Здесь нет времени и надобности подробно останавливаться на освещении этих вопросов, так как это потребовало бы минимум десятка страниц, а, кроме того, мы намерены это сделать в контексте рассмотрения корпоративных типов осознания и реализации "права на честь". Достаточно оговорить, что неписаный кодекс дворянской чести предполагал высокую нравственную щепетильность в поступках, затрагивающих представителей "своего" крута - дворян, и, безусловно, монарха. Перейдем к рассмотрению специфики действия фактора чести в среде дворян - революционеров.
Нельзя не отметить тот факт, что родители декабристов были людьми, высоко ценившими принцип чести. Так, Александр Федосьевич Бестужев, отец декабристов Николая, Александра, Михаила и Петра Бестужевых и писателя А. А. Бестужева - Марлинского, написал трактат "О воспитании" (1798). В нем, в частности, А. Ф. Бестужев призывал "ценить истинную честь, не смешивая ее с тщеславием, высокомерием, наглостью" и предписывал: "...Надобно, чтоб о чести и бесславии столько внушено было воспитывающимся, чтобы они честь предпочитали жизни, смерть - бесчестию..."19. Отец декабриста Якушина исповедовал принцип: "Бога бойся, царя чти, честь превыше всего"20.
Большинство декабристов следовали принципу чести в своем образе мыслей и поведении. Будущий декабрист 19-летний Василий Норов писал домой в 1812 году из действующей армии матери: "Вы знаете, маминька, долг наш Отечеству. Знаете и нас, что мы постыдились бы быть в пажах, когда честь и долг велят сражаться. И мы друг перед другом показываем, что мы русские и воспитаны в честных и благородных правилах..."21. А вот что пишет в своих мемуарах В. С. Печерин: "Полковник Пестель был нашим близким соседом. Его просто обожали. Он был идолом 2-й армии. Из нашего и из других полков офицеры беспрестанно просили о переводе в полк к Пестелю "Там свобода! Там благородство! Там честь!»22
Высокая семиотичность поведения декабристов была отмечена Ю. М. Лотманом: "Весь облик декабриста, " писал он, - был неотделим от чувства собственного достоинства. Оно базировалось на исключительно развитом чувстве чести и на вере каждого из участников движения в то, что он - великий человек... Это заставляло каждый поступок рассматривать как имеющий высший смысл"23.
Безраздельное господство принципов чести в поведении наиболее выдающихся декабристов и спустя полторы сотни лет восхищало мыслителей. Мераб Мамардашвили говорил по этому поводу: "Когда мне приходилось приводить пример творческой и уберегающей нравственную суть человека силы формы, я пользовался обычно иллюстрацией из замечательной книги Натана Эйдельмана "Лунин''. В ней описан поразительный тип человеческого поведете в основе которого лежало только одно понятие, но незыблемое - честь. Честь есть честь, она не может обосновываться никаким содержанием целей и идеалов. Честь - понятие неизменное., она в известной степени есть случай абсолютно формального поведения, то есть поведения, которое совершено не зависит от внешних обстоятельств любого толка или деловых, содержательных целесообразностей. ... Идейная цель может оправдывать любые средства, даже если они идут вразрез с очевидностью понятия чести. А человек только чести в таком положении, наоборот, выбирает именно последнюю ... и оказывается прав. В силу неуклонного следования ей Лунин понимал то, чего не понимали другие (идеологи декабризма, например) и открывал новые человеческие возможности, иначе немыслимые. Но ясно, конечно, что для этого нужно отстаивать свое право жить, как велит совесть и долг. Это же самое естественное и абсолютное, безотносительное человеческое состояние! Казуистика "государственного мышления", логика "общего дела" не может захватить человека чести в свои сцепления"24.
Подробно рассматривал вопросы чести в и социально - политическом аспекте Николай Крюков, разрабатывавший вместе с П. И. Пестелем главный политический документ декабристов - "Русскую правду". Его "Записки" были зашиты в один мешок с "Русской правдой" и зарыты в землю, благодаря чему и сохранились. Один из разделов "Записок" так и называется «0 чести»: "Понятие о чести, - размышляет он, - есть идея, состоящая из идей также составленных, а не простых... В чрезвычайной политической свободе и в чрезвычайной неволе понятие о чести исчезает из общества ... Честь есть одно из положительных правил тех монархий, которые ничто иное суть, как ограниченный деспотизм ...»25
Характерно с точки зрения столкновения ценностей чести и требований политической борьбы поведение Ивана Дмитриевича Якушкина. В 1817 год московские участники тайного общества пришли к выводу, что цареубийство как средство достижения политических целей неприемлемо Якушкин же, вызвавшийся убить монарха, уверял, что в его намерении нет безнравственного оттенка, что его план - не убийство, а поединок. "Я решился, - вспоминал он позже, - по прибытии Александра отправиться с двумя пистолетами к Успенскому собору и, когда царь пойдет во дворец, из одного пистолета выстрелить в него, из другого - в себя. В таком поступке я видел не убийство, а только поединок на смерть обоих.''
А. Лебедев так комментирует намерения И. Д. Якушкина: "Якушкин словно бы силился напрямую, непосредственно сомкнуть ритуал дуэли с актом политического убийства в форме дуэли с заведомо гарантированным смертельным исходом для обеих "сторон" при свидетелях, но без секундантов"26.
А исследователи М. Одесский и Д. Фельдман из поведения Якушкина делают следующий вывод: "Очевидно, дворянину, офицеру гвардии в равной мере претили все роли, связанные с тираноборчеством судьи, палача и преступника. "Дуэльный" вариант здесь мыслился выходом из нежелательного положения. И это обусловлено не экстравагантностью "меланхолического заговорщика", но своеобразной, характерной для декабристского круга ментальностью"28
А. Лебедев рассматривает в своей книге дуэль 1824 года по мотивам "личной чести" между "аристократом" Новосильцевым и подпоручиком Семеновского полка Черновым. Дуэль эта приобрела характер политического столкновения между членом тайного общества и аристократом, презирающим достоинство простых людей. Хотя погибли оба противника, "Рылеев сознательно стремился представить Чернова жертвой политической акции. "Северное общество" превратило похороны Чернова в "первую в России уличную манифестацию". Впрочем, интересна не столько сама эта история, сколько идея, которую "по ходу" высказал А. А. Лебедев: "...Возникает искушение сказать, что и вся ситуация "великого противостояния" на Сенатской своими внешними контурами напоминает дуэльную модель, когда "вызов брошен", противники сошлись у некоей незримой черты, последние переговоры к перемирию не привели, и вот - "право первого выстрела" остается за тем, кого призвали к ответу. Не выстрел, а залп картечью грянул. Ответа последовать уже не смогло. А потом, уже задним числом, «оскорбленный" всей этой дуэльной ситуацией Николаи кинулся добивать поверженного противника - совсем уже вопреки всем правилам чести. Герцен сказал о декабристах, что они "бросили перчатку императорской власти55. "Это, - пишет А Лебедев, - не красивые слова; за ними, как мы могли видеть, стоит определенная социально-психологическая традиция, за ними стоят определенные представления «о понятиях чести» в личной и общественной, о способах решения «дел чести» в о соотношении таких кардинальнейших для всей нашей жизни категорий, каким являются "политика» и «мораль»»29
Проблема чести продолжала оставаться актуальной и после подавления восстания. Герцен писал, что в конце 1825 года слова "личная честь" стали понятием политическим. Николай, в кабинет к которому приводили арестованных, на протяжении нескольких дней слышал, что они связаны "честным словом" никого не выдавать. Сдержанность изменяла .императору, и он кричал: "Вы не имеете понятия о чести!"30
Отечественные исследователи отмечают, что следование дворянскому кодексу чести было одной из причин того, что многие арестованные декабристы называли фамилии товарищей. Н. Минаева пишет об этом лаконично: "При отсутствии опыта конспиративной борьбы, обремененные условностями дворянской чести и морали, подследственные были непосредственны и доверчивы, чем беззастенчиво пользовались высокопоставленные следователи во главе с Николаем I»31.
Подробнее о поведении декабристов пишет Н. А. Троцкий:
"Поведение декабристов на следствии и суде, пожалуй, несколько роняет их в наших глазах. Героически держался М. Лунин, достойно вели себя И.Пущин, С. Муравьев - Апостол, Н. Бестужев, И. Якушкин, М. Орлов, А. Борисов, Н. Панов. Однако почти все остальные (не исключая Пестеля и Рылеева) раскаялись и дали откровенные показания, выдавая даже лиц, не раскрытых следствием: Трубецкой назвал 79 фамилий, Оболенский "71, Бурцов - 67 и т. д. Здесь, конечно, сказались объективные причины: "хрупкость", как выразилась М. В. Нечкина, дворянской революционности; отсутствие социальной опоры и опыта борьбы с карательной мощью самодержавия; своеобразный кодекс чести, обязавший побежденных смириться перед победителем государем"32.
"Вовсе не случайно, - замечает В. Вацуро, - основным пунктом обвинения было покушение на цареубийство. Это было не только пуню кодекса, это был тяжкий моральный иск, предъявляемый дворянину и офицеру, принявшему присягу, иск. который делал обвиняемого злодеем в глазах общества. Ход был выбран верно. Политика состоял в том, "чтобы завоевать общественное мнение, осудив членов тайного общества и юридически и морально Поэтому в поздних произведениях декабристов нередко большое место занимает анализ следствия не только с правовой, но и с нравственной стороны"33. По горячим следам Вяземский пишет "Заметки» (они стали известными лишь в советское время). В них он "решительно отказывает в праве суда "правительству и казенному причту его", той "наемной сволочи", которая кормится злоупотреблениями и от которой - то, собственно, и хотели очистить тело государства молодые, пламенные и честные головы. И напрасно манифест Николая берет на себя смелость говорить от имени России: это - мнимая Россия, Россия -самозванец. Россия - Лопухиных, Ланжеронов и Комаровских. Истинная Россия страданием, ропотом, неудовольствием своим, делом и промышленном, волею и неволею участвовала в этом заговоре чести против бесчестия"34.