные промыслы; рушиться промышленность; устаревают основные фонды; утрачиваются производственные навыки; не функционирует в нормальном режиме коммунальная сфера и, как следствие, не ремонтируются и разрушаются жилые дома; разворовываются объекты общественного (в том числе, и муниципального) назначения; при содействии иностранных экспертов, осуществляется разукрупнение и распродажа промышленных предприятий; наиболее рентабельные отрасли промышленности сдаются в концессию или продаются «с молотка» (в том числе, и российским предпринимателям); бытовая техника, автомобили, общественный транспорт – все заменяется импортными аналогами.[100][100]
Не лучшая ситуация складывается и в селе, где рушится вековой уклад жизни. И вот почему.
Дело в том, что, в отличии, скажем, от Зауральской России и Западной Украины, в Восточной, Южной и Центральной Украине сельскохозяйственное производство традиционно строилось на основе общинного замлепользования (читайте, скажем, Олеся Гончара или Лесю Украинку). Отечественным аналогом апологизируемого ныне фермерского хозяйства в Украине являлась хуторская (фольварк) система, распространенная в Западных областях (вспомним границы применения Магдебургского права). Как упоминалось выше эпифеномены, по сути, местечкового («галичского») мировосприятия сегодня оказались востребованы украинской политической элитой. Более того, на практике проявилось созвучие их внешних характеристик (хутор-фермер, газда – ковбой, проч.) американской системе ценностей. В итоге, земельный вопрос в Украине встал в несколько ином ракурсе, нежели в России. Оставив в стороне перипетии политической борьбы, скажем только что в «сухом остатке» оказался украинский Закон о частной собственности на землю, относительно недавно принятый Верховной Радой.
С принятием этого документа, земля в Украине стала одним из наиболее ликвидных товаров,[101][101] и, к настоящему времени, активно раскупается. Отсюда - на месте бывших колхозов и совхозов формируются громадные «латифундии».
Нужно сказать, что в большинстве случаев, вновь возникшие украинские «земельные магнаты» имеют весьма отдаленное представление о специфике аграрного производства[102][102]. С другой стороны, опытные украинские селяне (вот вам – историческая память!) также не спешат идти в «наймы» к новым «хозяевам жизни». Ко всему прочему, машинный парк сельского хозяйства Украины безнадежно устарел, а для его обновления ни у государства, ни в частном секторе (это ведь не землю скупать за гроши!) нет свободных финансовых средств. Нет также денег для сезонных закупок топлива. Кризис неплатежей сотрясает украинское «хлеборобство»[103][103].
Последствия развития указанной ситуации прогнозировать весьма не сложно. Очевидно, что, в ближайшее время, Украине будет прогрессировать процесс сокращения посевных площадей, обширные земельные угодья которой (знаменитый украинский чернозем!) и без того, в значительной своей части, лежат в запущении, следует ожидать дальнейшее падение рентабельности сельскохозяйственного производства, интенсификацию оттока населения из села, упрощения агротехнических приемов, а трудолюбивое украинское крестьянство, как кормится, так и будет кормится, главным образом, за счет примитивного огородничества (горожане-то давно уже привыкли питаться дешевыми импортными суррогатами!)
Вот так – наглядно и очевидно - разрушение вековых традиций землепользования способно обусловить кризис процветающей отрасли производства[104][104].
Нам могут возразить: «Неужели Вы совсем не видите позитивных явлений в сфере материальной культуры Украины?»
- Что делать, действительно не усматриваю! Незначительный прирост производства в текущем финансовом году, с моей точки зрения, является прямой экстраполяций экстесивных экономических процессов, происходящий в Российской Федерации (повышение мировых цен на нефть обусловило улучшение экономических показателей в РФ и – как следствие (через газовую трубу!) – в Украине). Необходимость экономии импортируемых углеводородов стимулировала развитие (в отрицание общемировых тенденций) угольной и – далее, по производственной цепочке – химической, металлургической промышленности. Распродажа земельных угодий пополнила государственную казну. И подобных экономических «фантомов» можно привести во множестве.
Дело не в них. А в том, что в прошедшее десятилетие Украина не определила свое место в системе специализации и кооперации мирового продукта. В чем, помимо негативных составляющих, специфичность украинского продукта? Сельское хозяйство? Но в Болгарии, Австралии, Нидерландах производят более качественные молоко, сметану, бекон! Машиностроение? Но германская техника надежней! Рабочая сила? В среднеазиатских республиках она дешевле, а в России – квалифицированней!
В Украине бурно развиваются коммуникации? Но в Москве – интенсивнее! Украина компьютеризируется? Но ведь монополией на элементную базу компьютеризации владеют Соединенные Штаты!
Что нового (самобытного) появилось на внутреннем рынке Украины в годы правления Кравчука-Кучмы? Чем обогатилась ее материальная культура с момента провозглашения суверенитета? Галичскими «вышиванками»? Различными сортами пива (Ах, какое вкусное пиво «Оболонь»!)? Собраниями сочинений Тараса Шевченко?
Думается, что ответ – очевиден. Более того, он закономерен. И, в значительной своей части, обусловлен – как не парадоксально это звучит на первый взгляд – эскалацией украинского национализма.
И вот почему. Являясь, по сути, индивидуалистической идеологией, национализм стимулировал развязывание частнособственнических инстинктов у элитарной части населения и, тем самым, содействовал их возведению в ранг, в начале, государственной, а, затем, и социальной (ментальной) установки. Естественным следствием активизации частнособственнической стихии («хватательных» рефлексов новых буржуа) стали раздробление экономического потенциала и дифференциация хозяйственной жизни страны. Вместе с тем, индивидуализм, как система мировидения, вошел в противоречие с многовековой традицией хозяйственной деятельности.
Производственный опыт нелегко обрести, а утратить – сущие пустяки![105][105]
Естественной реакцией культурной традиции на экспансию индивидуалистической психологии явилась стагнация продуктивной экономической активности. Итогом стало закономерное разрушение материальной культуры.
Как-то, на лекции в университете, один (ныне покойный) преподаватель посетовал: «К сожалению, рост торговли в археологическом смысле никак нельзя зафиксировать. Дело в том, что, на месте торга, по большому счету, ничего не остается: один - купил товар и ушел; второй - продал товар и ушел; что же искать в земле археологам: лоток? халат? весы?»
Так вот, надо полагать, что будущие поколения историков будут испытывать серьезные затруднения в экспликации современной украинской культуры.
И винить в этом, как ни странно, окажется некого.
Разве что, местечковый национализм…
Подведем промежуточный итог.
Объективное состояние национальной культуры актуализируется в духовных и материальных феноменах. Отечественная культурология в качестве таковых поминает: машины (в широком смысле слова: средства производства; в Украине – японские, корейские, немецкие, американские, в лучшем случае – устаревшие советские), сооружения (в распространенном толковании: произведения архитектуры; если говорить в принципиальном плане, то в Украине их не за что воздвигать); результаты познания (в Украине – закрытие Чернобыльской АЭС, крушение АН-70, «утечка мозгов»); произведения искусства (сходите на бульвар Пушкина в Донецке, посмотрите, как местные художники за бесценок продают картины московским «нуворюсам»; съездите в Мариуполь, понаблюдайте, как эти произведения переправляются за рубеж; обратите внимание на оформление украинских изданий, интерьер жилых домов, проч.); нормы морали и права (вам приходилось в вечерние часы бывать на Тверской?; а украинские воровство и взяточничество скоро войдут в народный фольклор!); человеческие способности и силы, реализуемые в действии (сравни: данные о моральном и физическом оскудении украинской нации, о ее физическом уничтожении – см. подшивки украинских газет); эпифеномены мировоззрения (национализм, как нацизм, прикрывающийся лозунгом национальной независимости); способы и средства общения людей (деруссификация, как средство уничтожения, прежде всего, русского, а, затем, и украинского языков; конфликтность, продажность и лживость, как способы «взаимодействия» с внешним миром).