Действительно, откуда можно взять средства, чтобы помочь больным, нетрудоспособным, инвалидам и ветеранам, – а также временно нетрудоспособным, а также тем, кто "из принципиальных соображений" не желает и не умеет трудиться? Увы, человечество знает здесь только один рецепт – взять у тех, кто трудится больше и продуктивнее и отдать тем, кто в силу ряда причин (или вообще без всяких причин) работает хуже или вообще не работает.
Налоги – это то, с помощью чего власть и создает, и решает проблемы (а также, что немаловажно, содержит и саму себя). Увеличишь налоги – получишь больше средств для решения социальных проблем. Получишь больше поддержки от тех, кто привык к вашей опеке и заботе.
Но тот, с кого стали брать больше налогов, вряд ли обрадуется – он или начнет меньше работать (ведь зачем богатеть, если государство умело изымет "излишки" сверхприбыли – тем более что именно оно, государство, и определяет, сколько это – "минимум", "излишки", "роскошь" и пр.), или "уйдет в тень" (будет уклоняться от того, чтобы показывать все свои доходы и прибыли). В этом случае поступления налогов в казну начинают снижаться – и недовольство тех, кто привык только получать, неизбежно начинает расти. Но те, кто является главными плательщиками налогов, тоже далеки от довольства – и тоже, вероятно, начнут активно бороться за то, чтобы к власти пришли те, кто будет щадить активных работников, кто не будет резать курицу, "несущую золотые яйца".
Тогда приходится налоги снижать – популярно объясняя людям, что можно либо кормить людей дармовой (а такой не бывает) рыбкой – и делать их беспомощными иждивенцами, либо дать людям удочку – и предоставить возможность обеспечивать себя самим... Есть такая поговорка – присказка: "Один с сошкой (т.е. с сохой, имеется в виду пахарь, работник), семеро – с ложкой". Поговорка в общем верно отражает и современное положение вещей – все меньшее число активно работающих должно содержать (при участии и посредничестве власти) все большее число неработающих людей – как действительно не могущих о себе позаботиться, так и тех, кто со знанием дела паразитирует на работнике, на государстве, на милосердии и отзывчивости других.
Вот и проблема (причем всего лишь одна из многих, которые каждодневно приходится решать политику) – как сохранить в работающих желание работать, в предприимчивых – способность изобретать и создавать новое, и пробудить в ленивых элементы совести, в паразитах – стыд, в преступниках – не чувство лютой мести, а деятельное раскаяние? Может ли все это сделать политика? Не возлагаем ли мы на нее абсолютно несбыточные ожидания?
Политика – не всесильна. Ограниченность политики. Нет, ответим мы на поставленный в конце предыдущего абзаца вопрос. Политика принципиально не может сама по себе решить все существующие проблемы и сделать людей счастливыми.
Для понимания политики как нельзя лучше подходит изречение одного из великих политиков ХХ века – сэра Уинстона Черчилля. "Задачей политики, - говорил Черчилль, - не является превращение жизни людей в рай. Политика должна помешать жизни становиться окончательно адом".
Это означает, что политика – дело реалистическое (недаром о ней говорят – "политика – это искусство возможного", вопрос в том, что очень непросто понять, что именно и каким образом возможно здесь и сейчас, что – только в отдаленной перспективе, а что – вообще никогда), обращенное к действительной жизни, действительным проблемам конкретных людей.
И решить эти проблемы политика может лишь временно, частично, – и то не всегда.
Во власти политики мобилизовать определенные средства и силы (ресурсы) – и решить какую-то крупную проблему. Но политика не может постоянно держать людей в мобилизованном состоянии, и ресурсы, имеющиеся в распоряжении власти, не безграничны.
Во власти политики нацелить людей на реализацию каких-то задач, зажечь и воодушевить их на великие достижения. Но люди в основном хотят преследовать какие-то собственные (пусть и куда более скромные, приземленные) цели. И это море обычных людских желаний и устремлений политика никак не может игнорировать (но и никогда не может удовлетворить вполне).
Политика не может дать человеку смысл жизни (хотя для кого-то она сама – смысл жизни, однако это, скорее, исключение из правил), она не дает ему высших ценностей, она не предназначена к тому, чтобы приближать людей к мудрости и умиротворению. Она не развивает в людях эмоции и чувствительность (это делает искусство), она не погружает его в мир религиозного служения, не обогащает религиозным опытом (к чему предназначена религия), политика использует экономические ресурсы и возможности – но не создает их (она лишь может создавать условия, предпосылки для того, чтоб экономический организм функционировал более-менее слаженно и успешно, в режиме "самонастройки").
Политика исходит из довольно ограниченного, узкого понимания мира. Для политики главное – овладение властью, удержание власти и ее расширение (максимизация). Это не значит, что все политики – обязательно скучные и ограниченные люди, озабоченные исключительно проблемами власти и утомленные "борьбизмом" и интригами. Многие из политиков – люди яркие и незабываемые, привносящие в политику частицу своего гения. Не политика делала их такими – это они оказали политике честь, посвятив себя этому поприщу: благородному – и неблагодарному, изысканному – и общедоступному, воодушевляющему – и лишающему всяких иллюзий.
2. Многозначность определений политики
Если мы хотим дать определение какому-либо сложному понятию, нам прежде всего нужно соотнести определяемое (то есть то, что мы хотим определить) с какими-то родственными, близкими сферами.
Мы определяем неизвестное через нечто известное, более известное, понятное, пусть и более широкое по масштабам. Так, мы определяем колибри, как птицу (указывая затем какие-то признаки, отличающие именно колибри), диван – как предмет мебели (давая затем какие-то признаки, позволяющие отличить его от, например, стола или пуфика), шахматы – как интеллектуальную игру с помощью расчерченной на 64 клетки (поля) доски и комплекта фигур для двоих партнеров (уже затем мы показываем, чем эта игра отличается от, скажем, шашек, "поддавков", го или сонма игр, возможных на шахматной же доске).
Но как только мы смотрим на вещи более пристально, оказывается, что определить их одномерно и однозначно оказывается сложно или вовсе невозможно.
Взять те же шахматы (игра, в которую играют, кстати, многие политики). Конечно, они – прежде всего игра. Но являются ли они только одной лишь игрой и ничем больше? Для обычных игроков, коротающих за шахматами свободное время, это – только игра. Для тех же, кто достиг в ней определенного уровня, это – и наука, и спорт, и искусство. Тогда нужно определение шахмат развивать и дополнять и этими, углубляющими проекциями, которые неочевидны для поверхностного взгляда.
Так же, как любой эпитет, подчеркивающий красоту девушки, открывает в этой красоте нечто новое и особенное, так и каждое новое определение открывает определяемое явление как бы заново, высвечивает в нем сущность несколько по-новому, под каким-то новым, возможно необычным, углом зрения.
Подумав над этим, мы должны признать, что сложные явления могут и должны определяться не одним, а рядом дополняющих друг друга определений. Если мы что-то определяем только с одной точки зрения, мы как бы предполагаем, что эта точка зрения – единственно правильная и единственная по-настоящему существенная. Это – своеобразный фундаментализм, который знает только одну истину, или моноцентризм (взгляд на мир, на вещи только из одной точки, которая признается центром этого мира).
Итак, мы стоим перед необходимостью определить политику. Чтобы решить эту задачу, нам нужно осуществить ряд операций, которые приблизили бы нас к желаемому результату.
Первый шаг – выяснить происхождение слова (то есть его этимологию). Разумеется, многие слова употребляются в существенно ином смысле, нежели тот, какой предполагает их исконное значение. Однако выяснение корней слова, его этимологии никогда не бывает бесполезным. А чаще всего бывает увлекательным и сулит немало неожиданных открытий.
Второй шаг – очертить круг основных значений (сфер), к которым определяемое слово ближе всего, соотнести его с этими сферами, показав, какое из значений будет наиболее адекватным, исчерпывающим, а какие – дополняющими, высвечивающими какие-то нюансы, оттенки и пр.
Третий шаг – рассмотреть широко распространенные (в словарях, учебниках) определения, обращая внимание на их достоинства (близость выявленному значению, кругу значений) или недостатки, ограниченность или продуктивную (или, как говорят, эвристическую, т.е. познавательную, способствующую пониманию) ценность.
Четвертый шаг – ознакомиться с афоризмами (краткими, лаконичными изречениями, содержащими, как правило, какие-то остроумные суждения, мудрые сентенции), метафорическими определениями, парадоксами. Они построены принципиально иначе, чем определения научные, но дают для понимания сущности предмета иногда не меньше (а то и больше). Попытаемся совершить эти шаги один за другим.
Полисные корни политики. Итак, обратимся к исконному значению слова "политика" (считается, что впервые ввел это слово в широкий оборот великий Аристотель, назвав один из своих классических трактатов именно так – "Politika".
Древнегреческое "политика" означает "все, относящееся к государству" и восходит своими корнями к другому слову - "полис", обозначавшему особое сообщество граждан, город-государство. Города-полисы – Мегары, Коринф, Афины – представляли собой и места поселения, и храмовые центры, и рыночные торжища. Граждане этих полисов (имеются в виду свободные граждане-мужчины, а не просто жители, среди которых были свободные чужестранцы – но неграждане, женщины, а также рабы) принимали участие в общественной (полисной) жизни, выражая свое мнение по тем или иным насущным вопросам, занимая выборные должности, с оружием в руках выступая в поход, если полису угрожала опасность (полисы могли воевать между собой, заключать союзы друг с другом против полисов-противников, – или несколько полисов совместно могли выступать против внешней угрозы, как это было, например, во время греко-персидских войн).