Данилевский видит лишь отрицательные черты мира между Европейскими державами: «Именно равновесие политических сил Европы вредно и даже гибельно для России, а нарушение его с чьей бы то ни было стороны выгодно и благодетельно….. Нам необходимо, следовательно, отрешиться от мысли о какой бы то ни было солидарности с европейскими интересами».
В России уже в XIX веке существовала традиция географического детерминизма. Данная теория представленная, прежде всего трудами Л.И. Мечникова, которая нашла свое отражение в научной среде. Мечников выдвигает типологизацию рек. Он отмечает на карте мира «классические реки варварства», «великие исторические» и «культурно-исторические» реки, те и другие являются «великими воспитателями человечества», «большие и малые» по протяженности, «быстрые» (бурные) и «ленивые» (плавно несущие воды) реки. Он выделяет также тип «реки – божества, по верованию древних народов», а также «реки-кормилицы». Каждая «заставляла население соединять свои усилия на общей работе, учила солидарности, хотя бы в действительности отдельные группы населения ненавидели друг друга. Река налагала на каждого отдельного члена общества некоторую часть общественной работы, полезность которой познавалась впоследствии, а в начале была непонятна большинству».
Анализируя речные цивилизации, исследователь приходит к выводу: «С нашей точки зрения, – заключает Мечников, – основной причиной зарождения и развития цивилизации являются реки. Река во всякой стране является как бы выражением живого синтеза, всей совокупности физико-географических условий: и климата, и почвы, и рельефа земной поверхности, и геологического строения данной области». Важно также отметить, – продолжает он, – что «историческое значение рек отнюдь не пропорционально длине их течения или массе приносимой ими воды. Скорее даже можно было бы утверждать, что наиболее мощные реки до сих пор почти не играли заметной исторической роли».
В книге «Цивилизация и великие исторические реки» он проводит аналитические наблюдения и исторические примеры, относящиеся к России, ее регионам, наиболее ярким историко-культурным зонам и областям. Это Украинская Сечь, Северный Кавказ, Сибирь, Русский север и др. Реки, речные системы образуют пространственно-временной континуум этих и других историко-культурных зон страны. Мечников подчеркивает: несмотря на нарастающую со стороны европейской цивилизации тенденцию «заглушить все местные различия», эти различия были и всегда будут, нет «народов природы», есть «исторические народы».
В XX столетии выше изложенная традиция раскололась, как и русская культура в целом. Одна ветвь геополитической мысли стала развиваться в Советской России, другая - в Русском Зарубежье. Одним из ярких представителей развивавших геополитический подход в Советской России, можно считать профессора страноведения географического факультета ЛГУ 20-30-х гг. В.П. Семенова-Тян-Шанского. Он исследовал развитие “чрезматериковой” системы территориально-политического могущества России, ее преимуществ, недостатков и перспектив в будущем, а также разрабатывал на русском материале представлений о колонизационных базах как генераторах и гарантах территориально-политического могущества. Кроме того он занимался политико-географическое районирование и картографирование России (выделение “цельных в политико-географическом отношении местностей”).
Говоря о территориальном пространстве России на геополитическом уровне Семенов-Тян-Шанский писал: «Следует выделить, на пространстве между Волгой и Енисеем от Ледовитого океана до самых южных граней государства, особую культурно-экономическую единицу в виде Русской Евразии, не считать ее никоим образом за окраину, а говорить о ней уже как о коренной и равноправной во всем русской земле, как мы привыкли говорить об Европейской России». Мы можем наблюдать очерки Евразийской теории в идеях исследователя. Стоит также отметить, что он также выделяет и типологизацию в культуре и экономике России: «Оказывается, что такая часть Российской Империи вполне может быть географически построена, при желании, по тому же культурно-экономическому типу, к которому мы исторически привыкли в Европейской России, может, следовательно, стать настолько же прочной, в понятиях политических соседей, страной, как и Европейская Россия».
Семенов-Тян-Шанский анализирует Российское пространство, упоминая о характерных особенностях средств коммуникации. «Едва ли есть на земном шаре второе государство, которое для правильного своего развития нуждалось бы в большем абсолютном протяжении своей сети удобных путей сообщения, чем Россия. Соединенные Штаты Северной Америки и Канада, занимая каждая значительно меньшую площадь, чем Российская Империя, при условии одинакового уровня культуры, разумеется, требовали бы значительно меньшей абсолютной длины своих удобных путей сообщения».
Он видит природное начало в географическом пространстве России. «Чередующиеся исторические события указывают на замечательную аналогию между природными движениями и колонизационными». Исследователь приходит к выводу, что основной особенностью идентификации людей проживающих на территории России является природопользование общества: «Так, равнину Европейской России, как известно, создала борьба двух приблизительно равных по силе дислокаций земной коры - меридиональной и широтной, а растительный покров - борьба леса со степью, вдвигавшихся клиньями друг в друга в меридиональном направлении. Оседлый человек, выросший на этой равнине, бессознательно копирует эти оба движения в своей колонизации, и от преобладающего в данное время успеха в том или в другом направлении зависит и географическая форма его могущественного владения».
Первым, кто обратился к геополитической проблематике России в иммиграции, был русский историк, социолог и публицист, который по своим политическим убеждениям был монархист. Это Иван Лукьянович Солоневич (1891-1953). Исследователь проводил сравнительный анализ личных свобод в России и в США и Англии. В итоге он пришел к выводу, что они непосредственно взаимосвязаны с географическим фактором: «Американская свобода, как и американское богатство, - пишет он, - определяются американской географией; наша свобода и наше богатство ограничены русской географией. Русский народ никогда не будет иметь такие свободы, какие имеют Англия и США, потому что безопасность последних гарантирована океанами и проливами, а наша может быть гарантирована только воинской повинностью. Из всех же “несвобод” воинская повинность является первой». Анализирую источники бед России, он отмечает, то, что они никогда не имели отношения к политическому строю. Он пишет, что бедность России «обусловлена тем фактором, для которого евразийцы нашли очень яркое определение: географическая обездоленность России». В заключение этому он делает следующий вывод: «История России есть история преодоления географии России».
Говоря об ученой российской эмиграции, нельзя не отметить группу ученых-эмигрантов, известных как «евразийцы»: Н.С. Трубецкой, И.А. Ильин, П.Н. Савицкий, Г.В. Вернадский, Г.Ф. Флоровский, Л.П. Карсавин и др. Они выделяли на территории России особый сложившийся культурно-географический тип.
Анализируя Европейские и Российские пути развития, Н. С. Трубецкой писал: «Россия, взяв из Европы все, что ей нужно, должна повернуться к Европе спиной и продолжать развивать свою культуру свободно, без постоянного "равнения на запад"». Он обращается к историческому процессу, выделяя черты взаимоотношения России с Европейской культурой. «Весь восемнадцатый век прошел для России в недостойном поверхностном обезьянничании с Европы. К концу этого века умы верхов русского общества уже пропитались романогерманскими предрассудками, и весь девятнадцатый и начало двадцатого века прошли в стремлении к полной европеизации всех сторон русской жизни, причем Россия усвоила именно те приемы "скачущей эволюции", о которых мы говорили выше».
Русский философ, находящийся с 1922 г. в эмиграции Н.А. Бердяев писал о Евразийстве: «Евразийцы - не вульгарные реставраторы, которые думают, что ничего особенного не произошло и все скоро вернется на свое прежнее место. Евразийцы чувствуют, что происходит серьезный мировой кризис, что начинается новая историческая эпоха. Характер этого кризиса они не совсем верно себе представляют, полагая, что существо его заключается в разложении и конце романо-германской, европейской цивилизации (старый традиционный мотив славянофильствующей мысли)». Также, он также упоминал о значимости идей евразийства для Российской политической мысли: «Но заслуга их в том, что они остро чувствуют размеры происшедшего переворота и невозможность возврата к тому, что было до войны и революции. Евразийцы решительно провозглашают примат культуры над политикой. Они понимают, что русский вопрос духовно-культурный, а не политический вопрос. Утверждать это сознание в русской эмигрантской среде есть очень важная насущная задача. Отношение евразийцев к Западной Европе превратно и ложно и подобное отношение заслуживает наименования азиатства, а не евразийства. Но они верно чувствуют, что Европа перестает быть монополистом культуры, что культура не будет уже исключительно европейской, что народы Азии вновь войдут в поток мировой истории.» Он находит в идеях евразийства российскую самоидентификацию, которая является уникальной и не приемлима к западным идеологическим доктринам. «Эта мысль между прочим с особенной настойчивостью высказывалась пишущим эти строки. Мысль эта очень важна, как противовес тем реакционным течениям, которые думают найти выход из русской катастрофы в помощи «буржуазной» Европы. Евразийцы стихийно, эмоционально защищают достоинство России и русского народа против того поругания, которому он предается ныне и русскими людьми и людьми Запада».