4. Генеральный секретарь вершина класса номенклатуры
Византийский культ личности генерального секретаря не способен скрыть от мира то, что на самой вершине класса номенклатуры происходит борьба прежде всего именно за этот пост, хотя обладатель его всегда изображается как незаменимый и как бы прямо для него рожденный.
Борьба за власть в Кремле ассоциируется с драматическими дискуссиями чуть ли не как в западном парламенте. Между тем ничего подобного нет. Борьба идет не при помощи парламентского красноречия, а путем длительного годами подсиживания, сложнейших хитросплетений и интриг, понять которые политики демократического Запада вообще, вероятно, неспособны. Красноречие же, если слово это можно применить к подготовленным аппаратом и читаемым по бумажкам речам на номенклатурно-бюрократическом жаргоне, используется лишь на заключительном этапе, когда нужно наклеивать политический ярлык на уже поверженного противника. До того никаких открытых выступлений против него не бывает; наоборот, его бдительность стараются усыпить демонстративной дружественностью.
Пост генерального секретаря может получить только какой-то один человек, поэтому верхушка номенклатуры старается при каждой смене генерального секретаря создать более выгодные исходные позиции для очередного тура борьбы в целом[12].
Кого эта верхушка стремится выбрать в генеральные секретари: самого сильного и способного? Наоборот, того из членов Политбюро, что кажется ей самым недалеким и безобидным. Таким казался Сталин в начале 20-х годов на фоне членов ленинского Политбюро[13]; таким казался Хрущев после смерти Сталина[14] (Маленков, наоборот, считался очень сильным); таким казался Брежнев после смещения Хрущева, когда сильным считался Шелепин[15]. Феодальные князья всегда старались посадить на королевский трон возможно более слабого монарха, князья класса номенклатуры избирают по этому же принципу Генерального секретаря ЦК. Вот почему тот из членов Политбюро, кто очень хочет стать генеральным секретарем, должен не поражать воображение своими талантами и динамизмом, а выглядеть ограниченным и бескрылым, скромным, по груженным в техническую работу бюрократом, как это сделал Сталин; Иванушкой-дурачком, какого любил разыгрывать из себя Хрущев; стандартным провинциальным партработником, каким казался Брежнев; исполнительным юнцом, готовым слушаться старших, каким считался Горбачев.[16] Где они, крикуны и печальники? Отшумели и сгинули смолоду, А молчальники вышли в начальники, Потому что молчание золото . 5. Брежнев : путь наверх
Что бы сейчас ни писали бывшие руководители, на Брежнева власть свалилась как подарок судьбы[17]. Сталину, чтобы превратить скромный по тем временам пост Генерального секретаря ЦК партии в должность «хозяина» страны, «пришлось» уничтожить едва ли не всех членов ленинского Политбюро, за исключением, разумеется, самого себя, а также огромную часть партийного актива[18]. Хрущев после смерти Сталина был вторым, а не первым, как многие думают, поскольку первым в ту пору считался Маленков. Хрущев выдержал борьбу против могучих и влиятельных соперников, в том числе таких, как Молотов, которые стояли у фундамента государства чуть ли не с ленинских времен. Может быть, поэтому сталинская и хрущевская эпохи, каждая по-своему, были наполнены драматическими переменами, крупными реформациями, беспокойством и нестабильностью.
Ничего подобного не происходило с Брежневым. Он получал власть так плавно, как будто кто-то долго загодя примерял шапку Мономаха на разные головы и остановился именно иа этой. И пришлась она, эта шапка, ему так впору, что носил он ее восемнадцать лет без всяких страхов, катаклизмов и конфликтов. И непосредственно окружавшие его люди жаждали только одного: чтоб жил этот человек вечно так хорошо им было. Сам Брежнев во время встречи с однополчанами, гордясь сшитым недавно мундиром маршала, сказал: «Вот... дослужился». Это слово вполне годится и для характеристики процесса его прихода на «должность» руководителя партии и государства дослужился...
Впрочем, в одном отношении приход Брежнева к руководству напоминает сталинскую и хрущевскую модель. Никто не принимал его всерьез как претендента на роль лидера, да и сам он всячески подчеркивал полное отсутствие подобных амбиций. Во время подготовки его речей (в бытность Председателем Президиума Верховного Совета СССР) по случаю зарубежной поездки их составителям передали главное пожелание заказчика: «Поскромнее, поскромнее, я не лидер, я не вождь...»[19]
Брежнев являл собой прямую противоположность Хрущеву с его смелостью, склонностью к риску, даже авантюре, с его жаждой новизны и перемен. Почему же Хрущёв так покровительствовал ему ? Как личность авторитарная, не склонная делить власть и влияние с другими людьми, он больше всего окружал себя такими руководителями, которые в рот ему глядели, поддакивали и с готовностью выполняли любое его поручение. Ему не нужны были соратники, а тем более вожди. Он довольно нахлебался с ними после смерти Сталина, когда Маленков, Молотов, Каганович пытались изгнать его с политического Олимпа[20]. Такие, как Брежнев, Подгорный, Кириченко, Шелест, были послушными исполнителями его воли, «подручными», как называл их Хрущев. Правда, когда дело дошло до сакраментального вопроса «кто-кого?», именно эти «подручные» быстро перебежали на другую сторону. Ибо в политике не бывает любви здесь превалируют интересы власти.
Сама по себе смена руководства таким именно образом представляет собой один из редких случаев в политической истории. Обычно подобный метод оказывался эффективным только тогда, когда убивали прежнего властителя. Успех «мирного заговора» против Хрущева оказался возможен по двум причинам. Первая он сам в последние годы правления одну за другой подрубал все ветви того дерева, на котором зиждилась его власть. Другая причина Шелепин.
Хрущев, кажется, ни к кому не относился с таким доверием и никого не поднимал так быстро по партийной и государственной лестнице, как этого деятеля. За короткий срок Шелепин из рядового члена ЦК стал членом Президиума, председателем Комитета партийно-государственного контроля, секретарем ЦК... Поистине верно говорится: избавь нас, боже, от наших друзей, а с врагами мы как-нибудь сами справимся.
Шелепин, однако, жестоко просчитался. Он плохо знал нашу историю, хотя окончил ИФЛИ. Он был убежден, что Брежнев-фигура промежуточная, временная, и ему ничего не будет стоить, сокрушив такого гиганта, как Хрущев, справиться с человеком, который был всего лишь его слабой тенью. Надо заметить, что всей своей карьерой Брежнев был обязан именно Хрущеву. Он закончил землеустроительный техникум в Курске и только в двадцатипятилетнем возрасте вступил в партию. Затем, окончив институт, начал политическую карьеру. В мае 1937 года (!) Брежнев становится заместителем председателя исполкома горсовета Днепродзержинска, а через год оказывается в обкоме партии в Днепропетровске.[21] Трудно сказать, способствовал ли Хрущев этим первым шагам Брежнева, но вся его последующая карьера происходит при самой активной поддержке тогдашнего первого секретаря ЦК Компартии Украины, а потом и секретаря ЦК ВКП(б). Когда Брежнев был направлен на должность первого секретаря ЦК Компартии Молдавии, он привел туда многих своих друзей из Днепропетровска,[22] здесь же обрел в качестве ближайшего сотрудника тогдашнего заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК Компартии республики К. У. Черненко. После XIX съезда партии Брежнев становится секретарем ЦК,[23] кандидатом в члены Президиума ЦК, после смерти Сталина оказывается в Главном политическом управлении Советской Армии и ВМФ. Чем больше укреплялся Хрущев, тем выше поднимались акции Брежнева. К октябрьскому Пленуму 1964 года он второй секретарь ЦК.[24] Таким образом, Хрущев собственными руками соорудил пьедестал для преемника. Впрочем, Брежнев не стал расправляться со своим прежняя покровителем. Хрущев создал прецедент на июньском Пленуме ЦК КПСС 1957 года.[25] Рассказывают, что после позорного поражения сталинской гвардии ему позвонил Каганович, который на протяжении многих лет покровительствовал Хрущеву, и спросил: «Никита, что с нами будет?» Хрущев ответил ему вопросом на вопрос: «А что бы вы сделали, если бы ваша взяла? Сгноили бы в Тмутаракани или поставили к стенке? А я вам скажу просто: идите вы... сами знаете куда».[26] И тут следовало крепкое непечатное слово. Оно это слово означало новую традицию: поверженных политиков не убивали, а попросту отстраняли. Этой традицией воспользовался и Брежнев. Отстранив Хрущева, он отправил его доживать жизнь на загородную дачу, предусмотрительно сменив там охрану.