При всем многообразии классификационных признаков, позволяющих выделять природные (как правило, социоприродные) регионы, включая в их число культурные ареалы, сам этот теоретический конструкт демонстрирует свою эвристическую и методологическую продуктивность. Границы этих регионов - последние рубежи сохранения регионального биологического многообразия и качества жизни на планете. Без учета своеобразия этих территорий невозможно подобрать ключи не только к достижению долгосрочных целей национальных стратегий, но и к глобальным проблемам, от решения которых зависит поддержание экологического баланса в планетарном масштабе, жизнеобеспечение и само право на жизнь многих миллионов людей.
Природные регионы не вмещаются в прокрустово ложе политических суверенитетов и этнокультурных схем расселения, но требуют защиты не в меньшей, а, возможно, и в большей степени, чем государственные и административные границы. При этом важно учитывать, что социальный, глубоко политизированный мир и царство природы, живущей по своим законам, неразрывны: действенная защита экологически обособленных (относительно обособленных) территорий предполагает использование того потенциала, который имеется в распоряжении государств и устоявшихся институтов гражданского общества.
Основной инструмент защиты природных регионов - расширение горизонтов международного сотрудничества особого типа. Его отличительная особенность - межрегиональная кооперация государств для совместного решения экологических проблем при непосредственном участии и под контролем жителей тех территорий, которые могут быть отнесены к разряду особо ценных или особо опасных в экологическом отношении. Даже в тех редких случаях, когда границы природных регионов почти полностью совпадают с государственными или административными границами, следует говорить о коллективной ответственности за поддержание "здоровья" этих социоприродных систем. Яркий пример подобного совпадения, а также международной и общенациональной значимости региональных проблем - не имеющая аналогов территория Великого водораздела Русской равнины, почти полностью покрывающая территорию Тверской области.
Эколого-региональное видение современного мира позволяет по-новому прочесть политическую карту Земли с учетом колорита ее этнокультурной палитры, выделяя схему болевых точек и акцентируя внимание на обеспечении межэтнического и межконфессионального согласия в зонах повышенного социального риска (конфликтные регионы). "Новое понимание" проблемы в данном контексте означает не только научный прорыв в ряде областей знания, но и возврат к ценностям, привитым культурообразующими конфессиями. Устойчивость канонических пространств и опыт сосуществования традиционных религий, исторически представленных на конкретной территории и пробуждающих в людских душах чувство ответственности перед вечностью, - фактор устойчивости политического и экологического пространства-времени. А это существенно для политической работы, поскольку:
- Во-первых, политика - не самоцель, а всего лишь инструмент для достижения целей более важных, чем даже сохранение политической стабильности, удержание власти или контроль за ресурсами и информационным пространством;
- Во-вторых, временные горизонты долгосрочной политики должны быть значительно шире, чем время жизни политических доктрин или параметры стратегического проектирования. Более того, само это проектирование нуждается в незыблемых ценностных ориентирах.
По сути, такой подход предполагает единство принципов и поиск организационных инвариантов при построении любых программ и стратегий - от корпоративных и субнациональных до национальных (государственных) и международных. Кроме того, именно эколого-региональное измерение современной политики позволят обрести объективные критерии ее оценки в интересах защиты качества жизни различных слоев населения и этнокультурных групп. Это относится как к малочисленным народам, полностью "привязанным" к уникальной природной системе, обеспечивающей сохранение традиционных способов природопользования, так и к великим народам, столь же зависимым от степени своей "укорененности" на земле предков. Хотя такая зависимость проявляется не столь очевидно, но от этого она не становится менее важной: народы, в отличии от людей, не вольны ни в выборе места проживания, ни в выборе соседей. Их пространство-время так же ограничено "привязкой" к земле предков и качеством среды обитания (правильнее - среды пребывания), как и пространство-время малочисленных этнических групп.
Установка на защиту природных регионов не противоречит установке на защиту национальных интересов в экологической сфере, поскольку эти интересы заключаются:
- В повышении уровня и качества жизни, критерии которого могут быть определены только с учетом региональной природной и этнокультурной специфики. При этом должны учитываться не только особенности "региональной потребительской корзины" при расчете уровня жизни, но и такие характеристики, как доступность и качественные характеристики имеющихся на данной территории природных ресурсов; доступность регионально ориентированного образования и, как следствие этого, возможность получения социально значимой, в том числе экологической информации, а также гарантии культурной самоидентификации и многое другое;
- В сохранении природного и культурного наследия, что предполагает наличие региональной эколого-культурной политики и системный территориальный подход при создании типологических схем национального и мирового наследия;
- В оздоровлении окружающей среды, поддержании регионального биологического разнообразия и системы национальных ландшафтов;
- В предотвращении угроз, связанных с деградацией территорий, в частности, с изменениями в физической среде или биоте, которые оказывают негативное влияние на здоровье человека и восстановительную способность естественных и регулируемых экосистем.
Эколого-региональное измерение политики входит в число универсальных требований к стратегическому планированию и прогнозированию, что особенно отчетливо проявляется в тех случаях, когда доминируют интеграционные процессы. Достаточно упомянуть о соответствующем разделе Хартии европейской безопасности ("Конституции" для ОБСЕ), принятой 19 ноября 2000 года в Стамбуле на саммите ОБСЕ. Один из центральных разделов этого документа "Экономическое и экологическое измерение" полностью посвящен региональным угрозам безопасности, порождаемым ухудшением состояния окружающей среды и истощением природных ресурсов, а также укреплению регионального сотрудничества между ключевыми международными организациями и институтами в экономической и экологической областях. Основная мысль хартии сводится к тому, что "экономическая свобода, социальная справедливость и ответственность за сохранение окружающей среды являются непреложными условиями для процветания".
Следует отметить в этой связи и уже наметившийся качественный поворот в российской политике - как внутренней, так и внешней. Для конструктивной работы власти с экологами и так называемой "экологической оппозицией" требуется иметь, для начала, четкую государственную позицию в вопросах экологии, закрепленную не только в национальной экологической доктрине и региональных экологических стратегиях, но и в действующем законодательстве - как на федеральном, так и на региональном уровнях. Это сотрудничество пойдет на пользу и государству, и гражданскому обществу, а также делу обеспечения национальной и коллективной безопасности.
Новые угрозы
Наше время оставляет все меньше оснований сомневаться в неэффективности "лобовых" методов масштабного силового воздействия на сложные природные и социальные системы. Эти методы, характерные для постиндустриальной эпохи и присущего ей духа "романтического глобализма", не приносят желаемых результатов и противоречат декларированным принципам устойчивого развития. Об этом свидетельствует, прежде всего, явно недостаточная эффективность коллективных мер по обеспечению безопасности в большинстве регионов планеты, в том числе в США и в Центральной Европе. Кризис эпохи великих идеологий и грандиозных проектов мирового переустройства, призванных обеспечить неограниченное и безопасное развитие, в немалой степени объясняются тем, что мы создали мир, уязвимый не только и даже не столько для широкомасштабных воздействий, сколько для точечных ударов, способных поразить жизненные центры сверхсложных социоприродных систем. Современному миру, сменившему тысячу имен и личин - от информационного или электронного общества до постисторического и постцивилизационного мира, вполне сегодня могут быть присвоены новые имена: от общества тотального шантажа до планеты всеобщего террора. Причина столь быстрого дрейфа к краю пропасти лежит на поверхности. Грамотно рассчитанный, технологически и организационно обеспеченный удар по отдельной болевой точке планеты или по системе таких точек (сети атомных электростанций или столь же опасных производств, естественных и/или искусственных гидроузлов, транспортных артерий и иных систем жизнеобеспечения) с неотвратимостью приведет к труднообратимым или необратимым последствиям - параличу мировой экономической и финансовой системы, экологической катастрофе локального происхождения, но глобальной "прописки".
Использованием "точечной стратегии поражения" отмечена эскалация наиболее опасных форм экстремизма и терроризма - как траснационального или "инициативного" (различные антигосударственные и, как правило, законспирированные организации радикально толка), так и государственного терроризма, а также ряда новых военных стратегий и доктрин ведения скрытых и открытых "дистанционных войн", методы которых мало отличаются от откровенно криминальных. Необходимо учитывать и возможность срастания и "взаимоиспользования" различных форм терроризма, в частности, государственного и траснационального, что связано не только и не столько с "эффектом взаимопроникновения на скрытом фронте", сколько с общностью методов, а иногда и целей. И там, и здесь - нанесение дистанционным точечным оружием (оружием террора, созданным в цивилизованных государствах!) или малочисленными спецгруппами с применением подручных средств (недавний пример - пассажирские самолеты...) на территории противника выверенных ударов по болевым точкам - наиболее ценным и/или уязвимым зонам и объектам с целью создания ситуации "управляемой локальной катастрофы" - экологической, социальной, культурной и этнодемографической.