26 декабря 1993-го было провозглашено создание Союза российских коммунистов, более известного как Роскомсоюз. В него вошли все четыре ортодоксальные партии (ВКПБ, РКРП, РПК, СК), а также так называемая «Ленинская позиция» в рядах самой КПРФ, возглавляемая марксистским теоретиком умеренно ортодоксального толка Ричардом Косолаповым. Однако в силу идейных, политических и личностных противоречий между учредителями союза он не стал консолидированной и эффективной политической организацией, ограничившись исключительно координационными функциями. Малоудачной оказалась попытка Союза коммунистов Пригарина расколоть одну из крупнейших организаций КПРФ — московскую — путем создания в апреле 1994-го так называемой «Московской городской организации КПСС» в качестве локальной альтернативы компартии Зюганова.
Ответ руководства КПРФ на вызов коммунистических радикалов носил двоякий характер. С одной стороны, пропагандистский: лидеры КПРФ в своих публичных выступлениях постоянно характеризовали внепарламентские компартии как малочисленные (за исключением РКРП) политические секты и обвиняли их в ненужном и опасном радикализме. С другой, КПРФ постаралась достичь компромисса с руководством СКП—КПСС, поддерживавшим левых ортодоксов. Условия этой сделки были следующими: КПРФ становится постоянным, а не ассоциированным, как ранее, членом СКП—КПСС; взамен руководство последнего дезавуирует радикалов в собственных рядах и отказывается от унитарного принципа строительства своей организации. Вследствие этого негласного пакта группа Пригарина на пленуме СКП—КПСС была осуждена за «раскольническую активность», а он сам выведен из руководящих органов СКП.
В итоге КПРФ не только удалось успешно отбить атаки левых радикалов, но и подтвердить свое лидирующее положение в российском комдвижении.
Однако, несмотря на серьезные противоречия между постсоветскими компартиями России, все они придерживались единого мнения по трем принципиальным моментам. Во-первых, они рассматривали опыт современной капиталистической трансформации России как доказательство правоты выводов Карла Маркса о наличии органических пороков капитализма и необходимости перехода к социализму. Во-вторых, позиция Запада, и особенно США, в отношении России оценивалась в целом как враждебная. В-третьих, крушение советской системы объяснялось как негативным влиянием Запада, так и в первую очередь «обуржуазиванием» и «предательством» коммунистической элиты в лице прежде всего Горбачева и Ельцина.
2. Эволюция идеологии КПРФ.
В 1993—1995 годах официальная идеология КПРФ претерпела весьма существенные изменения, пройдя в своем развитии три фазы. Как уже отмечалось, прагматизм и умеренность в сочетании с существенными элементами левосоциал-демократической ориентации отличали первые программные документы партии (февраль — март 1993-го). В докладе Купцова на II съезде прозвучал тезис о совместимости социализма и рынка, также он настаивал на необходимости отказа от противопоставления социалистов, социал-демократов и коммунистов. В своем программном заявлении КПРФ акцентировала внимание на задачах не столько непосредственно социалистических, сколько общедемократических, при этом старательно демонстрировалось, что партия не чужда принципам политической демократии и готова включить в свой идеологический арсенал такие категории, как «рынок» и «многоукладная экономика». Не менее знаменательным выглядело отсутствие в программном заявлении классических марксистских постулатов о признании классового характера государства и неизбежности классовой борьбы, необходимости устранения частной собственности, фундаментальном характере противоречия между трудом и капиталом.1
Г С середины 1993-го в идеологии КПРФ постепенно усиливаются русско-националистические и государственнические моменты, они в 1994-м приобрели доминирующий характер. 1Это объясняется влиянием группы Зюганова, которая пыталась навязать КПРФ в качестве идейной основы доктрину так называемого «государственного патриотизма», подробно изложенную в публицистике лидера КПРФ. Основные элементы этой доктрины: акцент на роли государства как «путеводной нити» российской истории и ключевого фактора развития страны; признание приоритета государственных интересов, особенно в кризисные для страны моменты, над интересами личности, социальных, корпоративных и этнических групп; трактовка русской нации как основного носителя идеологии государственного патриотизма, ядра и цемента российской и советской государственности; отказ от классового подхода в пользу тезиса об органическом единстве (соборности) русской нации; тезис о преемственности дореволюционного и постоктябрьского периодов отечественной истории; синтез «красной» и «белой» идей.
Легко заметить, что доктрина государственного патриотизма не носит марксистского характера. Эта же оценка в полной мере применима и для характеристики идейно-теоретического кредо самого Зюганова, которое представляет собой компиляцию фрагментов из различных теорий, чьи авторы придерживались зачастую прямо противоположных взглядов (например, славянофильство, доктрина «официальной народности» графа Уварова, левые народники, конспирологические теории и т. д.); все это обильно декорировано некоторыми левыми лозунгами. По-видимому, концепция государственного патриотизма виделась ее разработчикам отнюдь не только узкопартийной идеологией: ей заведомо отводилась роль идейной основы широкого национального фронта.
. ... В окончательной редакции партийной программы (январь 1995-го) возобладала модернизированная версия традиционного советского марксизма, дополненная экологическим акцентом (концепция устойчивого развития), а также некоторыми русско-националистическими и государственническими мотивами. Этот документ был насыщен традиционными марксистскими категориями в значительно большей степени, чем его предшествующие варианты. В нем было опущено упоминание многопартийной системы и значительно сужено понимание политической демократии вообще, возможность функционирования многоукладной экономики допускалась лишь на первом этапе перехода к социализму. Возвращение к социализму мыслилось осуществить в три этапа, причем содержание последнего из них определялось вклассических формулах («прекращение эксплуатации человека человеком», «бесклассовое общество» и т. д.). В историческом разделе программы КПРФ не содержалось ни одного критического замечания в адрес Сталина, как не нашлось и ни одного доброго слова для Хрущева, молчанием окутан почти двадцатилетний период правления Брежнева, откровенно демонизирована фигура Горбачева.1
В политической стратегии основной акцент программа по-прежнему делала на легальных и конституционных методах борьбы. И хотя в нее не вошел излюбленный тезис Зюганова об «исчерпанности Россией лимита на революции», в ней также не было и намека на «краеугольный камень» революционного марксизма — теорию классовой борьбы. Взамен предлагалось обеспечить гражданский мир в российском обществе.
Державно-националистические тона в программе звучали явно приглушенно. Эта тема нашла свое воплощение в концепции «русского социализма», магистральная идея которой — тезис об исторической предрасположенности России к социализму. Однако в целом доктрина государственного патриотизма в официальной идеологии КПРФ не доминировала, баланс заметно изменился в пользу традиционных и модернизированных марксистских категорий и ценностей.
Наиболее заметно стремление КПРФ «осовременить» свой теоретико-идеологический багаж с учетом реалий наступающей постиндустриальной эпохи проглядывало во включении в программу концепции «устойчивого развития», лоббистом которой был академик РАН Валентин Коптюг. Она основывается на посылке, что объективные экологические ограничители настоятельно диктуют необходимость качественной смены экономической стратегии, изменения производительных сил, способа производства и потребления в сторону их гуманистической переориентации. Теория устойчивого развития, в настоящее время все более популярная в мире, представляет собой глобалистскую геоэкономическую концепцию с отчетливо выраженной экологической доминантой. Она принципиально надидеологична и не может быть признана исключительным достоянием правой или левой политической мысли. Поэтому стремление КПРФ «приватизировать» эту теорию, окрасив ее в левые «цвета» путем механического присоединения к термину «оптимальное развитие» определения «социалистическое» (своего рода «экологизированный» марксизм), свидетельствует не столько о «левом» характере концепции, сколько о том, что совершить самостоятельный теоретический прорыв российским коммунистам никак не удавалось, а потому они оказались вынуждены заимствовать идеи из чужих теоретических арсеналов.
Идеологический дрейф КПРФ, ее конечный сдвиг влево явились результатом корреляции трех основных факторов: различных идейных течений в высшем партийном эшелоне, массовых настроений рядовых партийцев, общим ухудшением политической и социально-экономической ситуации в России.