Смекни!
smekni.com

Либерализм в российской теории международных отношений (стр. 4 из 7)

Политический реализм, теории взаимозависимости, «центра–периферии» и т.п. не в состоянии объяснить такие феномены, как интенсификация европейских процессов, рост тенденций к региональной автономии и федерализации унитарных государств или падение роли суверенитета в функционировании международных взаимодействий, подчеркивает В. Сергеев [Сергеев 1999: 28]. Другие авторы отмечают, что в нынешних условиях возникает новое понимание таких явлений, как «мощь» и «сила», а современная реальность порождает иные регуляторы миропорядка [см., напр., выступление Л. Шевцовой: Россия и Запад 2001]. В то же время и в среде самих либералов нет единства по этим вопросам.

Миропорядок и мирорегулирование

Понимание миропорядка российскими либералами отличается от того, с которым работают их оппоненты — реалисты. Для отечественных реалистов миропорядок — это прежде всего состояние системы межгосударственных отношений, связанное с той или иной степенью ее стабильности. Это принципы, параметры и содержание такой системы, обусловленные ее структурой (под которой понимается полярность, связанная с распределением сил) и обеспечиваемые существующими институциональными и нормативными механизмами международной безопасности. Иначе говоря, для реалистов миропорядок — это прежде всего мироустройство [см., напр.: Кортунов 2002: 77–78, 93].

Напротив, для либералов миропорядок — это прежде всего способ мирорегулирования [см. напр.: Давыдов 2002б: 34]. Кроме того, важным отличием либерального понимания миропорядка является расширение его субъектности. Если для реалистов речь идет в первую очередь (а иногда и только) о межгосударственных отношениях, то для либералов такие отношения — лишь одно из измерений мировой политики, иногда отнюдь не главное (другими измерениями выступают многообразные негосударственные участники, потоки и сети) [см.: Лебедева 2003: 28–38]. Наконец, либералы акцентируют внимание не просто на переходности в состоянии современного миропорядка (об этом говорят и реалисты), а на предпосылках прогресса в этом отношении, которые демократические силы должны использовать на благо всего человечества.

В то же время представители различных течений в рамках либерализма по-разному трактуют содержание складывающегося в настоящее время миропорядка. « Универсалисты » считают, что в целом международные отношения развиваются в направлении однородно-демократического мироустройства. Так, В. Кулагин, обращая внимание на то, что уже в начале 1990-х годов «впервые в истории человечества потенциал демократических государств превысил потенциал государств авторитарных», считает это свидетельством «единообразия и одновременности основных “транснациональных” процессов мировой политики» [Кулагин 2000: 147]. Другие же, соглашаясь в целом с этой точкой зрения, полагают, что движение к такому мироустройству может быть более сложным [см. напр.: Лебедева, Мельвиль 2002: 66–75]. Близких позиций придерживаются « глобалисты » [см.: Кувалдин 2003: 84–87] и « утописты » [см.: Адамишин 2002] . Третьи трактуют современное состояние и обозримый результат МО как однополюсный мир [см., напр., выступления И. Бунина, Е. Сабурова: Фонд «Либеральная миссия» 2002; Шейнис 2003: 42].

В конечном счете, как бы ни парадоксально это выглядело на первый взгляд, последнее мнение разделяют и часть сторонников « альтернативной многополярности », считающих, что нынешний миропорядок, видимо, будет развиваться в направлении возникновения нескольких центров притяжения в рамках либеральной системности [см. выступление Л. Шевцовой: Россия и Запад 2001]. Некоторые авторы представляют «альтернативную многополярность» иначе. К примеру, для И. Бунина альтернативный полюс концентрируется не на уровне отдельного государства или региона, а в обществе — в попытках антиглобалистов, радикалов, исламистов противопоставить себя США. В. Сергеев и Н. Загладин усматривают формирование таких полюсов в регионализации, хотя и понимают ее по-разному. C точки зрения Сергеева, наилучшие перспективы стать полюсами влияния в рамках будущего глобального миропорядка имеют не национальные государства или их объединения, а регионы, являющиеся «воротами в глобальный мир» [Сергеев 2001: 229]. Речь идет о тесно взаимодействующей системе «небольшого числа небольших по размеру регионов, в которых концентрируются по существу все основные финансовые, интеллектуальные, экономические и коммуникационные ресурсы и через которые проходят финансовые, товарные и миграционные потоки. Фактически, каждые из таких “ворот” выступают в качестве одного из центров, стягивающих на себя коммуникационные ресурсы значительного региона». При этом такие центры могут не совпадать с центрами государственной власти, становясь по сути альтернативными центрами политического влияния в глобализирующемся мире [Сергеев 2001: 227–228]. По мнению же Загладина, полюсами влияния могут стать альтернативные государствам пространства и подпространства, формирующиеся на основе интеграции производства и капитала транснациональных структур [Загладин 2000: 24].

В свою очередь В. Пантин и А. Салмин считают, что современный постбиполярный мир нельзя однозначно определить как однополярный или многополярный. В некоторых ситуациях он выглядит как преимущественно однополярный, но в большинстве случаев проявляется как многополярный — с точки зрения разных измерений (национальных, транснациональных, наднациональных, культурных, цивилизационных, темпоральных и др.) [Пантин 2002: 79; Салмин 2001: 65].

Для « интернационалистов » современный миропорядок характеризуется однополярностью и силовым мирорегулированием. Однако они утверждают, что если США могут быть сегодня лидером (в той мере, в какой они принимают во внимание интересы других государств), то они не в состоянии оставаться гегемоном. Америка не способна нести в одиночку бремя материальных затрат по адаптации МО к новым реалиям и, кроме того, вынуждена считаться с интересами великих держав — Китая, Японии, Великобритании, Германии, Франции, Индии, отчасти России [Давыдов 2002б: 227–228, 285].

Соответственно по-разному трактуются тенденция и процесс мирорегулирования. По мнению « универсалистов » и других « однополярников », роль регулятора в современном мире играет Америка, защищающая его от маргиналов и хулиганов. « Интернационалисты » настаивают на первостепенности регулятивной роли международных организаций и правовых норм. При этом отход от силового регулирования к нормативной системе МО возможен прежде всего в том случае, если этому будут способствовать великие державы. Основания же для надежды на подобный ход событий дает то обстоятельство, что в последние годы международная политика великих держав либерально-демократической ориентации развивается (хотя и не без трудностей) именно в этом направлении. « Альтернативные многополярники » полагают, что координация взаимодействия негосударственных «полюсов» будет, скорее всего, осуществляться неправительственными организациями «с размытой ответственностью». В их случае речь идет об альтернативе в том числе и международному праву, поскольку такие его субъекты, как государства, главными признаками которых являются суверенитет и территориальность, сегодня «отмирают».

Национальный суверенитет и государство

Как уже отмечалось, после распада СССР одним из объектов международно-политологических дискуссий в России была проблема национальных интересов, трактовка которых касалась главным образом внутренних аспектов, прежде всего соотношения элементов государственности и гражданственности. Объект современных дебатов намного шире. Во-первых, национальные интересы анализируются преимущественно во внешнеполитическом аспекте. Во-вторых, в контексте и наряду с национальными интересами все большее внимание привлекают вопросы, связанные с историческими судьбами государства и его основных атрибутов.

Либералы первыми заявили о новом отношении к проблемам национального суверенитета и целостности государства. Так, « универсалисты » говорят о размывании содержания национальных интересов, поскольку новые субъекты мировой политики уже идут на смену государствам-нациям. По их мнению, глобализация не оставляет места для национальных интересов, заменяя их интересами мирового гражданского общества. Главным же элементом последних становится обеспечение прав и свобод личности, все еще подавляемых государством, особенно в странах с авторитарными политическими режимами. При этом некоторые из представителей данной точки зрения настолько «разводят» национальные и государственные интересы, что предлагают отказаться от части вторых в пользу достижения первых. К примеру, они утверждают, что «политика удержания суверенитета и территориальной целостности в долгосрочной перспективе никаких шансов не оставляет» [Пастухов 2000: 95–96].

О «растворении» нации-государства говорят и теоретики «альтернативной многополярности». По их мнению, тенденция к ограничению суверенитета нации-государства обусловлена развитием международных институтов, гарантирующих гражданские права, экспансией транснациональных корпораций, интеграционными тенденциями в отдельных регионах мира. Как пишет В. Сергеев, внутри «ядра» альтернативных центров влияния, которыми становятся «ворота в глобальный мир», процесс «десуверенизации» носит самоподдерживающийся характер [Сергеев 2001: 229].