ДМИТРИЙ ДМИТРИЕВИЧ ВАСИЛЬЕВ
Председатель Центрального совета (Главный Воевода) Национально-патриотического фронта "Память"
Имя Дмитрия Васильева ("Дим Димыча", как величают его журналисты) традиционно связывается в сознании граждан с организацией, именующейся "Память". Можно сказать, для обывателя фигура Васильева и "Память" слились в некое неразрывное целое, и не всякий вспомнит, что "васильевская" "Память" отнюдь не единственная организация с таким названием, да и возникла она далеко не первой. Такова притягательная сила личности лидера...
Известно, что "Память" ведет свою родословную от "Общества книголюбов" Министерства Авиационной промышленности, в начале своей деятельности (приблизительно с 1980 г.) тесно сотрудничавшего с Московским отделением Всероссийского общества охраны памятников (ВООПиК). Среди других организаторов общества были Ким Андреев и Геннадий Фрыгин, которым принадлежит идея дать обществу название "Память" в честь романа-эссе Владимира Чивилихина, за который последнему была присуждена Государственная премия. Новое название было принято в 1982 г., в том же году "Память" стала именоваться "Любительским объединением "Память" Дворца культуры Метростроя". Тогдашние мероприятия "Памяти", несмотря на уже начинающий появляться в них легкий оттенок скандала, в целом носили просветительский характер, воплощались в творческих вечерах и различных (довольно мирных) диспутов и было довольно сочувственно встречены администрацией парткомов, немного растерянной интеллигенцией и многотиражной прессой (вроде органа парткома, комитета ВЛКСМ и администрации Метростроя, газеты "Метростроевец").
В 1984 г. любительское объединение "Память" перебирается из ДК Метростроя во Дворец культуры им.С.П.Горбунова. Именно с этого время Дмитрий Васильев становится заметной фигурой. 30 ноября 1984 г. во время посвященного Ф.И.Тютчеву вечера "...В Россию можно только верить" в фойе ДК им.Горбунова демонстрировалась выставка фоторабот Васильева "Образы России". Однако славен он стал не своими работами в области фотографии.
Исследователи, изучавшие эволюцию "Памяти", единодушно отмечают, что именно с именем и деятельностью Дмитрия Васильева связан переход "Памяти" к борьбе с "масоно-сионистским заговором" и к "антисионистской пропаганде", к борьбе, которая до Васильева велась подспудно и скрытно, несмотря на то, что многие в "Памяти" разделяли точку зрения на сионизм как на идеологию мирового зла и внимательно изучали "Протоколы сионских мудрецов".
4 октября 1985 г. "Память", прославившаяся к тому времени распространением доклада В.Жданова и Ф.Углова об "алкоголизации" России, провела вечер "Москва... как много в этом звуке...", ознаменовавшийся открытым скандалом. Рассказ об архитектурных утратах Москвы при советской власти, начатый Дмитрием Васильевым (это было его первое публичное запомнившееся выступление) и геологом Евгением Пашкиным, плавно перешел в нападки на чиновников Главного архитектурного управления г.Москвы, носящих "нерусские фамилии". Поэт Андрей Чернов, протестовавший против подобного рода выступлений, был выдворен дружинниками "Памяти" из зала и сброшен с лестницы. Эту дату "Память" Васильева отмечает теперь как дату рождения НПФ "Память".
Дмитрий Дмитриевич родился 30 мая 1945 года в г. Кирове, его мать, молодая вдова, находилась в Кировской области в эвакуации.
По словам Дмитрия Дмитриевича, дед его по материнской линии, казацкий атаман, происходивший из станицы Романовской, был запорот большевистскими штыками за преданность царю. От Советов же пострадала и вся родня по отцовской линии. Фамилию отца Дмитрий Дмитриевич держит в тайне или по крайней мере не афиширует, утверждая однако, что фамилия отца безусловно славянская, а сам он, Дмитрий Дмитриевич Васильев, не еврей. В некоторых интервью Васильев утверждает, что он дворянин (известный певец и член "Памяти" И.Тальков во время одного из вечеров называл Васильева "болярином", васильевские адъютанты именуют его "превосходительством", в одной из газетных заметок промелькнуло сообщение, что Васильев является претендентом на престол, а по мнению некоторых представителей монархических организаций, он, возможно, даже объявит себя чудесно спасшимся царевичем Алексеем).
Его детские и юношеские годы пребывают в неизвестности и таинственности.
"Мне в жизни повезло, - рассказывал Дмитрий Дмитриевич, - меня воспитывали Курбатовы, очень известный дворянский род. Они, очевидно, знали историю моего происхождения, дали мне прекрасное образование, поэтому я получил больше, чем человек, окончивший, скажем, три советских вуза. Меня учили чести, вере, любви к Родине... ". В школе будущий лидер "Памяти" судя по всему учился плохо (злые языки утверждают, что у Васильева восьмиклассное образование), что объяснялось, конечно же, идейными мотивами. "...Повязали мне у памятника вождю хомут на шею, - вспоминал Васильев, - но почти всегда эту удавку я носил в кармане и получал двойки и нелюбовь учителей".
После окончания школы Васильев учился в школе-студии МХАТ, по окнчании которой его призвали в армию. В армии он вступил в комсомол, и об этой "сделке с совестью" вспоминает с досадой и негодованием: "В комсомол меня записали в армии. Я служил в Венгрии на передовых рубежах Отечества, как же можно не быть комсомольцем? Моего согласия не спрашивали. Забирали, негодяи, по две копейки с солдатской зарплаты". Полтора года службы из тогдашних трех Васильев провел как актер. Но в силу каких-то причин дальнейшего развития его актерская карьера не получила. Вернувшись на гражданку, Васильев понял, что "не сможет играть ни сталеваров, ни секретарей обкомов", что от этих ролей "ему тошно". "На меня, - вспоминал он, - возлагал большие надежды Борис Ливанов, но он вскоре умер. Во МХАТ пришел Ефремов. Начался вульгарный бытовизм, и мне не захотелось. Я никогда не любил начальников над собой, всегда выбирал, где их поменьше". Близкое знакомство с театром, однако, бесследно не прошло. Н.Ларин в помещенной в журнале "Столица" статье отметил: "Эстетика в "Памяти" необыкновенно важна. В сущности, все их движение чисто театральное, художественное. Даже их "программа" - это ведь, на самом деле, не какая-то там политическая стратегия, тактика, не унылые, чисто европейские рассуждения. Нет - это белые стихи, некая песнь в прозе, и еще один штрих, дополняющий общую картину... В этом преимущество "Памяти" - законченная художественность, своя эстетика...".
Итак Васильев, бывший, по его выражению, "какое-то время, как любой советский человек,.. шалопаем", актером не стал (хотя в 1984 г. снялся в роли П.А.Столыпина в фильме С.А.Герасимова "Лев Толстой"), но занялся художественной фотографией и на этом поприще преуспел куда больше: устраивал персональные выставки, получал лауреатские дипломы и публиковал свои работы в различных изданиях (по словам их автора, таких публикаций насчитывается около 70). Судьба свела Васильева с известным художником Ильей Глазуновым, у которого Дмитрий Дмитриевич работал помошником и секретарем. Пути их разошлись после того, как прославленный Глазунов, живой классик, отказался защитить Васильева во время разноса, устроенного в кабинете тогдашнего руководителя Центрального телевидения Лапина по поводу фильма об И.Глазунове, к работе над которым Васильев имел отношение, и некоторые "уникальные кадры" которого вызвали раздражение властей. По словам Васильева, Глазунов в процессе словесной экзекуции (Дмитрия Дмитриевича обвиняли в том, что он является "главарем молодежных террористических групп и махровым националистом") выглядел эдаким "непотопляемым авианосцем" и молчал даже тогда, когда получил от Васильева прошедшую через весь длинный казенный стол записочку, текст которой состоял из единственного, но емкого слова "Иуда!". После этого, как отмечали некоторые журналисты, "ни о какой душевности в отношениях двух патриотов России и речи быть не могло", а попросту говоря, Васильев несколько раз публично заявил, что многие работы Глазунова - суть переведенные на холст и увеличенные фотографии и слайды самого Васильева, что он, Васильев неопровержимо может доказать, а сам Глазунов никто иной как "слуга масонов". Ни одно из этих заявлений Глазуновым публично опровергнуто не было.
Фактическим руководителем "Памяти" Васильев стал в тот момент, когда на посту Председателя Совета Е.Бехтереву, получившую инвалидность после жестокого избиения на улице 25 октября 1985 г. (на почве ревности, по утверждению следствия, в результате террористического акта сионистов, по утверждению Васильева), сменил рабочий-коммунист Ким (Аким, Иоаким) Андреев, попавший, как утверждали, под влияние Васильева ("...Не может не удивлять, - писал А.Черкизов в "Советской России" 18 июня 1988 г., - поведение коммуниста, председателя московской "Памяти" Кима Андреева, который принял роль услужливого адъютанта при демагоге и авантюристе Васильеве...").
Сам Васильев пришел в "Память" в конце 70-х годов. На вопрос об идейной эволюции, приведшей его в "Память", отвечал каламбуром: "Я всегда был в памяти, дело в том, что никогда не являлся кандидатом в дурдом, поэтому память всегда была со мной". Став членом "Памяти", Дмитрий Дмитриевич обнаружил, что "во фронт внедрено много стукачей, провокаторов. Более того, увидел, что этот организм специально создан для дискредитации движения. Пришлось потратить много сил для возрождения и очищения "Памяти".
С приходом Васильева на пост секретаря "Памяти" усилилась ее пропагандистская деятельность. Группа, сложившаяся вокруг него, организовывала различные вечера (в основном в ДК им.Горбунова), записывавшиеся на магнитофон, записи потом распространялись. "Память" (вернее группа Васильева) становилась все более известной, у нее появлялись сторонники в различных городах России. Взгляды Дмитрия Дмитриевича в те годы сочетали в себе вещи, многим казавшиеся плохо совместимыми. Журналисты Г.Алимов и Г.Лынев, весной 1987 г. посетившие квартиру Д.Васильева, оставили следуюдщее ее описание: "Квартира, где происходил наш разговор, напоминала музей. По стенам иконы, картины, старые фотографии, включая царских особ и Столыпина - да-да, того самого, оставившего о себе память "галстуками"-виселицами. На столе том В.И.Ленина, раскрытый там, где напечатано письмо о необходимости строже наказывать бюрократов. От гнева против бюрократов-коммунистов в комнате, кажется, сгущался воздух...". Тогдашний Васильев любил ссылаться на Ленина (это было время "перестройки") и Маркса. Обычно цитата из того или другого классика становилась отправной точкой, основой, на которую нанизывались высказывания, к упомянутой цитате имевшие не всегда прямое отношение. В своих речах Васильев сам себя именовал по-разному: представлялся он и как "беспартийный большевик-ленинец", и как "истинно верующий человек".