Наряду с изменением содержания учебного процесса постепенно внедрялись новые формы занятий. Первые исследователи советского юридического образования, современники его становления отмечали, что «новое студенчество, заполнившее ФОНы, довольно отрицательно относилось вообще к лекционному методу»[6], самому распространенному в дореволюционный период. Причину этого усматривали, в первую очередь, в изменении студенческого контингента. Для студентов революционной эпохи «было бы совершенно неестественно спокойно просидеть весь год и только слушать, когда хотелось самому выступать, делать доклады, обсуждать вопросы». Отмечалось, что «студенчество хотело внести плановость в свои занятия... стремилось распределить тяжесть работы на весь год». Но, пожалуй, важнейшим фактором являлось то, что «при семинарских занятиях преподаватель мог гораздо интенсивнее оказывать помощь студенту в усвоении им знаний и навыков» и это позволяло «действительно углубленно пройти предмет»[7]. Внедрению группового (семинарского) метода препятствовали объективные трудности: ограниченное количество преподавателей, которых явно не хватало на каждую студенческую группу, отсутствие методических разработок, сборников нормативных материалов, иных пособий, необходимых для проведения семинаров. Эффективность семинарских занятий стала повышаться благодаря уменьшению наполняемости групп. Путем расширения контингента преподавателей за 2-3года удалось сократить численность студентов в группе с 50 до 30-35 человек. Новые формы учебной работы требовали иной материальной базы вузов. Для подготовки к семинарским занятиям, самостоятельного изучения новой литературы, при факультетах стали создаваться специальные кабинеты.
Новшеством советского юридического образования стало введение производственной практики. Впервые она была апробирована еще на ФОНе МГУ, а во второй половине 1920-х годов стала обязательной. Места для прохождения студентами практики находили сами факультеты, старясь учитывать специализацию. Общая продолжительность практики достигала 5 месяцев и начиналась с 3-го курса. В ЛГУ, в большей степени сохранившем преемственность дореволюционной традиции подготовки юристов, производственная практика студентов долгое время отсутствовала. Руководство факультета, планировавшее начать ее с лета 1929 г., отмечало, что не удалось наладить связь факультета с местными судебными органами, которые не проявляли к его работе должного интереса.
В первое десятилетие советской власти сохранялся дореволюционный способ получения высшего юридического образования – только на дневной форме. Однако изменение целей высшего образования, а именно необходимость обучения партийного и советского актива, неминуемо привело к появлению заочного образования. В октябре 1927 года в МГУ было создано бюро заочного образования (факультет советского права на дому) с учебным планом, рассчитанным на четырехлетний срок обучения. Однако заочное образование в данный период делало только первые шаги, превращение его в самую массовую форму подготовки юристов оказалось делом будущего.
Смена режима не могла не отразиться на составе преподавательских кадров. Политическая враждебность старой профессуры стала одной из причин свертывания юридического образования в первые годы советской власти. Декретами от 1 октября 1918 г. и 1 января 1919 г. были внесены изменения в состав и устройство государственных научных учреждений и вузов. Отменялись ученые степени и звания, право занятия кафедр предоставлялось всем лицам, известным учеными трудами или другой деятельностью по специальности. На обновление педагогического корпуса была направлена и другая мера – считать выбывшими профессоров и преподавателей, прослуживших в университетах свыше 10 лет и имевших общий стаж научно-учебной службы 15 лет, а на освободившиеся должности объявлялся конкурс. В случае выполнения этого распоряжения увольнению подлежало абсолютное большинство работников вузов, например, на юридическом факультете Ленинградского университета осталось бы 2 профессора из 21[8]. Изгнание из советской высшей школы старой профессуры грозило полностью парализовать учебный процесс, разрушить сложившиеся традиции отечественного образования, уничтожить целые научные направления, поэтому значительная часть преподавателей осталась на прежних должностях. Советское законодательство относило преподавателей к научным работникам. Наиболее полно их трудовые права и обязанности регламентировались Положением о научных работниках высших учебных заведений от 20 января 1924 года. Положение подтвердило, что научными работниками высших учебных заведений могут быт все лица, обладающие достаточной научной подготовкой, определяемой независимо от наличности русских или иностранных дипломов, ученой степени и звания, на основании как их собственных работ, так и отзывов соответствующих учреждений и отдельных специалистов. Преподавательский состав включал профессоров, доцентов и ассистентов, должности замещались по выборам. Профессоров и доцентов утверждал ГУС, ассистентов назначал Главпрофобр. На замещение вакантных профессорских должностей объявлялись всероссийские конкурсы, срок пребывания в должности профессора устанавливался – 10 лет, остальных преподавателей – 5 лет.
Однако в условиях постоянных реорганизаций, которым подвергалось юридическое образование в этот период и которые сопровождались увольнениями неблагонадежных кадров, система конкурсных отборов не сложилась. Юридические дисциплины продолжали преподавать профессора, в большей или меньшей степени сумевшие приспособить свой курс к новым политическим реалиям, переработать его на основе марксистско-ленинской методологии. От них требовалось хотя бы формальное признание советской власти, внешняя лояльность правящему режиму.
В целом не доверяя старой профессуре, советское Правительство вынесло подготовку молодого поколения преподавателей за рамки университетов, что разрушало дореволюционную практику. Новые марксистские кадры по общественным наукам, в том числе и по правоведению, должен был готовить созданный Декретом СНК от 11 февраля 1921 г. Институт красной профессуры. Однако выделение самостоятельного правового отделения затягивалось, первый массовый набор слушателей был проведен только в 1927 г. С момента открытия отделения до 1929 года было выпущено всего 5 научных работников. В конце 1920-х годов наборы увеличились. Обучение в институте длилось 4 года. На первом курсе изучалась общая теория права и государства и теоретическая экономия, на втором – история революционных моментов в развитии института права и история философии, на третьем – проблемы права и государства в переходный период. На четвертом курсе слушатели занимались написанием диссертации. Однако в 1930 г. Институт красной профессуры был закрыт.
Другим научным учреждением, где действовала аспирантура, являлся Институт советского права, первоначально возникший при МГУ и находившийся в ведении НКП. В 1924 г., после образования Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук, он вошел в ее состав. Одной из основных задач этого научного учреждения провозглашалась подготовка высококвалифицированных научных работников в области правового строительства, и особенно профессоров и преподавателей для университетов. Среди сотрудников института было немало известных ученых: Г.С. Гурвич, А.И. Елистратов, В.Н. Дурденевский, С.А. Котляревский, Д.А. Магеровский, А.А. Пионтковский, М.М. Исаев и другие. Небольшой коллектив подготовил и издал многие учебники и учебные пособия, а также наладил выпуск журнала «Советское право».
Зачисление в аспирантуру осуществлялось на основании единых правил приема в аспиранты научно-исследовательских институтов РАНИОН. Поступать сюда могли лица, как имевшие рекомендации вузов и научно-исследовательских учреждений, так и по собственной инициативе. Правила не содержали требований об обязательном членстве в ВКП(б) или ВЛКСМ, но устанавливали, что при удовлетворительной сдаче коллоквиума, единого для всех поступающих, преимуществом при зачислении пользовались лица пролетарского и крестьянского происхождения. Среди аспирантов института были и коммунисты, и комсомольцы, и беспартийные. Причем к концу 1920-х годов доля первых повысилась, что стало следствием как проводимой руководством института политики по первоочередному приему коммунистов, так и увеличением коммунистической прослойки среди молодежи в целом.
В конце 1920-х годов на ИСП обрушился шквал критики. Основные обвинения были направлены против старой профессуры. Подчеркивалось, что не оправдалась основная идея института – использовать буржуазных специалистов для подготовки молодых кадров. Организаторы травли явно раздували наметившийся конфликт между аспирантами-коммунистами и старой профессурой, а руководству института ставилось в вину, что оно «все свои усилия употребило на то, чтобы «защитить» специалистов от аспирантских «наскоков». В мае 1930 г. ИСП и другие научные учреждения юридического профиля были объединены в Институт советского строительства и права ЦИК СССР и ВЦИК при Коммунистической академии.
К концу 1920-х обозначились первые симптомы опасной тенденции, выражавшейся в настойчивом противопоставлении идеологических позиций старой профессуры и марксистских кадров. В резолюции по вопросу о преподавании правовых дисциплин в вузах, принятой на общем собрании слушателей правового отделения Института красной профессуры 17 января 1929 г., отмечалось, что «обострение классовой борьбы в связи с успешным строительством социализма и наступлением пролетариата на капиталистические элементы вызвало оживление мелкобуржуазных теорий в области права и государства, питаемых реформистской идеологией». Подчеркивалось, что в высших учебных заведениях преподавание правовых дисциплин находится по преимуществу в руках или явных противников марксистско-ленинской идеологии, или квази-марксистов, наблюдается культивирование юридического мировоззрения и чрезмерное увлечение практицизмом юридической техники. В конце 1920-х годов из научно-исследовательских учреждений и вузов были изгнаны многие известные юристы. Хотя в эти годы обвинения в политических заблуждениях еще не сопровождались физической расправой, для большинства ученых отлучение от активной научной и педагогической деятельности воспринималось как глубокая личная трагедия.