Такое положение свидетельствует о том, что политика всегда учитывает влияние реальных, а не формальных социальных центров, тех сил, которые способны практически воздействовать на перераспределение ресурсов и принятие решений. Иными словами, политика прежде всего ориентирована на реальные ресурсы и силу участников, оспаривающих власть, а не на их формальные статусы. Поэтому, например, находившиеся в «розыске» чеченские авторитеты в свое время признавались почти что официальными партнерами федерального Центра, а регионы, нарушающие российскую Конституцию, не испытывают правовых последствий таких действий, обладая должным весом при принятии важных для Кремля решений, и т.д. Соответственно и политический контроль распространяется не на все социальное пространство, находящееся под юрисдикцией государства, а лишь на его наиболее острые и проблемные зоны, способные изменить соотношение участвующих в отправлении власти сил.
Коль скоро множество групп, претендующих на контроль за государственной властью, помимо общепринятых норм предлагают собственные цели и правила использования власти, то политическое пространство переполняется различными идеологическими целями, программами и прогнозами, авторы и сторонники которых пытаются идейными средствами и способами подчинить себе большинство населения, расширить базу своей политической поддержки. В силу этого в политике всегда складывается множество логик властного взаимодействия, подразумевающих столкновения разных целей и ценностей, норм и стандартов. И, как следствие, конкуренция между неравновеликими претендентами на власть придает политическому процессу крайне неравномерный, а порой даже скачкообразный характер.
В свою очередь, система правового регулирования изначально сориентирована на регулирование всего социального пространства в целом, без выделения каких-либо групповых приоритетов. Право «снимает» групповую заостренность политической конкуренции, предъявляя однозначные требования всем гражданам общества, независимо от их партийной принадлежности, симпатий и антипатий. За счет этого право фиксирует тот нижний предел взаимных требований групп к установлению общественного порядка, который необходим для их совместного проживания и осуществления власти. Не случайно главной регулятивной установкой в правовой сфере выступает равенство всех слоев населения и граждан перед законом. В этом смысле для права ничего не значат ни групповая солидарность, ни статусные интересы, ни локальные ценности, ни реальное влияние того или иного субъекта на власть. Право избегает каких-либо теневых форм регулирования общественных отношений; именно публичность, открытость, демонстративность применяемых им средств регулирования является подлинной протоматерией правового поля власти.
Для права главным принципом деятельности является диспозиция «закон – отклонение от закона» (а не «формальное – реальное влияние», как в политике), поэтому его регуляторы редко действуют в режиме предупреждения (переубеждения субъектов), полагаясь в основном на технику санкционирования. В силу этого государство как правовой институт регулирования и контроля закрепляет применение всеобщих стандартов оценки общественных целей и противоречий. На страже этого порядка стоят специальные органы (конституционный суд и др.), снимающие все недомолвки, иносказания и подтексты в толковании конфликтных ситуаций, добиваясь тем самым полной и однозначной интерпретации правовых норм и санкций в процессе их использования.
Таким образом, можно видеть, что политика – это отнюдь не «конструирование публичного права для свободного действия человека», как считают некоторые ученые, в частности, X. Арендт.* Политика ориентируется на закрепление приоритетов общественного развития, соответствующих интересам групп, и потому зачастую пренебрегает правовыми средствами, мешающими достижению цели. В свою очередь, право, утверждая режим власти, легализует положение доминирующей в обществе силы.
* Цит. по: Косич И.В., Мишкелене Ю.Б. X. Арендт: философия и политика// Вестник МГУ. Сер. 7. 1991. № 6. С. 84.
Это объясняет, почему, по мере закрепления тех или иных политических целей, а следовательно, и оппонирования уже сложившегося социального порядка с новыми, предлагаемыми политикой приоритетами, две регулятивные системы – право и политика -постоянно оказывают противоречивые влияния друг на друга. Так, право сужает поле политики, накладывая ограничения на деятельность политических акторов: запрещает партии, ориентированные на антиконституционные способы захвата власти, ограничивает деятельность экстремистских организаций, определяет процедуры использования властных полномочий государственными структурами и т.д. В свою очередь, политические инициативы стимулируют изменение отдельных законодательных актов, вступая в противоречие с уже сложившимся порядком. При этом отдельные законодательные нормы используются в качестве определенного ресурса борьбы с соперниками.
Опыт многих стран показывает, что правящие круги не только не подчиняются законам, но и активно используют их для борьбы с политическими соперниками. Например, в нашей стране политические противники сталинского и брежневского режимов объявлялись уголовными преступниками, испытывая на себе всю мощь репрессивного аппарата. И лишь в правовых государствах, где существуют мощные механизмы предотвращения произвола правящих кругов, исключена монополизация власти той или иной группой населения, в них сложились традиции гражданской активности, право выступает основным ориентиром политической деятельности, фактором, накладывающим ограничения на неприемлемые для большинства общества приемы политического противоборства, борьбы за власть.
Политика – это своеобразный поисковый механизм социального развития, разрабатывающий его проекты, а право – механизм придания таким проектам общезначимого характера. В целом добиться соответствия этих двух сфер и механизмов общественного регулирования – значит сформировать законодательную базу, закрепляющую основные цели и ценности политически лидирующих групп. В результате такого соединения регулятивных возможностей обеих сфер государственная власть приобретает необходимую стабильность, предотвращая общество от крайностей политической конкуренции.
Проблема соотношения политики и морали занимала и занимает умы мыслителей на протяжении не одного тысячелетия. Данная проблема ставилась еще легистами в Древнем Китае, Платоном, Н. Макиавелли, Т. Гоббсом и другими учеными. В центре проблемы всегда стояли вопросы нравственного воздействия на власть, способности общества к одухотворению политической конкуренции. В процессе эволюции политической мысли выкристаллизовались три крайних позиции по этим вопросам.
Так, одна часть теоретиков (Н. Макиавелли, Г. Моска, Р. Михельс, А. Бентли, Г. Кан и др.) стояла на позиции отрицания возможностей сколько-нибудь серьезного влияния морали на политику. Вторая часть ученых (Платон, Аристотель, Э. Фромм, Л. Мэмфорд, Дж. Хаксли и др.), напротив, практически растворяли политические подходы в морально-этических оценках, считая последние ведущими ориентирами для любой, в том числе политической, деятельности. Третья группа ученых (А. Швейцер, М. Ганди, А. Эпштейн и др.) настаивала на необходимости облагораживания политики моралью, соединения тех и других стандартов при осуществлении государственной власти. Как же в действительности решается эта проблема?
Практический опыт показал, что в политике, как и в любой другой сфере общественной жизни, понимание и реализация человеческих интересов изначально связаны с этико-мировоззренческим выбором человека, с определением им собственных позиций относительно справедливости своих притязаний на власть, допустимого и запретного в отношениях с государством, политическими партнерами и противниками. Таким образом, в осознании политической реальности у человека всегда присутствуют этические ориентиры. Потому-то в мотивации его поведения в сфере государственной власти, как правило, всегда переплетаются две системы координат, оценок и ориентации – нравственная и политическая.
Несмотря на то что и моральное, и политическое сознание имеют в принципе групповое происхождение, тем не менее они представляют собой два различных способа понимания людьми своей групповой принадлежности (идентификации), которые базируются на различных способах чувствования, оценивания и ориентации в социальном пространстве. Так, политическое сознание в целом имеет логико-рациональный и целенаправленный характер. При этом оно неразрывно связано с оценкой конкретной проблемы, а также той ситуации, которая сопутствует ее достижению. В отличие от такого способа отражения действительности моральное сознание представляет собой форму дологического мышления, базирующегося на недоказуемых принципах веры, оно перемещает жизнь человека в мир идеальных сущностей. Как писал С.Франк, не существует никакого единого постулата, «исходя из которого можно было бы развить логическую систему нравственности чтобы она охватывала все без исключения суждения, подводящие под категории "добра" и "зла"».*
* Франк С. Соч. М., 1990. С. 11.
Мораль представляет собой дихотомический тип мышления, которое побуждает рассмотрение всех социальных явлений сквозь призму двоичных, взаимоисключающих оценок: благородство-низость, верность-предательство, сострадание-равнодушие и т.д. В конечном счете эти противоположные образы ценности концентрируются в понятиях «добро» и «зло» – конечных для человеческого сознания представлениях о положительных и отрицательных ограничениях возможного поведения людей. Человек неизменно стремится к положительным самооценкам своих действий, поэтому моральное сознание максимизирует его внутренние требования к исполнению целей. С одной стороны, это превращает моральное сознание в мощный источник самосовершенствования индивидуального и группового поведения, а с другой – делает его безотносительным к ситуациям, в которых действует человек, и к содержанию конкретных целей в сфере власти.