Для русской политической культуры в прошлом и в современности характерно недостаточное взаимодействие между государственной властью и подчиненными, между обществом и индивидуумом, между правами и обязанностями, между "верхами" и "низами". Преимущество отдается постоянно власти, общине и обязанностям, а не подчиненным этой власти, не индивидууму и его правам. Соответственно этому общая вертикаль выстраивалась сверху вниз и покоилась на неограниченной в правовом отношении власти самодержцев, вождей или генеральных секретарей над своими подданными, обязанными им служить.
В России сформировалось особое правовое сознание, при котором формальные права и процедурные правила играют подчиненную роль. Центральное место скорее занимает справедливость, претендующая на то, чтобы быть высшей ценностью. Справедливость, как и личные взаимоотношения, основывается на авторитете и доверии, а не на формальных критериях. В дореволюционной России жизненные взаимоотношения регулировались правом обычая. В советское время право закона было инструментом господства КПСС, имевшим ограниченное значение, так как КПСС сама нарушала свои же предписания. Правовой нигилизм, как элит, так и народа в посткоммунистической России происходит из опыта и привычек многих поколений. Право, таким образом, обладает лишь ограниченной дееспособностью, оно является выражением политики и власти. Закону подчиняются тогда, когда считают это приемлемым. Ограниченная дееспособность закона означает также, что люди не верят в собственные права и осуществление их на практике, особенно тогда, когда судятся с государством. Отсюда вытекает непосредственное следствие: кто не верит в собственные права, тот не подчиняется закону.
Так же, как и в правовой культуре, в экономической культуре сформировались специфические черты, отличающие ее от европейских стандартов. Роль государства в экономике была определяющей, из этого вытекало запоздалое и ограниченное формирование частной собственности и соответственного частнособственнического менталитета. Государственное распределение товаров и доходов имеет в русской экономической культуре главенствующее значение. При помощи подобной экономики государству удавалось осваивать окраинные территории, управлять процессами миграции и кадрами. Советская плановая экономика усилила эти распределительные характеристики. Отторжение рынка заходило в Советском Союзе настолько далеко, что даже господствовавший слой (номенклатура) не располагал собственностью. Это могло послужить одной из причин слома системы, ибо сорок лет спустя после окончания войны господствующий слой уже не захотел отказываться от частной собственности.
В другой своей недавно опубликованной работе "Путин как воплощение "русского пути" Г.Зимон подчеркивает, что главным содержанием этого своеобразного путинского "третьего пути" является лозунг: "Вся власть Кремлю!", что соответствует старинным стереотипам русской политической культуры. Крах коммунизма десять лет назад лишь ускорил начавшийся уже ранее распад власти московского центра. У Кремля в сущности были две возможности отреагировать на перетекание власти и ресурсов на периферию и в общество. Он мог бы использовать это как шанс на создание независимого от государства общества и попытаться перевести процесс хаотического дерегулирования в правовое русло. Или же центр мог увидеть в этой потере власти угрозу для себя и для государства и попытаться остановить и обратить данное развитие вспять. Путинское руководство идет по второму пути, и тем самым оно находится полностью в плену давних традиций политической культуры, согласно которым Россия нежизнеспособна без сильного центра. Именно это подразумевает Путин, когда говорит о “сильном государстве”, которое должно осуществлять “диктатуру закона”. Но если закон будет проводиться при помощи диктатуры, тогда диктатура ставится над законом, так как именно она решает, что подходит под закон, а что – нет.
В настоящее время в России идет процесс, который можно было бы назвать “собиранием русских земель”. Так, спустя год нахождения Путина у власти можно констатировать, что в политике под лозунгом “Вся власть Кремлю!” центральной власти удалось добиться значительных успехов. Организованной политической оппозиции в центре или в регионах, которая могла бы стать альтернативой кремлевскому руководителю, не существует. Поэтому Путину удалось создать, по мнению Зимона, некую "комбинацию из политической стабильности, экономической стагнации и отступления в сферах демократизации, правового государства, прав человека и "озападнивания" внешней политики". Тем самым удалось достичь "такой концентрации власти в руках центральных органов управления, каких не было в России со времен кануна перестройки в середине 80-х годов".
Путин и его избиратели, а это означает большинство населения, отвергли обе программы, которые предлагались политическими силами страны в последнее десятилетие: реставрация коммунизма и демократические, либеральные реформы. Поэтому Зимону представляются весьма маловероятными в ближайшее время такие пути развития, как, во-первых, возрождение господства партии ленинского типа и восстановление Советского Союза, во-вторых, реформистский прорыв, подобный прорыву конца 80-х – начала 90-х годов, потому что для этого отсутствуют все необходимые предпосылки: лидер, который стремился бы к этому, как Горбачев или Ельцин; элиты, которым реформы обещали бы больше богатства и власти; массы, которые были бы готовы еще раз выдержать реформы.
2. Незавершенность реформ
Неотложность проведения реформ понималась всеми недавними правителями СССР и затем новой России за исключением, вероятно, партийно-бюрократической верхушки, стоявшей у власти в период правления Брежнева. Именно в “застойное” двадцатилетие были потеряны прежние неплохие темпы роста, когда правящий слой, можно сказать, проспал те структурные реформы, осуществление которых в странах Запада позволило им одержать победу в “холодной войне” с СССР и его сателлитами и вырваться далеко вперед на качественно новый виток исторического развития. История еще раз показала, что даже незначительная по ее меркам задержка, замораживание новых, свежих ростков общественной жизни, почивание находящихся у власти людей на прежних лаврах чреваты сверхнапряжением последующих поколений, если те не хотят отстать от времени. Неожиданно быстро развалившаяся социалистическая система, распавшийся как карточный домик в историческое одночасье СССР и его превратившиеся в самостоятельные субъекты международной политической жизни “осколки” ощутили, что находятся далеко позади стран-лидеров нынешнего мира.
Потеряв от этого развала больше, чем все другие республики, ныне независимые государства бывшего СССР, Россия оказалась в труднейшем положении за всю свою многовековую историю. Она была вынуждена вернуться к излюбленной в русской истории парадигме “догоняющего развития”, представшей теперь в вопиюще обнаженной форме. Тем самым создалась благодатная почва для того, чтобы в политической культуре ожили старые стереотипы, что привело к еще большему “смятению” умов.
Задачи и вызовы, которые надлежит решать и на которые следует отвечать нынешнему поколению российских руководителей, по плечу разве что титанам античной мифологии. В порядок дня встало проведение реформ, которые должны полностью изменить картину современного российского общества. Все это при слабости его нынешних структур, остроты общественных болезней, унаследованных от прошлого, и одновременно болезней роста. Капитальный ремонт этих структур и всеохватывающая терапия при этом должны не перейти грань, чреватую летальным исходом. Некоторые публицисты окрестили нынешний этап российского развития как возврат к капитализму и даже дикому капитализму эпохи первоначального накопления. При всей справедливости таких определений необходимо все же не забывать, что этот возврат проходит в совершенно иной качественной обстановке рубежа ХХ – начала XXI веков. При этом Россия была и остается заметной частью мирового цивилизационного сообщества, большинство участников которого заинтересованы в сотрудничестве с нею, ее сближении со странами-лидерами. В этом плане внешняя международная обстановка последнего времени была благоприятна для осуществления первоочередных, назревших внутренних реформ.
При этом поиски сплотившей бы общество стержневой национальной идеи, к нахождению которой призвал россиян в середине 90-х годов Ельцин, далеко не окончены. Стержневая сплачивающая идея эпохи построения социализма – торжество коммунизма и его идей не только в СССР, но и во всем мире, оказалась выброшенной на свалку истории и теперь способна интересовать разве что дотошных исследователей прошлого. Объявлению в качестве главной цели, подобно тому, как это произошло в постсоциалистических странах Восточной Европы, присоединения к западному миру, базовые ценности христианской цивилизации которого традиционны и для русской политической культуры, препятствует великодержавная спесь политических и военных “верхов”, получающих подпитку из устарелых идеологических источников.
Твердое намерение быть вместе со странами евроатлантической западной цивилизации прозвучало в речах, произнесенных Путиным во время его визита в Германию в конце сентября 2001 года. Но для этого понадобилась такая аномалия, как нанесенный 11 сентября в США, в самое сердце западной евроатлантической цивилизации, невиданный по своей жестокости удар набравшего огромную силу мирового гнезда терроризма. Возникло ощущение общей угрозы, вызова, брошенного как западному сообществу, так и России со стороны сил “иного” мира. Этот “иной” мир продемонстрировал, что не остановится перед изощренными кровавыми акциями, чтобы обратить вспять широкоохватный процесс глобализации, втягивающий в свой поток практически все страны мира, всех участников экономического, политического и социального процесса рационализации современной жизни с опорой на последние научно-технические достижения развитых стран. Реформированной России предстоит найти свое место, свою нишу во вряд ли остановимом широком потоке развития глобализирующегося человечества.