Таким образом, охарактеризовав государство как образование суверенное, территориально целостное, и, что особенно важно, обладающее преемственностью политического строя, попытаемся определить смысл термина «квазигосударство».
В статье Р. Хестанова термин «квазигосударство» приводится как синоним ряда терминов, калькированных с английского. ««Неудавшееся» государство – это буквальный перевод с английского (failing или ailed state). Можно его называть «дефектное» или «дефективное». В ходу также понятия «коллапсировавшее государство» и «квазигосударство»».
По каким признакам государство может быть отнесено к «неудавшимся» и равноценны ли приведенные выше термины? В самом общем виде дефектность государства определяется как структурная недостаточность, или «институциональная слабость». Это означает, что государство не в состоянии контролировать свою территорию, гарантировать безопасность своим гражданам, поддерживать господство закона, обеспечивать права человека, эффективное управление, экономическое развитие и общественные блага. В списке дефектных государств значится не меньше 20 стран. В политический и правовой жаргон выражение «неудавшиеся государства» было введено членом администрации президента Клинтона госпожой Мадлен Олбрайт, список государств, приведенный ниже, также был разработан в рамках американской политологической традиции.
Расширенные варианты списка включают страны, именуемые «слабыми», что можно рассматривать как особую категорию или как смягченный ярлык для той же категории. В зависимости от критериев одни и те же страны могут быть сочтены как «неудавшимися», так и «слабыми». Состав списка варьируется. В позднейшем списке названо только одно коллапсировавшее государство – Сомали. В категории неудавшихся (failing) попадают Афганистан, Ангола, Бурунди, Демократическая Республика Конго, Либерия, Сьерра-Леоне, Судан – тоже немного. Но зато число «слабых» стран превысило полсотни. Среди слабых: Белоруссия, Грузия, Киргизия, Молдавия, Таджикистан, некоторые южноамериканские и азиатские страны. Слабое и дефектное государство в настоящее время не может быть попросту поглощено более сильным, как в былые времена.
Выделение таких государств, по мнению В.Л. Иноземцева и С.А. Караганова соответствует современным демократическим тенденциям.Суверенитет отдельных государств несовместим с международной демократией, предполагающей подчинение в той или иной форме меньшинства большинству. Доктрина соблюдения прав человека отказывает попирающим их правительствам во внутренней и внешней легитимности. Отсутствие демократических порядков внутри отдельных стран, их неспособность к социальному и экономическому развитию заставляют усомниться в способности таких наций реализовывать свои суверенные права.
Многие ученые и политики сейчас приходят к выводу о том, что «падающие» (failing) или «несостоявшиеся» (failed) государства составляют большую часть Третьего мира и значительную часть бывшего Второго мира, что эти страны не способны к самостоятельному развитию и представляют собой серьезную угрозу международной стабильности.
Однако, далеко не все исследователи согласны с подобной методологической и мировоззренческой установкой. Очевидно, что подобный подход не может восприниматься как терминологически строгий, и даже как политически корректный. Чтобы определить государство как «неудавшееся» или «слабое», необходимо выделить критерии: политические, экономические, наконец, временные – ведь история любого государства включает моменты, когда нарушалась, например, территориальная целостность – определяющие отнесение государства к тому или иному типу.
Термин «квазигосударство» представляется более корректным в том аспекте, что он фиксирует определенную временную направленность процесса становления государства.
Квазигосударство, по мнению А.П. Скорика и П.Н. Лукичева, является одним из этапов движения к многомерному, сложному образованию, определенному выше как государство является. Через этот этап проходят, прежде всего, степные и горские народы, но также и другие народы. Квазигосударственность политических режимов характерна ныне для большинства национально-государственных образований бывшего СССР (на Кавказе, в Поволжье, в Центральной Азии).
Квазигосударственность (почти недогосударственность, как бы государственность), – это такой тип властных отношений, который возникает при отсутствии, недостаточности исторического опыта бюрократического функционирования государственных органов, при патриархальности социальной организации, аморфности социокультурного пространства, отсутствии общегражданской самоидентификации, неразвитости права и правового сознания, авторитарности политических отношений, преимущественно географической обусловленности существования данного политического образования. Квазигосударство может даже иметь внешние формы современного государства, но при этом основные ориентиры и структуры его политики носят «общинный характер» (по выражению Л.У.Пая).
Почему для современных политических процессов понятие квазигосударства имеет детерминационное значение? Именно на стадии квазигосударственности общество приобретает элементы политической централизации. Они позволяют «объединить ряд территорий вокруг одного центра, который порой первоначально не имеет политического значения. Однако притяжение к нему может обусловливаться языковой, религиозной, этнической, даже кровной общностью, сходством образа жизни и обычаев, географической близостью. Общность территории не всегда носит стабильный характер. В рамках квазигосударства этнически разнородное население (часто при внешней, показной сплоченности) консолидируется за счет экспансии или при наличии внешнего врага (реального или воображаемого). Понятие «мнимой экспансии» предполагает подмену действительного желаемым или надуманным, дезинформацию населения о проводимой политике, которая все же позволяет сплотить населяющие эту территорию группы в некую относительно организованную целостность.
Территориальное квазигосударственное объединение поддерживается политическим, экономическим и/или военным авторитетом лидера. Здесь нет провинции, периферии, поскольку каждая территориальная корпорация считает себя субъектом союза, независимым и самостоятельным в пределах своих границ. Общее политическое пространство сохраняется за счет военного или иного давления субъекта, претендующего на роль центра этого социального образования. В нем не существует регулярного цивилизованного налогообложения, а взимание средств для содержания аппарата власти строится на даннических (или кормленческих) отношениях. В то же время вождь–лидер берет на себя ответственность за защиту общей территории и населяющих ее людей от внешнего врага и внутренней крамолы. Он же сосредоточивает (в пределах преданной ему властной группировки) основные функции власти: учредительную, законодательную, военную, судебную и исполнительную. Однако сохраняются вероятность смены кланов у кормила (кормушки) власти и клановая борьба за нее.
Квазигосударственность, по-видимому, представляет собой в каких-то условиях этап, предшествующий становлению государственных форм. Одновременно она может быть моментом развития уже сложившейся государственности в ситуациях, когда оказывается необходимым учредить на территории новые ее формы. Различные национально-государственные образования России в своей истории не раз попадали в типологически сходные ситуации. Названный этап может являться и моментом возвратного движения к начальной, не пройденной самостоятельно стадии государственного устроения. Ярким примером, подтверждающим выдвинутый тезис, выступает нынешнее общественно-политическое развитие Калмыкии.
Обычно возврат к этапу квазигосударственности продиктован тем, что элементы былого положения вещей консервируются в общественном сознании и постоянно сохраняются, с одной стороны, как своего рода рудимент, а с другой – как необходимая основа государственного строительства. Социальная память культивирует устойчивые представления о квазигосударстве как об «идеальной» форме демократии (якобы правлении «демоса» – самого народа), поскольку эта форма уподобляется охлократии. Именно с квазигосударственными пережитками в социальной психологии связана идея об учредительных полномочиях народовластия. Последнее при нормальном, спокойном состоянии общества находится в «спящем» положении, но в кризисные моменты проявляется как прерогатива народа, могущая быть делегирована его харизматическому политическому лидеру. Нечто подобное Россия уже испытала в отнюдь не отдаленные времена – весной и осенью 1993 г.
Нельзя не видеть и того, что в случае развала уже имевшей место государственности общество возвращается к ее ранней стадии. И в эти относительно непродолжительные периоды его политическая жизнь приобретает черты, характерные для квазигосударства.
Одной из причин перехода к квазигосударственной организации, по мнению А.П. Скорика и П.Н. Лукичева, является преимущественно сельский характер хозяйственной жизни, который консервирует общество на стадии квазигосударственности. И даже при последующем внедрении более современных государственных форм извне и иных культурных влияниях этническая культура сохраняет в исторической памяти образ самостоятельного социального организма с квазигосударственными признаками. По всей видимости, только аграрное, а затем индустриальное общество в силу оседлого и городского стиля жизни придают завершенность процессу перехода к современной цивилизации, для которой характерна территориальная полиэтническая государственность.
Кочевым же и полукочевым народам такая государственность привносится извне в уже готовом виде. Освобождение от этого внешнего влияния дает естественную реакцию возвращения к квазигосударственной форме. В таком случае происходят определенное разрушение индустриальных достижений (как «чуждых» пасторальному укладу) и вспышки этнического национализма, стимулирующего патронофобию. В бывшем надэтническом государственном «патроне» видится враг, наличие которого сплачивает население, находящееся в политическом пространстве квазигосударства. Исчезновение символа внешней угрозы может вызвать дальнейший распад, вплоть до отделения территориальных единиц, которые отказываются признавать ритуальные органы центральной власти.