Мораль и политика - одно. из основных и наиболее сложных отношений политики к действующим в обществе нормам нравственности, близкое к этическим оценкам политики.
И мораль и политика представляют собой организационные, регулятивные, контрольные сферы общества, но их существование и функционирование в нём существенно различаются.
В отличие от др.организационно-контрольных сфер, мораль не имеет вещественных форм, не материализуется в аппаратах управления, институтах власти, лишена центров управления и средств связи и объективируется лишь в языке и речи, но пр.всего - в отражении, в признаках и свойствах др.общественных явлений. Вместе с тем, она всеприсутствует, охватывает управляющие обществом сущности, все феномены политики.
Эта специфика морали существенно отличает её от этики (политической). Если мораль может так или иначе характеризовать политическое действие, но сама стоит вне его и лишь вступает с ним в те или иные отношения, то этика присутствует в политике, она неотделима от неё как одно из её направляющих начал. Поэтому любая политическая философия и нормативная теория, касающиеся политической сферы, так или иначе связаны с поисками ответа на вопросы, поставленные политической этикой и учениями о морали. Уже древнегреческое искусство исследует основную проблему политической этики (Антигона Софокла). Это императивные требования полиса к гражданам, с одной стороны, и семейно-правовые и общечеловеческие обязательства отдельного человека, связанные с заповедями нравственности, - с др. Возникает антиномия нравственной автономии человека и притязаний на универсальность любого рода политических образований.
История политических и этических учений позволяет выделить три основных варианта взаимодействия м. моралью и политикой: 1) полное подчинение моралью политики; 2) полный разрыв м. политикой и моралью; 3) попытка сохранить аутентичность политики и морали с поддержанием их напряжённого взаимодействия. Каждый из вариантов взаимодействия предполагает свою аргументацию. Во-первых, это двойное подозрение в аморализме и иррационализме. Задача заключается в выяснении всех аспектов отношения политики и морали, дабы их интеграция исключила их взаимные несоответствия. Во-вторых, возможно гаперморализирование политики, согласно которому последней приписывается большее право в решении сомнений и раздумий, вытекающих из моральных принципов индивидуального сознания. В-третьих, феномен политизации морали и нередкие в связи с этим попытки оправдания политических преступлений.
Одним из центральных критериев моральности традиционно признаётся справедливость суждений и действий. В христианской философии средневековья справедливость рассматривают как основу и критерий моральности политики. Классические тексты различают политические объединения и их действия, пользуясь критерием наличия или отсутствия в них справедливости. С этим существенным образом связана легитимация компетенций в сфере предписаний ли бо выяснение отсутствия таковой с вытекающими отсюда последствиями. Следует принимать во внимание историческое содержание и полисеманичность категории "справедливость" и текст связанной с ней категории "равенство". Аристотель различает распределительную и уравнительную справедливость. Первая основана на геометрическом, или пропорциональном, равенстве, а вторая - на арифметическом, или нумерическом. Оба вида способны войти в конфликт др. с другом. Конфликты в политическом поле возрастают оттого, что оба вида справедливости м.б. определены как содержательно, так и формально. Содержательные представления о справедливости подвержены историческому изменению. Вопрос о масштабе формируется следующим образом: если справедливость д.б. масштабом политического действия и политических состояний, то каким д.б. масштаб справедливости?
Раннеевропейское мышление исследует состояние напряжения м. моралью и политикой. Аристотель проводит различие м. хорошим человеком и хорошим гражданином, и позднейшие мыслители непрестанно подчёркивают несовпадение мира нравственного и мира политического. Средневековая мысль говорит о соподчинении морали и политики (Августин Блаженный, Лютер М.). Политической сфере приписывается относительная автотомия, связываемая с теологически интерпретируемым царством добродетелей.
К н.Нового времени в отношениях м.моралью и политикой наступает определённый разрыв. Его связывают с понятием государственной выгоды и с именем Макиавелли, хотя последний не применяет это понятие. Государственная выгода охватывает всеобщее. Напротив, всё частное сводится только к партикулярному интересу. Всеобщее истолковывается различным образом: технически - в той степени, в какой государственная выгода в корреляции с учением об интересах предлагает рациональные нормы, в соответствии с которыми можно вычислить волю и исполнение институциональной власти; экзистенциально - постольку, поскольку существование государства мыслится как предварительное условие всего того, что в состоянии использовать или пожелать его подданные, что м.б. упрочено или усилено; нравственно - поскольку государство может служить универсальным воплощением того, что для отдельного гражданина является частным интересом.
Немецкий идеализм, исходя из допущения о государственной выгоде, гипостазирует государство в образе нравственности. Гегель, в противовес Канту И., пишет: "В недавние времена активно обсуждалась противоположность морали и политики и формулировалось требование, согласно которому второе должно соответствовать первому... Мнение о мнимой несправедливости, согласно которой политике следует всегда пребывать в состоянии мнимой противоположности морали, покоится,., на поверхностном представлении о моральности, о природе государства и его отношении к моральным воззрениям" (Философия права, 337).
Казуистическое выражение, согласно которому цель освящает средство, имеет своим истоком аналитическое отношение целей и средств. Кто желает цели, желает также использовать необходимое средство, имеющееся в его распоряжении (Кант). В Новое время, по мере отдаления политики от морали, формируется деятельная максима, согласно которой фиксированные цели достигаются любыми эффективными средствами (Гоббс Т.). При этом допускается, что используемые средства теряют значение в процессе оправдания цели. Последние, соответственно, получают приоритет по отношению к средствам.
В понятии целерациональности, введённом Вебером М., эта проблема обнаруживается достаточно очевидно. Имеет место рациональное соотношение целей и средств, целей и побочных последствий и, наконец, целей. Но эта соотнесенность целей и средств теряет критерий по мере инфляции староевропейской идеи разума. Вебер, напр., оспаривает способность наук Нового времени к нормативной постановке целей. Допустимая надёжность социального действия в контексте цели - средства оказывается в связи с этим поколебленной. Любые средства отнюдь не ведут к одной и той же цели, способной к тому же не только меняться в зависимости от набора средств, но и взаимопревращатъся. И цели не реализуются иначе, нежели через соответствующие средства, которые завоёвывают благодаря этому опасную. самостоятельность, превращаясь в цели. Моральный нейтралитет средств оказывается сомнительным допущением. Последний момент нигде не проявляется столь отчётливо, как в отношении к проблеме насилия, Безоговорочный отказ от насилия, вытекающий из христианских или гуманистических убеждений, предполагает возможность претерпеть и худшие виды зла. Отказ в таком случае носит индивидуальный характер. Легитимация применения насилия заключается в понимании его как ответного насилия, как средства, используемого в процессе угрозы и имеющего тенденцию превращения в единственно возможное. Право личности на насилие, согласно современным взглядам, допускается лишь в случае необходимой самообороны. В надындивидуальном случае его применение принимают во внимание как преимущественное право суверенных государств, монополизирующих легитимное применение насилия (М. Вебер). Война и её оправдание представляют особую сложность для оценки моральности политики. Её преодоление, ещё со времён стоических размышлений Августина, привело к созданию учения о справедливой войне, примечательного тремя моментами: а) авторизованная компетенция ведения войны (исключение частной войны); б) легитимирующая причина и в) правовой умысел, опирающийся на содержание и восстановление мира и права. Однако проблема выяснения фактического положения остаётся нерешённой.
Международное право Нового времени связывает в этом отношении авторизованную компетенцию ведения войны только с суверенными государствами. Т.к. они авторизованы равным образом, вопрос о справедливых причинах не поддается решению. Война может считаться справедливой, если соблюдаются нормы международного военного права: отличие комбатантов от нонкомбатантов, моральный запрет на какую-л. дискриминацию, исключение действий, создающих невозможность возвращения в состояние мира. Идеологизация враждебности (внутриполитическая и внешнеполитическая) и революционаризация военной техники взрывают все мыслимые границы, которые пытается сконструировать мышление. Равным обр.пока ещё недостаточно эффективны попытки практически обеспечить эти границы с помощью международных структур. Современная политическая мысль и практика выработали два основных подхода к оружию массового уничтожения. Согласно первому - это оружие антигуманно, аморально в своей основе, подрывает естественные предпосылки существования жизни на Земле и потому подлежит немедленному и безусловному уничтожению. Второй подход исходит из допущения, согласно которому оружие массового уничтожения только обостряет моральную и политическую дилемму, поскольку никто не может доказать, что его существование не имеет эффекта устрашения и минимизации опасности войны.