Как отмечалось выше, ослабление государственной власти как следствие предреволюционной и революционной фрагментации общества — это важнейшая отличительная черта революционного процесса. Изменение характера фрагментации решающим образом воздействует на возможности государства проводить целенаправленную политику. Термидор характеризуется постепенным укреплением власти: уменьшается ее зависимость от текущих колебаний общественных настроений, возрастает способность поддерживать порядок, собирать налоги и вообще осуществлять основные функции государства. Однако отсутствие базового общественного консенсуса, глубоко конфликтные и даже взаимоисключающие интересы различных элитных групп не позволяют сформировать устойчивую институциональную структуру постреволюционного общества. Тем самым власть остается чрезвычайно нестабильной. Правительство вынуждено постоянно маневрировать, балансировать между разными частями элиты, гибко реагировать на изменение соотношения сил в ее рамках, что ведет к многократной и зачастую хаотической смене политических режимов или к резким переменам курса существующего режима.
Таким образом, социально-политические реалии термидора в чем-то схожи, а в чем-то отличны от условий радикальной фазы. Сходство определяется тем, что термидорианский режим, как и его предшественники, вынужден активно маневрировать между различными группами интересов и может выжить, лишь проводя бонапартистскую политику. Различие же состоит в том, что, во-первых, эти группы в основном относятся к элите; во-вторых, происходит их постепенное укрупнение; в-третьих, их интересы уже четко оформлены и определены. Что касается типов политических лидеров и форм политических действий, необходимых в этот период, то они принципиально не отличаются от предыдущего этапа. Поэтому неудивительно, что в ряде революций (не только в большевистской, но и в английской) лидеры радикальной фазы оказывались в состоянии приспособиться к новым условиям.
Параллельно идущие процессы ослабления общества, консолидации новых элит и усиления государства постепенно создают предпосылки для укрепления политического режима. Именно к этому моменту обычно принято относить завершение революции. Подобной точки зрения придерживался, например, К. Бринтон. Однако в процессе завершения революции термидорианский тип фрагментации не преодолевается. Поэтому укрепляющийся политический режим может стягивать общество в единое целое лишь внешним, насильственным образом. Источник его силы — не в органической связи с базовой системой сложившихся в обществе интересов и ценностей, а лишь в слабости и усталости самого общества. Это предопределяет и форму этого режима — диктатуру.
Неизбежность послереволюционной диктатуры и ее взаимосвязь со специфической структурой послереволюционного общества хорошо охарактеризовал К. Бринтон: «Диктатуры и революции неизбежно тесно взаимосвязаны, поскольку революции в известной степени разрушают или, по крайней мере, ослабляют законы, обычаи, привычки, убеждения, которые связывают людей в обществе, и когда законов, обычаев, привычек и убеждений становится недостаточно для обеспечения этих связей, этот недостаток восполняется силой». Тем самым режим единоличной власти, будь то Кромвеля, Наполеона или Сталина, закономерно вытекает из самой логики революционного процесса. Переход от термидорианского режима к послереволюционной диктатуре обычно сопровождается гораздо более существенным разрывом с предшествующими формами правления, чем переход к термидору.
В марксистской традиции этот режим обычно характеризуют как бонапартистский. Его сутью является «политическое лавирование между классами», что обеспечивает теперь постепенное преодоление политического кризиса — хотя и не дает долгосрочной политической стабильности. Как правило, бонапартизм приходит в форме авторитарного (или диктаторского) режима. Дальнейшее развитие событий во многом определяется тем, насколько сильной оказывается эта диктатура. Как правило, ее способность обеспечивать единство общества небезгранична. В прошлом подобный вывод был связан с важной ролью захватнических (или «революционных») войн, которые рассматривались бонапартистскими правительствами в качестве способа сохранения единства постреволюционной страны, тогда как их формальной целью провозглашалось распространение свободы и справедливости на другие страны и территории. В результате и без того ограниченные ресурсы общества еще более истощаются, все больше накапливается усталость, стремление вернуться к прежней, спокойной жизни. Опыт революций показывает, что устойчивость диктатуры может быть подорвана не только поражением в войне, как это было во Франции, но и успехом, что демонстрирует пример Англии. Падение постреволюционной диктатуры может сопровождаться реставрацией, которая завершает «большой» революционный цикл.
Однако и реставрация не приводит к окончательной стабилизации общества. Термидорианская фрагментация сохраняется и даже усиливается, поскольку к уже существующим противоречиям добавляются новые, связанные с возвращением части старой элиты. Тем самым в той или иной степени ставятся под вопрос результаты осуществленного в ходе революции перераспределения собственности. В Англии это привело к частичному возвращению земель прежним владельцам. Во Франции Людовик XVIII, придя к власти, сразу провозгласил гарантированность сложившихся в результате революции прав собственности, хотя вопрос о формах компенсации старой элите оставался на повестке дня, и потенциальная угроза очередного передела сохранялась достаточно долго.
Еще несколько десятилетий после революции продолжается раскол общества, оно оказывается неспособным быстро восстановить консенсус по базовым нормам и ценностям, сформировать устойчивую институциональную структуру. Следовательно, сохраняется бонапартистский характер правящего режима, а вместе с ним и политическая нестабильность, отсутствие твердых гарантий прав собственности, острые противоречия в рамках элиты и общества в целом. В Англии этот период послереволюционной стабилизации включал в себя «Славную революцию» 1688-1689 годов, конституционные кризисы начала XVIII столетия вплоть до утверждения новой династии и окончательного поражения сторонников Стюартов в 1746 году. Во Франции периодические революционные взрывы вспыхивали революциями 1830, 1848 и 1870 годов, хотя, разумеется, они были несопоставимы с событиями конца XVIII века.
Если же диктатура оказывается достаточно устойчивой и способной в течение длительного времени насильственно поддерживать единство общества, то в нем протекают процессы, очень схожие по своей сути с рассмотренными выше, однако существенно отличающиеся по форме. Наиболее яркий пример — сталинский режим24. Такая модель позволяет избежать как реставрации, так и политики бонапартизма, во всяком случае, в ее явном виде. Речь уже идет не о маневрировании между интересами различных слоев, а о насильственном подавлении этих интересов. Механизмом разрешения общественных противоречий становится воспроизводство нестабильности положения различных социальных и национальных, в частности элитных, групп, каждая из которых может быть в любой момент подвергнута массовым репрессиям. До конца сталинской диктатуры сохранялась неопределенность отношений собственности, статуса отдельных элитных групп и роли всего слоя бюрократии в управлении собственностью и присвоении ее результатов. Период послереволюционной стабилизации включал в себя острейшие переделы власти в 1930-1950-е годы и завершился лишь к середине 60-х годов.
В любом случае лишь по окончании периода послереволюционной стабилизации, который обычно длится несколько десятилетий, можно считать, что прямые последствия революционных катаклизмов преодолены. И только тогда становится ясно, к каким долговременным результатам привела революция: открыла ли она новые перспективы экономического развития или, напротив, поставила на его пути дополнительные барьеры; позволила ли более адекватно согласовывать сложившиеся в обществе интересы или закрепила их непримиримость; оказалось ли новое общество более справедливым и социально направленным, чем старый режим. Тенденции и процессы, характерные для послереволюционной стабилизации (или, вернее, для послереволюционной нестабильности), как позитивные, так и негативные, могут оказаться несвойственными окончательно сложившемуся постреволюционному обществу.
1. Авен П.О., Широнин В.М. Реформа хозяйственного механизма: реальность намечаемых преобразований // Известия Сибирского отделения АН СССР. Сер. Экономика и прикладная социология, 1987. Вып. 3.
2. Адо А.В. Современные споры о Великой Французской революции // Вопросы методологии и истории исторической науки. М.: МГУ, 1977.
3. Адов Л. На дальних подступах к выборам // ВЦИОМ: Мониторинг общественного мнения. 1999. № 1.
4. Альский М. Наши финансы за время Гражданской войны и нэпа. М.: Финансовое издательство НКФ, 1925.
5. Гамбарян М., May В. Экономика и выборы: опыт количественного анализа // Вопросы экономики. 1997. № 4.
6. Гайдар Е.Т В начале новой фазы // Коммунист. 1991. № 2.
7. Гайдар Е.Т. Дни поражений и побед. М.: Вагриус, 1996.
8. Гайдар Е.Т. Аномалии экономического роста // Гайдар Е.Т. Сочинения. Т. 2. М.: Евразия, 1997а.
9. социально-экономического развития России. М.: ИЭПП, 2003.
10. Гастев А. О тенденциях пролетарской культуры // Пролетарская культура. 1919. № 9-10.
11. Гизо Ф. История английской революции. В 2-х томах. Ростов-н/Д.: Феникс, 1996.
12. Гимпельсон Е.Г. Военный коммунизм: политика, практика, идеология. М.: Мысль, 1973.
13. Клямкин И.М. До и после парламентских выборов // Полис. 1993. № 6.
14. Коваль Т.Б. Экономическая реформа и общественное мнение // Пять лет реформ / Ред. В. May, Н. Гловацкая. М.: ИЭПП, 1997.
15. Коковцов В.Н. Из моего прошлого: Воспоминания 1903— 1919 гг. В 2-х кн. М.: Наука, 1992.
16. Кокорев В. Институциональные преобразования в современной России: анализ динамики трансакционных издержек // Вопросы экономики. 1996. № 12.
17. May В., Стародубровская И. Закономерности революции, опыт перестройки и наши перспективы. М.: ИЭ АН СССР, 1991
18. May В., Стародубровская И. От Корнилова к большевикам? К чему может привести легкомыслие // Независимая газета. 1991, 25 сентября.
19. May В., Стародубровская И. Бюджет, банки и непролетарская диктатура // Иирни. 1998а. № 35.
20. Радыгин А. Российская приватизационная программа и ее результаты // Пять лет реформ / Ред. В. May, Н. Гловацкая. М.: И Э П П П, 1997.
21. Ракитский Б. Формы хозяйственного руководства предприятием. М.: Наука, 1968.
22. Ракитский Б. Россия моего поколения // Вопросы экономики. 1993. № 2.
23. Яницкий О.Н. Модернизация в России в свете концепции «общества риска» // Куда идет Россия? / Ред. Т.И. Заславская. М.: Интерцентр, 1997.