В отличие от других консерваторов-государственников, Л.А. Тихомиров выдвигал на первый план не столько надюридическое (духовное), сколько правовое оформление монархического принципа. «Условия политической сознательности были в России за все 1000-летие ее существования крайне слабы...», - сетовал Тихомиров20. Главную опасность для монархии он видел в том, до Петра I не существовало законодательных определений царской власти, а после Петра I все государственное право испытывало влияние европейской правовой системы, базировавшейся на обязательной эволюции монархии в сторону республиканской формы правления.
В отличие от Победоносцева, отрицавшего возможность создания и оформления «конструкции самодержавия в России», Тихомиров пытался выработать такое правовое оформление монархической системы, которое доказало бы возможность эволюции монархии. Тезису о неизбежности смены монархической формы правления республиканской, в ходе идущих модернизационных процессов, противопоставлялся тезис о неантагонистичности происходящих изменений и монархической системы. Доказывалось, что монархия может вписаться в происходящие изменения и сделать эти изменения более плавными, облегчив болезненность трансформации отношений между государством и обществом. Не отвергая утверждение о монархе как помазаннике Божием, Тихомиров помещал монархический принцип в скрещение государственности, религии и нравственности, дополняя прежние консервативные разработки историко-юридическими обоснованиями своих взглядов.
Большое внимание было уделено подробному анализу различий между монархической (самодержавной) властью, абсолютизмом и диктатурой. Это разграничение, связанное со славянофильской традицией, служило обособлению «чистого» принципа самодержавия от таких его трансформаций, как абсолютизм и диктатура.
Для Тихомирова, абсолютизм был выражением европейского духа, чуждым российским государственным традициям. В качестве разновидностей монархической власти Тихомиров выделял истинную монархию (самодержавие), деспотическую монархию (самовластие) и абсолютную монархию. По его мнению, только самодержавие является приемлемым для России, поскольку оно имеет обязательства перед народом, т. е. не деспотично, и опирается не только само на себя, т.е. не абсолютно. Укрепление монархической системы выражается в приближении ее к истинному самодержавному типу, а ослабление выражается в отходе от этого истинного типа к деспотизму или абсолютизму. Подобный отход опасен для монархии, поскольку приводит к искажению монархического идеала и замене монархии на другие формы верховной власти - аристократию или демократию. Особенно четко эти «искажения» проступают в переломные моменты, поэтому в свете происходящей модернизации российскому самодержавию грозит опасность, что общество не сумеет разглядеть за множеством «искажений» его подлинной сути и, разуверившись в монархической системе, станет искать альтернативные ей формы государственного устройства.
Тихомиров возлагал вину за «искажения» на бюрократию. Именно бюрократия способствует искажению воли монарха. Упадок нравственных и религиозных идеалов, служивших сдерживающими факторами, привел к господству бюрократического слоя в жизни России. Это было одним из порождений абсолютизма, опиравшегося на господство учреждений и культивировавшего власть не ради высшего идеократического идеала, а ради нее самой.
При «чистом» самодержавном правлении монарх поддерживает и укрепляет не только свою личную власть (это делает и диктатор), но и стоящий над ним нравственный идеал. Через этот идеал и осуществляется связь монарха с нацией. Отвернувшаяся от этого идеала монархия, или же монархия, сохранившая только внешне - показное уважение к этому идеалу, неизбежно обречена на крушение, или переход в «чистую деспотию», когда высшими интересами оправдывается любая негативная деятельность правящей верхушки. Так, согласно Тихомирову, и произошло с абсолютистскими монархиями Европы. Отождествление личности правителя и государства, зависимость одного от другого, свойственно и для восточного самовластия, имеющего сходные черты с абсолютизмом. Тихомиров одинаково обособлял самодержавный идеал России и от Европейского и от Азиатского идеалов. Тихомирова смущало, что в атрибуты власти на Востоке далеко не всегда включается нравственный элемент, а поступаться нравственностью во имя политической выгоды он не хотел. «Истинная монархическая - самодержавная идея нашла себе место в Византии и в России...»21.
Тихомиров считал, что в России монархический идеал подвергся деформации, и поэтому «наши ученые - государственники, когда переходят на почву объяснения самодержавия, то в лучшем случае - повторяют суждения публицистики», а в худшем смешивают самодержавие и абсолютизм22. Тихомиров не отрицал, что подобные явления проникли в государственную систему России, но считал, что от них можно избавиться. Тогда абсолютизм превратится в «настоящий монархизм», без искажений. В противном случае монархию в России постигнет судьба европейских монархий и модернизация не обновит, а погубит существующий строй.
Разграничение монархии и диктатуры было свойственно еще и Н.Я. Данилевскому.
Чем же, по мнению государственников, отличалась диктатура от сильной монархической власти? Затрагивая этот вопрос, нужно еще раз обратить внимание на религиозное обоснование консерваторами монархической власти. Предоставив монарху всю полноту прав, они в то же время проводили мысль о невмешательстве государственной власти в «область духа, область веры». Данилевский считал, что русский народ способен пойти против власти, если, если она посягнет на «внутреннюю сокровищницу духа», как уже произошло в период раскола. Именно отсутствие религиозного фактора отличает монархию от диктатуры. Только осененный религиозной идеей консерватизм имеет право требовать подчинения. «Консерватизм чисто экономический, так сказать, лишенный религиозного оправдания, в нравственной немощи своей, может отвечать на требования анархистов только одним насилием, картечью и штыков... Для нас одинаково чужды... и свирепый коммунар... и неверующий охранитель капитала, республиканец-лавочник, одинаково враждебный, и Церкви своей, и монарху, и народу»23.
Консерваторы вовсе не хотели подчинения религиозных принципов утилитарным целям, как это бывает при диктатуре. Они хотели поднять государственные принципы и цели до религиозной высоты, освятить их религиозной нравственностью.
Победоносцев также стремился к построению здания государственности на прочном религиозном фундаменте, считая, что государство «в вопросах верования народного» должно проявлять крайнюю осмотрительность, чтобы не причинить вред, вмешавшись в вопросы, к которым «не допускает прикасаться самосознание массы народной»24. Это, однако, не касалось многочисленных отклонений от православной догматики, которые должны были решительно и жестко пресекаться.
Тихомиров, подробно проанализировав проблему монархии и диктатуры, так же пришел к выводу, что верховная власть идеократична, т.е. находится под давлением своего идеала и сильна до тех пор, пока совпадает с этим идеалом. Диктатура прикрывается религией и «высокими» словами. «Диктатура обладает огромными полномочиями, но все-таки это есть власть делегированная, власть народа или аристократии, лишь переданная одному лицу... Цезаризм имеет внешность монархии, но по существу представляет лишь сосредоточение в одном лице всех властей народа. Это - бессрочная или даже увековеченная диктатура, представляющая, однако, все-таки верховную власть народа», а монархия - это «единоличная власть, сама получившая значение верховной»25. Следовательно, сила именно монархической власти не в том, что она избирается и делегируется, а в наличии над ней высшего религиозного идеала.
В связи с этим Тихомиров одобрительно цитировал слова М.Н. Каткова о том, что русские подданные имеют нечто большее, чем политические права, а именно - политические обязанности. Каждый подданный обязан заботиться о пользе государства и, укрепляя самодержавную власть, служить этим самым стоящему над ней религиозному принципу. Таким образом, верховная власть призывает к повиновению не ради самой себя, а ради высшего религиозно-нравственного идеала, которому она сама также подчинена. Диктатура же ставит на первое место именно культ власти, используя религию в политических целях.
Как и Победоносцев, Тихомиров считал, что при монархии в качестве служебной (но не основной) силы сочетаются элементы аристократии (доверие к элите) и демократии (доверие к народной силе, местное самоуправление, община). Слабые в отдельности аристократия и демократия объединяются в служении монархии и через нее - служении высшему религиозному идеалу.