Смекни!
smekni.com

Чешко В.Ф. - High Hume (Биовласть и биополитика в обществе риска) (стр. 38 из 77)

Биовласть – социально-политические проблемы

Гражданское общество: политический режим в контексте биовласти

Биополитологическая интерпретация генезиса и трансформации политической организации общества имеет достаточно высокий эвристический потенциал, позволяет уточнить или пересмотреть даже устоявшиеся категории политико-идеологических доктрин.

Стабильная эволюционная стратегия гоминид включает в себя четыре поведенческих модуса: агрессия (агонистическое поведение)[20], кооперация, эгоизм и альтруизм. Их складывающийся во времени оптимальный баланс существенно повышал шансы на выживание в процессе конкуренции на индивидуальном и групповом уровнях. В человеческом обществе их содержание давно оторвалось от собственно биологического фундамента, сохранив, однако эволюционно-генетическую преемственность со своими «биологическими прототипами». Такую преемственность с точки зрения эволюционной психологии обеспечивает так называемый маккиавелистский интеллект [21]. Содержание этого понятия в современных социобиологических концепциях несколько отличается от классического понимания маккиавелизма. Это не просто политическая стратегия, исходящая из принципа «Цель оправдывает средства». Маккиавелисткий интеллект означает свойственную человеку способность к социальному познанию, т.е. созданию идеальных моделей и образов, отражающих действительные отношения между индивидуумами внутри социальной группы и прогнозировать поведение конкретных членов такой группы в определенной (спонтанно возникшей или искусственно созданной) ситуации. А на основе этого – «манипулировать другими особями, использовать их как инструменты для достижения своей цели» [Резникова, 2005, гл.8].

Подобный исход эволюции социальности является специфической для человека и был сопряжен с выходом за пределы собственно биологической эволюции. И при этом – только одним из альтернативных эволюционных стратегий, обеспечивающих выживание своим носителям. Общественные насекомые демонстрируют нам иное решение тех же самых проблем адаптаций биологических видов, образующих стабильные социальные группы. И в этом случае социальное поведение - это стратегия, при которой особь - член группы - может увеличить свои репродуктивные преимущества, а значит, и успех в эволюции [Резникова, 2005, гл.8]однако достигается принципиально иным, чисто биологическим путем, включающем в себя три основных элемента:

1. одновременного постоянного присутствия (совместного проживания) особей, относящихся к двум или более последовательным поколениям –материнскому и дочернему;

2. кооперация между членами родственной группы – совместное добывание пищи, выкармливание потомства, строительство, защита гнезда и т.п.;

3. репродуктивная дифференциация, родственной группы на специализированные касты, каждая из которых выполняет специфические функции: репродуктивные, защитные, питательные и т.п.

В некотором роде это тоже вершина эволюционной адаптации. Недаром Э.Уилсон назвал такой тип социальной организации эусоциальностью, т.е. истинной социальностью [Wilson, 1975]. В рамках такой эволюционной стратегии биологический эквивалент маккиавелистского интеллекта (одна из форм паразитизма – генетически запрограмированная способность вызывать неадекватное альтруистическое поведение), снижает шансы группы на выживание. В социокультурной эволюции его значение оказывается амбивалентным и, при определенных условиях, оказывается полезным для социальной общности. Констатировав этот факт мы возвращаемся к традиционной трактовке маккиавелизма – как одной из политических стратегий, базирующейся на исследовании объективных социологических законов.

Эволюционной предпосылкой возникновения социальной организации выступает, прежде всего, свойственная ведущим стадный образ жизни организмам способность образовывать систему межиндивидуальных иерархических связей на основе отношений доминирования одних особей над другими. В свою очередь, отношения доминирование-подчинение возникает как результат предшествующих агрессивных конфликтов.

В этологии человека считается доказанным, что «очень сильная по зоологическим меркам агрессивность человека, его очень высокая (даже по сравнению с обезьянами) сексуальность, чувство ревности, приводящее даже к убийству соперника, и, наконец, потребность мужчин с детства до старости бороться за свой иерархический ранг — все это для этологов бесспорное свидетельство того, что становым хребтом стада древних гоминид была жесткая иерархическая пирамида, образованная половозрелыми самцами» [Дольник, 1994]. Из этого факта на первый взгляд очевидным образом вытекает однозначный вывод: по утверждению американских биополитологов Ф.Сомит и С.Петерсон политическая демократия как система государственной власти не может основываться на результатах предшествующей социогенезу биологической эволюции, поскольку социальная структура сообществ приматов имеет четко выраженную и запрограммированную генетически иерархическую структуру. Иными словами, «в наших генах» может быть записана предрасположенность к авторитарному, а отнюдь не к демократическому и плюралистическому типу социума [Somit, Peterson, 1997]. Придя к этому «заведомо непопулярному выводу», авторы, тем не менее не считают, что действие этого фактора уравновешивается и нейтрализуется уникальной способностью приматов модифицировать врожденные поведенческие реакции. Это происходит даже в том случае, когда в результате появления обычаев, доктрин и верований, в популяции распространяются модусы поведения, противоречащие закономерностям микроэволюции. К таковым относятся, по их мнению, в частности целибат и моногамия.

В терминах геннокультурной коэволюции это утверждение равнозначно следующему. Социокультурная составляющая эволюционного процесса протекает со значительно более высокой скоростью сравнительно с биологической компонентой. Как следствие – в определенных пределах могут получать распространение такие элементы культуры, которые не соответствуют условию роста частоты генов, обеспечивающих максимально возможную биологическую приспособленность. В сущности, это означает, что политическая организация социума целиком относится к сфере социологии, никак не коррелируя с генетическими закономерностями эволюции. Выясняется, однако, что такое заключение несколько преждевременно. Более того, именно в рамках биополитологического дискурса оказывается возможным выявить односторонность чисто «эгалитаристской» трактовки демократии.

Оппонент Ф.Сомита и С.Петерсона – Петер Корнинг справедливо утверждает, что демократия отнюдь не исключает некоей социальной иерархии и доминирования отдельных индивидов [Corning, 2002]. Естественный отбор и различного рода культурные детерминанты могут действовать согласованно, конструируя отношения доминирования-подчинения и конкуренции за социальное лидерство [Corning, 2002]. Действительно, результаты эмпирических наблюдений специалистов-этологов [Coalition, 1992; De Waal, 1996; Corning, 2002] подтверждают, что в сообществах высших приматов, как равно мощные составляющие, присутствуют отношения типа доминирование–подчинение и коалиция–кооперация, а линейная система доминирования встречается значительно реже. Так, строгая возрастная иерархия в стаде может нарушаться в результате образования коалиций нескольких самцов более низкого ранга сравнительно с вожаком. Поэтому на вершине пирамиды доминирования находятся несколько самцов, как правило, одного возраста, совместно сдерживающих активность более молодых субдоминантов. Постепенная реконструкция иерархической структуры происходит путем постепенной замены членов доминирующей коалиции. Альтернативная модель социальной иерархии – консолидируемая доминантом агрессия всего сообщества относительно опасных субдоминатов.

Российский этолог В.Р.Дольник описывает социальную организацию на ранних перехода от биологической к социокультурной фазе эволюции человека следующим образом: «Иерархическая пирамида самцов формировалась в первую очередь по возрасту. Внутри каждой возрастной группы самцы боролись за свой иерархический ранг как в одиночку, так и объединяясь в неустойчивые союзы. Если союз получался достаточно прочным, он пытался свергнуть самцов более высокого уровня в пирамиде. При удаче союз пробивался на вершину, и возникала геронтократия. Если на вершину прорывался один выдающийся по агрессивности самец, образовывалась автократия. Автократа окружали «шестерки» — особи с невысокими личными возможностями, но услужливые, коварные и жестокие. Иерархи все время подавляли субдоминантов. Те немедленно переадресовывали агрессию подчиненным, они в свою очередь — тем, кто ниже… И так до дна пирамиды. Стадо, особенно его подавленная часть, поддерживало автократа и геронтов, когда те наказывали кого-нибудь, особенно субдоминантов» [Дольник, 1994].