1. Модель Чечни как“независимого государства” является, исходя из этого, лишь одним из возможных вариантов решения чеченского конфликта. По результатам социологического исследования,( проведенного 1 июня 1996г.) лишь 16,3% опрошенных выступают именно за этот вариант решения конфликта, хотя среди “массы” чеченской группы респондентов сторонниками “независимой” Чечни являются уже 33,0% опрошенных.
Вероятно, при более развернутой подборке идея “независимого государства” может получить более ощутимую поддержку со стороны, прежде всего, чеченского населения. Тем не менее, существует ряд проблем, которые объективно осложняют практическую реализацию идеи выхода Чечни из состава России.
Одна из них связанас беспрецедентным количеством беженцев, в том числе — чеченцев, покинувших Чечню в годы конфликта. Из 1306,5 тыс. чел., проживавших на 1 января 1993 г. в ЧИР, пределы Чечни на 6 июня 1996 г. покинуло около 450 тыс. чел., большая часть которых разместилась в Республике Дагестан (около 144 тыс. чел.), Ингушской Республике (около 182 тыс. чел.), в Ставропольском крае (около 40 тыс. чел.) и в других регионах России. С каждым из этих регионов у Чечни, особенно — в случае получения ею независимости, возникают потенциальные конфликты по поводу статуса и материального обеспечения покинувших ее беженцев.
Как раз с этими же регионами России у Чечни уже существуюттерриториальные споры: с Дагестаном — проблема чеченцев-аккинцев; с Ингушетией — проблема территориального разграничения; со Ставропольским краем — проблема Наурского и Щелковского районов.
Проблема ауховцев или иначе — чеченцев-аккинцев не могла не обострять отношения между Дагестаном и режимом Д.Дудаева, который осуществлял патронаж и оказывая соплеменникам определенную помощь и поддержку, обеспечивая им, если так можно выразиться, “крепкий тыл” в развитии конфликта вокруг возвращения земель и репатриации депортированных ауховцев в Новолакский и Казбековский районы Дагестана. Хотя Дудаев воздерживался от вмешательства в дела соседней республики и, более того, активно пытался найти в Дагестане союзников в своем противостоянии федеральному центру, однако в момент предельного обострения конфликта в Кизляре и Первомайском чеченцы-аккинцы оказали заметную и не только моральную поддержку “оппозиционным властям” Чечни, вызвав этим обострение отношений Дагестана с Россией.
В силу причин иного порядка идея полного суверенитета Чечни, ее отделения от России уже не получила поддержки и у ингушской части населения, что и явилось причиной вычленения Ингушетии из состава ЧИР. Как известно, ситуация в западных районах ЧИР особенно обострилась летом-осенью 1992 г. после принятия Верховным Советом РФ закона “Об образовании Ингушской республики в составе РФ”. Последовавшее затем подписание протокола между чеченской и ингушской сторонами о временной границе между ЧР и ИР (линия, разделявшая их до объединения в одну республику) не сняло тем не менее претензии Чечни на значительной части Сунжинского и Малгобекского районов, где проживают преимущественно чеченцы.
С роспуском в июне 1993 г. Парламента и появлением на политическом горизонте Временного Совета ЧР основной проблемой для дудаевского режима становится установление контролянад мятежными, преимущественно русскоязычными, районами республики. Большая часть Надтеречного района, а также часть Наурского района, до 1957 г. входившего в состав Ставропольского края, практически вышли из под контроля правительства Дудаева. Более того, был утрачен контроль над частью территории так называемой Малой Чечни, перешедшей во власть конкурирующих группировок или криминальных кланов, а также значительная часть Урус-Мартановского района и г. Аргун с окрестностями.
Территориальные споры Чечни с соседними регионами, будучи отягощенными проблемой беженцев, несомненно создают угрозу общей политической дестабилизации Северного Кавказа в случае получения Чечней статуса “независимого” государства.
2. Перевод Россией в 1994 г. чеченского конфликта в стадию “гражданской войны” несомненно свидетельствовал о полном неприятии руководством России модели “независимой” Чечни, о его ориентации на “статичную стабильность” политической системы России, когда потребность в самосохранении системы превалирует над всеми другими рациональными решениями и достигается любыми средствами. По результатам нашего социологического исследования, не менее трети населения Чечни выступает за ее сохранение в качестве субъекта РФ, а среди русского населения Чечни эта модель решения чеченского конфликта поддерживается 73,0% опрошенных.
Нет нужды доказывать, что решение о создании независимой республики Ичкерия без особого энтузиазма было встречено прежде всего русскоязычным населением республики. “Национальная революция” в Чечне резко изменила межэтнический баланс в республике в пользу чеченского этноса, стимулировала перераспределение власти и собственности и их монополизацию представителями чеченской группы. Кроме этого, в Чечне появилось множество этнических групп и диаспор со своими интересами. Поскольку тоталитарное государство в свое время активно препятствовало “сегментации” общества, процесс формирования национальных общин в Чечне, как, впрочем, и на всем пост-советском пространстве, остался незавершенным. Маргинализация же национальных меньшинств и искусственное вытеснение их со статусных позиций в обществе, их отстранение от принятия жизненно важных решений создало непреодолимые препятствия на пути формирования в Чечне относительно единой политической общности, как это имело место, например, в прибалтийских республиках периода становления их государственности.
Неудивительно, поэтому, что позиция, главным образом, русскоязычного населения Чечни, нацеленного на ее восстановление в составе Российской Федерации, явилось основным, если не единственным, публичным фактором, легитимирующим использование вооруженных сил России в Чечне.
3. Наконец, существует третий сценарий решения проблемы политической общности Чечни, предусматривающий предоставление ейособого статуса в составе Российской Федерации. По результатам социологического исследования, такое решение является наиболее популярным — 45,0% респондентов высказались за этот вариант, а среди чеченской группы его сторонников еще больше —61,9%.
Сама идея решения чеченского конфликта в форме разграничения полномочий между РФ и ЧР впервые прозвучала в 1992 г. от Председателя Совета Национальностей Верховного Совета РФ Р.Г.Абдулатипова, который совместно с С.Шахраем вел на этой основе переговоры с представителями оппозиционных властей в 1993 г. В январе 1994 г. в Послании Президента РФ Федеральному Собранию подчеркивалось, что основой для урегулирования отношений между федеральной властью и ЧР “могут стать проведение в Чечне свободных демократических выборов и переговоры по разграничению полномочий с федеральной властью”.
Однако лишь Указ Президента РФ от 28 мая 1996 г. констатировал принципиальную переориентацию федерального центра именно на подобный компромиссный сценарий. Проект договора о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти РФ и ЧР исходит из признания особого статуса республики (ст.1 Договора), сохраняя ее в конституционном и политическом пространстве России, поскольку, как гласит статья 11, “после принятия соответствующего федерального закона или иного федерального нормативного акта, законы и иные нормативные акты ЧР приводятся в соответствие с федеральным законодательством. Законы и иные нормативные правовые акты ЧР, не приведенные в соответствие с федеральным законодательством, применению не подлежат”.
Этим федеральные власти прокламируют отход от модели статичной стабильности, когда в основу политической стабильности закладывался принцип незыблемости государственного устройства и консервации существующих политических отношений, а основным референтом подобной стабильности выступало государство. Стратегия динамичной стабильности, в контексте которой предполагается решить вопрос об особом статусе Чечни в составе России, выражает потребность государства в учете исходящих от общества требований к состоянию политической системы.
* * *
При решении чеченского конфликта необходимо учитывать специфичность ситуации и сложность этапа развития, переживаемого ныне Россией. Очередная фаза модернизации, в которую вступила страна, характеризуется напряженным поиском решений по всем азимутам политического пространства. С другой стороны, переходность эпохи накладывает заметный отпечаток на содержание политических процессов, разворачивающихся на территории нашей страны. Характерными чертами этого переходного периода развития страны, в частности, являются:
— широкомасштабное отчуждение масс от существующей политической системы;
— низкий уровень сплоченности общества, его ориентация на радикальные политические силы;
— высокий уровень элитного эгоцентризма внутри политической системы. В этих условиях цель состоит в создании стабильного национального государства, т.е. в выборе такой модели национально-государственного устройства России, которая ориентирована как на процесс развития, так и на максимальное приближение к социо-культурной среде, что предполагает: