В историческом плане северяне традиционно рассматривали Юг Судана в качестве зоны своих жизненно важных интересов. После достижения независимости в 1956 г. перед национальным правительством встала задача сохранения Юга в составе страны ввиду нарастающего там не без поддержки со стороны соседних африканских государств и помощи западноевропейских правящих кругов сепаратистского движения. Так как борьба южан за отделение шла под лозунгами либо защиты христианской религии, либо сохранения местных укладов и верований, то северяне стремились к сохранению Юга в составе страны на путях проведения политики исламизации и арабизации этих районов. Процесс создания современных предпосылок зарождения фундаментализма в Судане и его последующего превращения в государственную политику начался незадолго до получения независимости в 1956 г., когда был учрежден Департамент религиозных дел, основной целью которого являлась организация контроля за всеми вопросами, связанными с религией. В частности, в его компетенцию входил надзор за религиозными учебными заведениями, вакфами, мечетями, школами по изучению Корана, паломничеством к святым местам, проповеднической деятельностью, ликвидацией религиозной неграмотности, а также проблемами, связанными с деятельностью суфийских орденов.
В конце 60–х годов Департаменту были предоставлены самые широкие полномочия в области религиозного образования, включая: оказание помощи министерству религиозных учебных заведений и контроль за деятельностью народных школ, корректировку учебных программ по теологии и арабскому языку, совмещение религиозного и светского образования, подбор способных преподавателей и их подготовка как в стране, так и за рубежом, набор слушателей, желающих изучать теологические науки в "правильном" их понимании [4].
Фактически, учреждение такого государственного органа как Департамент религиозных дел было призвано осуществлять политику контроля за теми или иными проявлениями "религиозного диссидентства", включая и религигиозный экстремизм, с одной стороны, а с другой, – последовательно проводить исламизацию той части населения, которая исповедовала местные культы и верования, с одновременным оказанием латентного противодействия христианскому проникновению в Судан. Не вызывает сомнения, что данные меры являлись не столько уступкой радикально настроенным исламским элементам в стране, сколько попыткой властей ограничить рост их влияния, но в конечном счете эти усилия привели к прямо противоположному результату. Политикой исламизации и сопутствующей ей арабизации, а также ее результатами не могли не воспользоваться фундаменталисты.
Помимо указанного Департамента по делам религии в Судане в 60–е годы существовал ряд других правительственных органов, в задачу которых входило содействие исламизации и арабизации как внутри страны, так и в сопредельных странах. Например, в это время была создана так называемая Ассоциация священного Корана, в задачи которой входило распространение коранических знаний путем подготовки сельских служителей культа, знающих Коран наизусть и умеющих читать его нараспев, оказание финансовой поддержки сельским шейхам и контроля за их деятельностью, учреждения в каждой провинции специального центра по изучению Корана с 4–х летним сроком обучения, создания специальных учебных заведений по обучению взрослых правильному чтению Корана для лиц из разных социальных слоев, включая торговцев, служащих и рабочих [5].
Установление контроля за вопросами религиозного образования и воспитания в независимом Судане со стороны государства не был случаен. Уход англичан и египтян неизбежно порождал усиление сепаратистских тенденций с религиозной окраской, которые угрожали территориальной целостности страны и нарушали внутреннюю стабильность.
Устойчивость сложившейся в 50–е годы многопартийной системы Судана также во многом зависела от меж– и внутриконфессиональных отношений, поскольку северосуданские политические группировки (партии) изначально, как правило, возникали на базе наиболее влиятельных суфийскихтарикатов или при их непосредственной поддержке (например, партия аль–Умма – орден аль–Ансар, Национально–юнионистская партия – тарикат аль–Хатмийя и т.д.). Что же касается других конфессий, в частности, христианства, распространенного на Юге, то здесь менее четко прослеживается связь: "конфессия – партия". Это объясняется, на наш взгляд, тем, что социально–экономические условия жизни населения южного Судана существенно отличались от Севера, и там процесс идейно–политической детерминации партий обуславливался в большей степени этно–социальными особенностями.
Множественность партий также является одной из отличительных черт политической истории Судана новейшего времени по сравнению с другими африканскими или арабскими странами (к 1958 г. общее число политических партий в стране составляло, по нашим подсчетам, около 40). Сложные межпартийные отношения, обусловленные зачастую конъюнктурными соображениями в борьбе за власть, неспособность коалиционных правительств в том или ином партийном составе решить насущные проблемы страны время от времени приводили к временному установлению военной диктатуры, вслед за чем следовал период гражданского правления и новый виток межпартийной борьбы. По всей видимости, необходимость преодоления многопартийной разноголосицы явилась еще одним фактором, способствовавшим приходу к власти в Судане фундаменталистов, резко выступавших в соответствии с требованиями Корана против любых форм "партийности"
В свою очередь суданские политические группировки (партии) и предшествовавшие им общественно–политические организации – Клуб выпускников в г. Омдурман (1918 г.) и других городах, а также Генеральный конгресс лиц, окончивших учебные заведения (1938 г.), в своей деятельности не могли обходить вопросы религиозной ситуации в стране и так или иначе определяли отношение нарождающейся суданской интеллигенции к проблеме исламизации и сопутствующей ей арабизации общества. В частности, уже в июле 1939 г. англо–египетской администрации в Судане выпускниками был направлен меморандум, в котором Конгресс критиковал существовавшую систему образования и непригодность учебных методик. "Выпускники" предлагали, чтобы образование в Судане "носило исламский, восточный характер, а не характер африканского язычества, причем арабский язык и исламская теология должны находить широкое отражение в учебниках" [6]. В целом благожелательные позиции, которые в тот период занимало руководство Конгресса по вопросам исламизации и арабизации образования, отразили в определенной степени идейную поддержку членов этой организации, этим процессам, которые, по их мнению, отвечали национальными интересами суданцев.
Наряду с этим, возникшие позднее на основе Конгресса суданские политические группировки (как правые – аль–Умма, Национально–юнионистская партия и др., так и левые в лице суданской компартии, социалистов, маоистов и др.), претендовавшие на роль выразителей интересов большинства населения и боровшиеся за голоса электората, в 60–е годы уже не могли игнорировать нарастающую тенденцию к усилению влияния фундаменталистов и в попытках хоть как–то ослабить их позиции более или менее активно использовали исламскую тематику в своих программных документах. Так, например, одна из наиболее крупных партий Судана того времени Национально–юнионистская партия в своей программе от 1964 г. декларировала необходимость "строительства социализма в соответствии с исламским шариатом" [7]. Другая влиятельная партия, имевшая прочные связи с египетскими правящими кругами и тарикатом аль–Хатмийя, – Народно–демократическая партия – в своей программе, принятой в январе 1965 г., вынуждена была заявить, что "партия стремится к осуществлению социалистических принципов, не противоречащих духу ислама, который, в соответствии с установками НДП должен быть признан официальной государственной религией [8].
Даже в программных документах такой партии, как аль–Умма (традиционно считавшейся подконтрольной аль–Ансар), можно встретить положение о том, что "в суданском обществе имеются различия, которые являются отражением племенного и религиозного сознания, что препятствует установлению братских отношений между населением страны и объединением его в национальный союз... Именно поэтому наше социальное планирование имеет целью уничтожение этих различий и слияние суданской нации" [9].
В свою очередь левые также не могли пройти мимо усиления позиций фундаменталистских элементов в суданском обществе и в выступлениях своих руководителей также заявляли о своей поддержке религии. Так, к примеру, один из лидеров СКП того периода времени Ат–Тайеб Абу Гидери заявлял на одном из форумов коммунистических партий, проходившем в 1969 г. в Алма–Ате, что "коммунистическая идеология учитывает реальность, уважает святыни народа, его обычаи, культурное наследие. Партия поддерживает все, что является на данном этапе позитивным в религии, но она решительно противостоит тем, кто использует религию для обмана и эксплуатации бедняков" [10]. В то же время политический анализ, проведенный суданскими коммунистами в отношении процессов, ведущих к усилению влияния радикальных исламских элементов, свидетельствовал, что в суданском обществе "буржуазные элементы начали группироваться вокруг религиозных общин, объединяться под руководством арабских националистических лидеров, представителей арабского национализма и ислама" [11].
К началу 60–х годов на политической арене Судана усиливается роль и влияние суданских фундаменталистов в лице организации "Братья–мусульмане". Изначально выигрышность позиции "Братьев–мусульман" по сравнению с положением национальных суданских партий или филиалами (организационными или идеологическими) зарубежных политических группировок состояла в том, что, во–первых, "братья" уже с момента их распространения в Судане выступали как транснациональная религиозно–политическая ассоциация, пользующаяся поддержкой своих сторонников как в странах мусульманского мира, так и за его пределами. Это давало возможность членам организации выступать в роли не только выразителей общемусульманскойфундаменталистской идеи, но и как наследников всех ранее существовавших "борцов за чистоту ислама".