Со времен горбачевской перестройки в качестве некоего аналога национальной идеи стала усиленно насаждаться идея «вхождения в мировую цивилизацию». Такая постановка цели не принесла лавров ее автору. Вскоре эта идея эволюционировала в ельцинско-гайдаровскую задачу «вхождения в рынок» и, через него, опять же включение страны в общецивилизационный поток. При этом считалось, что «демократической России» национальная идея не нужна и даже опасна (опять она, русофобия!), ибо демократия и патриотизм несовместимы. Объективно такие идеи обрекали Россию на роль маргинала «мировой цивилизации», одной из подчиненных структур мирового рыночного хозяйства. Реакция отторжения «низов» (народа) от «верхов» (идеологов) в этой связи вынуждала последних внимательнее смотреть на ведущиеся в стране поиски новой объединяющей общество идеи, в которой бы нашли свое место «демократия», «многоукладность», «многопартийность», «рынок», «связь с Западом», «эффективное управление», определенного рода «социальная справедливость», «демократический патриотизм (национализм)» и другие ценности.
В поиск национальной идеи и ее краткой формулы включилась, в частности, правительственная «Российская газета», отражая его с августа 1994 года под рубрикой «Национальная идея и идеал нации». Размышления и предложения на эту тему тиражируются и другими средствами массовой информации. К достижениям на пути поисков следует отнести, прежде всего, само осознание того, что идеи либерализма, демократии и рынка, поднятые на щит в качестве главных лозунгов «переходного периода», никак не могут претендовать на роль общенациональных вдохновляющих символов: ради них массы явно не желают и не будут класть свою жизнь или все силы на алтарь Отечества.
Еще более далеко от признания в качестве общенациональной идеи предложение России просто стать Западом, или нормальным полноправным членом Европейского сообщества. По мнению кельнского профессора Г. Симона, лозунг «Возвратимся в Европу!» близок практически всем полякам, выражая в самом общем виде польский консенсус — национальную мечту Польши. Но он с сожалением отмечает, что русской мечты такого рода «увы, не существует» (Труд. 1994. 3 сентября). Действительно, трудно рассчитывать на то, что русские и россияне вдохновятся идеей уподобления кому-то. Известная японская формула «Возьмем все полезное с Запада, но останемся сами собой» явно выигрывает в сопоставлении с вариантом национальной идеи в трактовке немецкого профессора.
Вряд ли могут рассчитывать на успех описания национальной идеи, воплощаемые в пространных политических программах, равно как и в наборах ценностей, якобы наиболее близких россиянам. В. В. Бакатин, к примеру, полагал, что российская национальная идея может быть наиболее адекватно выражена в рамках «единство, очищение, процветание». По мнению Ф. М. Волкова, сегодняшний национальный идеал должен органически включать в себя такие «дорогие и близкие сердцу каждого россиянина высшие ценности как свобода, единство, процветание, труд, счастье, достаток, равенство, согласие, душевная чистота» (Российская газета. 1994. 20 сентября.). Историк В. В. Кудрявцев писал (1993), что российская национальная идея заключается в осознании всеми жителями России себя россиянами, преодолении ими этнического национализма, идея эта может быть выражена простым лозунгом «Россия для россиян!» В. В. Аксючиц считает достаточным для выражения сущности русской идеи двух составляющих. «Бог и Отечество — формула русской идеи», — утверждает сопредседатель думы партии «Российское христианское демократическое движение» (Москва. 1993. № 1). Татьяна Глушкова стояла на стороне тех, кто полагал: «Русская идея — это социализм», считая при этом, что вторая часть формулы должна звучать — «русский социализм», означающий единственную альтернативу («русскую альтернативу») западной цивилизации, ведущей человечество к гибели. «Русский социализм, основоположенный Сергием Радонежским, мечтавшийся Достоевскому, обдумывавшийся П. Флоренским и живущий теперь в душах генетически-русских людей», — говорила о нем писательница (Молодая гвардия. 1995. № 7).
Попытку обобщить имеющиеся «наработки» в формулировании национальной идеи предпринял в свое время В. Ф. Шумейко. На одной из встреч с журналистами он сообщил, что «прочитал программы абсолютно всех политических движений» и намерен предложить «создать единую идею для России на основе того, что в этих программах есть общего». Таковыми он считает положения «о патриотизме, державности и благосостоянии всего народа». На этом основании «в качестве государственной идеи» предложено триединство такого рода: «превосходство духовного над материальным, превосходство добра над злом и превосходство нормального материального достатка над богатством» (Сегодня. 1994. 5 октября). Иными словами, предлагается формула «духовность, добро, достаток», которая, как представляется, вряд ли может говорить об удачном завершении поиска краткой формулировки национальной идеи.
Одна из заявок на решение этой задачи предложена в концепции, обнародованной академиком Г. В. Осиповым. «Настоящее общее дело, на основе которого может возникнуть настоящая человеческая идеология, — пишет он, излагая исходные положения концепции, — должна сочетать такие качества, как: быть добровольным, позитивным, осуществимым; затрагивать интересы большинства, выгодным и обществу, и человеку, и государству; основываться на возвращении к хорошему в прошлом». Автор отвергает цель реформ, осуществляемых ныне, доказывая, что «построение» капитализма в России в условиях, когда мир стоит перед выбором: или отказ от рыночно-потребительской экономики, или глобальная катастрофа, — это тупиковый путь, трагические последствия следованию которого уже налицо. Гибельным для России автор считает и возврат к социализму в том виде, каким он был в СССР до начала перестройки. Человечество в своем развитии, полагает далее Осипов, помимо «дикости» и «варварства» прошло также этап «цивилизации» в двух ее формах — рыночно-потребительской индустриальной экономики (капитализма) и государственно-бюрократической индустриальной экономики — социализма. И та и другая разновидности цивилизации поставили, в конечном счете, под угрозу жизнь на планете Земля. Поэтому «Россия вовсе не должна включаться в так называемую “западную цивилизацию”, а вместе с последней продолжить путь перехода к постцивилизации». Это положение является центральным звеном предложенной концепции.
В качестве антипода основным идеям государственно-бюрократического социализма, рыночно-потребительского капитализма, идеям духовной деиндивидуализации, авторитаризма могла бы стать, полагает Г. В. Осипов, новая триада идей (под старой имеется в виду «самодержавие, православие, народность», сыгравшая, по мнению автора, свою положительную роль в истории России). А именно: «духовность, народовластие, державность». Каждая из составляющих новой формулы государственной российской идеи имеет свое содержание. Духовность означает отнюдь не веру в монарха или православие. Она выражает прежде всего нравственные начала общественной жизни и моральные нормы поведения в обществе, включая терпимость, уважение к различным мнениям, конфессиям; стремление к сотрудничеству, примат добра над злом; приоритет интересов Родины перед всеми другими интересами. Народовластие (демократия) предстает как антипод авторитаризма, тоталитаризма, государственно-бюрократического капитализма и социализма, как обслуживание народа государством (а не наоборот), как власть закона, а не политических крикунов, непримиримых националистов. Державность понимается как воссоздание взаимодействия сосуществующих народов в рамках целостного геополитического пространства, служащего условием сохранения русского и других объединившихся с ним народов в целях избежания геноцида, истребления. Именно державность, по мнению Осипова, являет собой форму перехода к постцивилизации (Рабочая трибуна. 1994. 23 декабря).
Важнейший аспект современной национально-государственной идеологии нашел отражение в обстоятельной статье Н. А. Павлова «Русские: бремя выбора» (1995). Главную причину катастроф 1917 и 1991 годов в отечественной истории автор с полным, на наш взгляд, основанием усматривает в ослабленности русского национального самосознания. Денационализаторская политика советской власти неизбежно влекла за собой дальнейший упадок государственно-политической воли нации, отчуждение ее большинства от государства, угрозу растворения русских среди других племен и народов. Обращая внимание на факт принципиального значения, заключающийся в том, что основная масса россиян в декабре 1991 года не восстала против разрушения СССР, автор дает ему политически и психологически точное объяснение. «Русский народ всем своим существом уже давно ощущал абсурдность ситуации, когда его по старой инициативе В. Ульянова-Ленина поставили в неравноправное положение по отношению к другим народам и нациям. И хотя жаль государства под названием “Союз”, но и себя хоть немного, но тоже жаль, — пишет Павлов и заключает: — Народ в этой ситуации всего лишь проявлял, пусть и в ослабленном виде, инстинкт самосохранения». Уже осенью 1989 года стало широко известно, что из бюджета РСФСР ежегодно уходит 70 млрд рублей в бюджеты других республик. В национальных республиках все явственнее давали о себе знать процессы «выдавливания» русских, их превращение в дискриминируемое национальное меньшинство. Особого желания выступать в таких условиях за сохранение в неизменном виде Союза ССР у русского народа в 1991 году, естественно, не обнаружилось.