В ответ вооруженные студенты утром 26 мая потребовали не распускать академический легион. На улицы были выведены войска. Национальная гвардия дала сигнал тревоги и в центральной части города за несколько часов появилось до ста шестидесяти баррикад. Правительство было вынуждено уступить. Войска были выведены из города, национальная гвардия взяла город под контроль, приказ о роспуске академического легиона был отменен.
Вечером, благодаря стараниям Таузенау, организовался новый комитет безопасности из студентов и граждан, председателем был избран Фишгоф. Блос характеризует майское движение 1848 г. как достигшее своего зенита и соглашается с Виоланом: «В Вене фактически установилась республика, но, к несчастью, никто не видел этого; если бы кто-нибудь понял это и убедил комитет безопасности, будущее Австрии, несомненно, отлилось бы в другие формы». Император, по сути, бежал. Министерство теряло всякий вес и доживало последние дни. Войско было удалено из Вены (в распоряжении министерства было некоторое количество войск – главные силы боролись с восстаниями в Богемии и Италии), а рабочие не оставлявшие баррикад, были реальной силой. В Вене осталось только правительство, которое боролось с народным движением. Страх мещанства все более усиливался Учредительное собрание не было даже избрано. Над развалинами политического строя возвышался комитет безопасности с безграничными полномочиями. Теперь вся власть была в его руках, осталось только взять ее. Но комитет не понимал своего положения – демократы не знали как применить свою власть, завоеванную при посредстве рабочих, хотя последние туда не вошли [11, с. 229–230][36].
В Вене, как и везде, все надежды возлагались на парламент. Предстояло собрание трех важных парламентов: в Вене, в Берлине и во Франкфурте-на-Майне. Они должны были обновить разодранное одеяние германского единства. Но все три собрания не сумели достать нового материала на это одеяние, – они просто наложили заплатки из старых лоскутьев. Блос, опираясь на учение Маркса пишет, что революция 1848 г. в Германии и Австрии носила буржуазно-демократический характер. Главной исторической задачей этой революции являлось ликвидация политической раздробленности страны, освобождения крестьян от феодальных невинностей, упразднения сословных привилегий дворянства, установления в Германии буржуазно-демократической республики создание единого германского национального государства. Движущими силами германской революция 1848 г. он называет широкие народные массы – рабочие, ремесленники, крестьяне, мелкие торговцы и мелкие предприниматели, представители демократически настроенной интеллигенции [11, с. 115; 18, с. 32].
2.3 Первый парламентский опыт Германского Союза в трактовке Вильгельма Блоса
В конце марта 1848 г. германское движение достигло своего зенита. Буржуазия почти везде получила свои конституциональные завоевания. Крестьяне сбросили с себя феодальные повинности. Казалось, конституциональные власти безропотно подчиняются всем требованиям народа. Конечно, не обходилось без эксцессов, которые Блос оправдывает тем, что народ вырвался из под векового подчинения. На Германию хлынул поток новых идей, требования которых пошли дальше завоеваний «18 марта»[37]. Но, в общем, движение страдало недостатком организованности. Либеральная буржуазия без всякого удержу предавалась прославлением своей «свободы» и, следовательно, самой себя [11, с. 160–161].
Между тем все взоры обратились к Франкфурту-на-Майне, откуда все ожидали спасения. Там собрался предпарламент, который должен был выработать механизм работы и правовые основы первого парламента Германии. Туда явились представители Германии, всего 511 человек[38]. Демократы пришли в негодование, когда увидали, что среди депутатов было множество представителей домартовского режима. Старый Франкфурт принял депутатов со всей восторженностью 1848 года. В собрании было много разговоров. Но реакционеры, половинчатые либералы и конституционалисты, как ни ссорились между собой, были единодушны в своей вражде к демократам и республиканцам [11, с. 163].
Предложенная программа предлагала соорудить над сорока немецкими отечествами конституционную настройку, во главе которой стоит новый, имперский монарх. Она должна была наметить окончательные границы для революционного движения, гарантировать приемлемые для нее завоевания от нападения справа и слева и в то же время обеспечить для себя прочную опору на тот случай, если движение пойдет дальше, чем буржуазии было желательно. Столкновение с демократами и республиканцами, которые хотели идти дальше, было неизбежно [11, с. 164].
Ответные предложения от имени демократов сформулировал Густав фон-Струве в «Пятнадцати пунктах». Он требовал демократической организации государства, уничтожения постоянного солдатского войска, уничтожения «постоянного войска» чиновников, уничтожения «постоянного роя» налогов, «снедающих мозг нации», уничтожения всех привилегий, уничтожения слияния церкви и государства, а также уничтожения устарелой, испорченной юстиции; он требовал в то же время свободы печати, закона о неприкосновенности личности, устранения бедственного положения рабочих классов, объединения права и уничтожения раздробленности Германии, а также нового разделения всей Германии на округа. Последнее требование, пункт 15-й, гласил: «уничтожения наследственной монархической власти и замена ее свободно избранными парламентами, во главе которых стоят свободно избранные президенты и которые все объединяются федеративной союзной конституцией по образцу североамериканских республик». В. Блос называет эти предложения «ясными», и выгодно отличающимися от программы «комиссии семи», которая по свой спутанности никак не могла удовлетворить требования народа. Но внесенные Струве предложения, произвели невероятное замешательство и объективно не могли быть решенными в условиях господства либералов [11, с. 167–168].
В заключении произвели выборы в «Комиссию пятидесяти». Большинство предпарламента провело от себя 38 членов, остальные двенадцать составились из выдающихся представителей демократов (Ицштейн, Блюм, Якоби, Кольб, Раво и др.). После чего, 3 апреля 1848 г., предпарламент с пафосным шумом был закрыт. Все легковерные предавались восторгам. Но самые решительные республиканцы считали, что тактика и постановления предпарламента могут затормозить все германское движение. Поэтому они решили призвать народ к в баденском округе оружию, считая, что его население готово восстать. Лидером движения был революционно настроенный Геккер [11, с. 173–174].
Слабое восстание республиканцев ограничилось частью Бадена и было сравнительно легко подавлено. Многие силы, в первую очередь, буржуазия, испугались таких настроений и способствовали их уничтожению. Тем не менее подавление его решило важный вопрос. По мнению В. Блоса, теперь конституционалисты считали, что поражение Геккера спасло отечество от анархии и теперь требуется работа туманных «государственных людей», чтобы придти к вожделенному завершению. Теперь, – и уже без всяких дальнейших возражений, – забота о преобразовании Германии целиком выпала на долю франкфуртского парламента.
18 мая 1848 г. во Франкфурте-на-Майне в церкви св. Павла собрался первый парламент Германии. Народное движение еще было столь сильно, что никакое правительство не могло противостоять ему бы сопротивляться ему, хотя бы оно, как это было в Австрии, с самого начала всеми силами решило противодействовать постановлениям парламента. Правительства Германского Союза выплачивали диеты, т.е. денежное вознаграждение депутатам парламента [11, с 232].
Народ в это время представлял собой массу, жившую и раздираемую тысячами противоположных интересов. С того времени, как крестьяне были удовлетворены, собственно революционные элементы оказались слишком слабы для того, чтобы вдохнуть в движение энергию и дать ему направление. По своей многочисленности, по крайней мере в больших городах и некоторых более развитых промышленных центрах, за крестьянами следовало мещанство, которое в движении играло роль свинцового груза, привязанного к ногам [11, с. 235].
По мнению Блоса, после поражения республиканцев, свобода, как цель движения, для конституционной буржуазии незаметно подменилось единством[39]. Исключительную задачу парламента она видела в том, чтобы поставить под одну крышу германского движения, отдельные большие и крошечные революции. Идеалом виделось единство Германии с сильным правительством во главе от которого ожидали восстановления «порядка», чтобы поднять упавшие курсы бумаг, введения единого законодательства и защиты, прежде всего, от городских масс, со стороны которых, как рисовала напуганная фантазия «следует ожидать всего дурного».
Это была социальная реакция, обусловленная эгоизмом и трусливостью класса собственников; она рассчитывала расчистить дорогу для политической реакции. В то время, как по Германии от одного конца до другого звучали гимны свободе, массами городского населения – совсем как в домартовскую эпоху – командовала полиция, и все его движения жестоко подавлялись, во имя порядка, вооруженными добрыми гражданами. В отдельных местах, где гражданское ополчение было демократично настроено, происходили кровавые столкновения между войском и гражданским ополчением [11, с. 233][40].