Международно-правовой нормой является требование к спорящим государствам воздержаться от всяких действий в спорном районе, которые могут усугубить спор[30]. Но в действительности государство, контролирующее спорную территорию, как правило, стремится использовать все средства для прямого или косвенного освоения любой спорной территории.
Реальность постсоветского пространства не совсем укладывается в этот стереотип, заставляя говорить, например, в отношении Крыма и Севастополя, об отрицании государством (Российской Федерацией) самой юридической принадлежности определенной территории другому государству (Украине). Нахождение такой территории в управлении (под юрисдикцией) стороннего государства противоправно, но требование восстановить российскую юрисдикцию (российский суверенитет сохраняется, пусть и в остаточном виде) не означает выдвижение территориальных претензий Россией, ибо на указанные территории противоправно претендует Украина.
Таким образом, в этом случае мы имеем дело с территориальным спором вне зависимости от того, как трактует данный вопрос украинская сторона. Сложность правовой оценки ситуации с Крымом и Севастополем увеличивается ввиду различия в подходах к указанной проблеме исполнительной и законодательной властей России.
Как правило, лишь международное признание и межгосударственное установление являются факторами, создающими правовой режим межгосударственной границы. При их отсутствии речь может идти о существующих или потенциальных территориальных спорах. Только сохранность территории государства как условие пограничного размежевания придает границе смысл, даже если при этом линия границы остается неделимитированной и более того – оспариваемой кем-либо из соседей.
Стремление всякого государства к естественным границам было и остается аксиомой мировой политики.
Именно попытки примирить столкнувшиеся интересы нескольких государств, пытающихся установить свои государственные границы по линии естественных границ, породили как дипломатию, так и международное публичное право.
Территория государства есть материальное выражение верховенства и независимости населяющего ее народа. В этом драматизм проблемы Южных Курил и для японцев, и для русских. Только народ в целом обладает правом распоряжаться территорией.
Ее изменения, и, прежде всего, территориальные уступки, требуют выявления воли народа на референдуме. Признавая, что любой этнос имеет право на культурно-национальное самоопределение (развитие), ограниченное, однако, общими интересами всего народа соответствующего государства, мы вынуждены вновь подтверждать, что никакое национальное самоопределение не вправе перечеркивать такой общий интерес, как безусловное сохранение неприкосновенности и целостности территории государства.
Так, 24 апреля 2003 г. были отклонены в первом чтении проекты законов Российской Федерации «О поправках к статье 67 Конституции Российской Федерации» и «О поправках к статьям 67, 72 и 102 Конституции Российской Федерации», внесенные Сахалинской областной Думой.
Проектами в Конституцию вносились дополнения, направленные на достижение того, что авторы именуют «неотторжимостью территории Российской Федерации». В статью 67 предлагалось включить соответствующий императив («территория Российской Федерации неотторжима»). Кроме того, в той же статье предусматривалась запись: «Границы субъекта Российской Федерации, являющиеся частью Государственной границы Российской Федерации, могут быть изменены только с согласия субъекта Российской Федерации, определяемого итогами референдума, проведенного на территории субъекта Российской Федерации».
Волнуют инициаторов японские притязания на группу островов Хабомаи (Итуруп, Кунашир, Шикотан и Зеленый). Авторами утверждалось также, что игнорирование мнения субъектов Федерации при решении вопроса о границе их территории, совпадающей с Государственной границей, порождает неравенство субъектов – мнение имеющих внутренние границы учитывается при изменении границ, а мнение имеющих внешние границы – нет. Приводился пример Калининградской области, имеющей только внешние границы. Такие рассуждения кажутся демагогическими: если внутренних границ нет, так их и нет. Государственная граница и граница субъекта – совершенно разные юридические понятия.
По мнению комитетов по законодательству и государственному строительству, а также Правительства, Конституция в достаточной мере защищает целостность и неприкосновенность российской территории (часть третья статьи 4 Конституции РФ)[31].
Для России неприкосновенность ее территории является важнейшим фактором для ее национального развития. К государствам, претендующим на наши земли, например, к Японии, можно отнестись с некоторым пониманием, поскольку Российская Федерация самое большое по территории государство и, стало быть, ей просто исторически повезло. В то же время Япония не только ютится на нескольких островах, которые к тому же бог обидел отсутствием полезных ископаемых, но еще и плотность населения несопоставима с количеством россиян проживающих на территории Сибири и Дальнего Востока. Ну что там казалось бы, какие-то четыре небольших острова. Однако здесь важен сам по себе прецедент. В международной политике прецеденты играют важную роль. Проще говоря, при одной уступке последуют претензии со стороны других государств по принципу «я тоже хочу». Тем более что есть что хотеть. При этом могут реанимироваться совершенно казалось забытые территориальные споры. Швеция теоретически может потребовать российскую Прибалтику, вплоть до Санкт-Петербурга. Германия резонно потребует Калининградскую область – бывшую Восточную Пруссию. Тем более что со времен Хельсинских договоренностей есть прецедент в виде Косово, Южной Осетии и Абхазии. Не стоит забывать, что во вторую мировую войну Финляндия была союзником фашисткой Германии и это в значительной степени связано с их территориальными претензиями. Станет предъявлять свои претензии Китай, несмотря на казалось бы урегулированные в этом отношении противоречия. Словом, начнется цепная реакция. Так, в свою очередь и Россия официально потребует возврата Крыма у Украины. Последняя нацелится на Кубань с ее исконно украинским населением. Россия поставит перед США вопрос об Аляске. Те поставят вопрос о пересмотре арктических границ. Также Россия потребует пересмотра границ с Казахстаном.
Таким образом, возникнет драматическая ситуация, которая вполне может быть станет решаться вооруженным путем. Учитывая ядерный статус Российской Федерации такое положение недопустимо. Да и вообще глобальная война в настоящее время невыгодна ни одной из сторон. Война региональная также вряд бы стоила всех потерь. Издержки от силового решения вопроса были бы на многие порядки больше чем приобретения. Так стоит ли так усугублять ситуацию? Достаточно того, что США и ее союзники с их новыми «холуями» руководителями Грузии и Украины все теснее сжимают Россию в своих натовских объятиях. Как Россия пытается вырваться от такой «любви».
С завершением «холодной войны» проблемы войны и мира приобрели новое направление. Надежды на то, что XXI век будет более безопасным для человечества, чем XX не оправдались. Растет число локальных, межгосударственных и внутренних конфликтов. В условиях роста мощности обычного оружия, последствия этих конфликтов становятся более негативными. Сохраняются разногласия по вопросам военной безопасности, между Российской Федерацией и Соединенными Штатами, которые остаются наиболее мощными в военном отношении державами современного мира.
В США постоянная готовность к войне рассматривается как основной фактор, вследствие которого остальные направления национальной мощи приобретают значимость в международных отношениях[32]. Победив в «холодной войне», США перешли к политике «ультраколониализма»[33], установления контроля над мировыми ресурсами. На этом фоне во всей полноте проявился и институциональный кризис в самих НАТО, не позволяющей этой структуре, использующей устаревшие доктрины и технологии, принимать адекватные и оперативные решения в сложных политических реалиях.
В советский период политика США и любые действия НАТО всегда рассматривались в советской литературе как враждебные и агрессивные.
С конца 80-х гг. в отношениях с НАТО, советские исследователи переходят к идее равноправного взаимовыгодного сотрудничества основанного на сознании паритета военных возможностей НАТО.[34] В этот период времени перестройка стала давать существенные сбои, а США, НАТО и Западная Европа стали рассматриваться почти как полноправные союзники.
В марте 1992 г. в связи с завершением «холодной войны» Россия и десять стран СНГ были приняты в члены Совета Североатлантического сотрудничества. За короткий срок Россия и НАТО подписали рамочный документ программы «Партнерство ради мира» (ПРМ) и Индивидуальную программу в рамках ПРМ. Политический диалог начал активно развиваться.
Но уже в 1991 году появляются первые осторожные намеки на возможность расширения НАТО на восток: «Потенциально острая проблема – стремление ряда группировок в руководящих кругах восточноевропейских стран к максимальному сближению с НАТО. Проводятся настроения в пользу максимального сближения натовского блока с восточноевропейским регионом»[35]. Вскоре планы по возможному расширению НАТО стали все больше настораживать руководство России и общество.
В Государственной Думе было создано нефракционное объединение – «Анти-НАТО». Ими рассматривались соотношение военных сил при различных вариантах расширения НАТО.