тело машины. Насилие по отношению к тем, кто составлял плоть «мегамашины», было условием эффективности последних»[59]. Вообще
следует заметить, что типологизация социальной (и индивидуальной) воли осуществляется, во-первых, в большей мере по цивилизационным основаниям, а не в зависимости от формального времени (историческое прошлое, недавнее прошлое, настоящее). А, во-вторых, при воспроизведении цивилизационных условий воспроизводятся многие характерные черты соответствующего типа социальной воли. В этом плане небезосновательным является сопоставление мамфордских «мегамашин» Древнего Египта и сталинских «шарашек» и «трудовых лагерей». Сходство традиционных структур обществ, существующих в столь разные времена, генерирует сходные типы волеполагания – сверху и волеисполнения и мировосприятия – снизу.
Человек полисной цивилизации отходит от медиальных форм волепроявлений. Полисный образ жизни делает его более автономным и вольным в своем выборе. Воля все больше индивидуализируется и рационализируется и понимается как человеческая, стоящая выше вегетативной страсти и животного порыва. Однако доминирование индивидуальной воли не означает полного устранения воли горней. Она продолжает существовать как некое безличное и надличное направляющее начало, дробясь на разные источники «горней воли». Но и индивидуальная и
социальная воли отражают социально – производственную структуру
общества. Волеполагание составляет атрибут полисного человека, господина как гражданина, работника, собственника. Оно выполняет в социуме роль формы, господствующего начала. По крайней мере эту мысль подчеркивал А.Ф. Лосев. На разнонаправленность и разнополюсность развития социальной и индивидуальной воли в условиях внеэкономического и экономического принуждения обращал в свое время Гегель (См.:35, с. 105) и современные специалисты по исторической психологии: «Барская скука, властолюбие, тщеславие составляют господский полюс исторической психики. Труд (отсроченное вожделение по Гегелю) создает другой человеческий полюс, рабский: терпение, упорство, предметная умелость» (См.:150, с. 178).
Эпоха имперского Рима связана и иерархизацией воль и
установлением пределов иерархии – от индивидуального своеволия до общественной всеохватывающей воли и концептуализацией проблемы воли в стоической философии. Эти подходы получили развитие в универсально – персоналистской концепции воли Августина Блаженного. Не сосредоточивая внимание на доктринальном аспекте воли в истории философии и науки, а обращаясь к собственной феноменологии социальной воли, отметим, что для Средневековой Европы характерным и распространенным было
корпоративное ощущение бытия индивидом. Человек всегда соотнесен со своей корпорацией, кастой, гильдией, общиной скован ее регламентом, этическими и социально – политическими установками и не мыслит себя вне этой общности. Вместе с тем, еще не сформировалось гомогенное отношение к представителям других корпораций: «В сфере групповых отношений характерной особенностью средневековой личности был конформизм по отношению с своим и социальная агрессивность по отношению к чужим»[60]. Опосредованность поведения и сознания регламентом и ценностями корпорации формировало сословный тип личности: «Человек не осознает себя как автономную индивидуальность, он принадлежит к целому и должен выполнять в его рамках отведенную ему роль»[61]. Отсюда и дифференциация социальной воли осуществляется в пределах и в соответствии с сословно – корпоративной структурой и той регламентацией социальных ролей, которые им предписывались. «Человек познавал себя (и добавим – действовал – О.К.) только по кастовым особенностям или по признакам, различающим народ, партию, корпорацию, семью, – другими словами, понятие личности связывалось всегда с какой-нибудь общей формой»[62].
Поэтому в средние века подавление индивидуальной воли или мнения еще не воспринималось как нарушение прав, достоинства или покушение на свободу воли личности. Идея личности была принята, но сознание права на индивидуальность еще не выработалось.
Важное значение в условиях Средневековья имело также, как подчеркнули историки «Школы Анналов», противостояние двух культур: официальной, церковной, ученой, с одной стороны, и народной, фольклорной – с другой. Хотя, конечно «беспримесной» народной культуры, как и церковной не существует в чистом виде. Важно, что существует некоторая уровневая демаркация, влияющая на понимание возможностей и границ социальной и индивидуальной воли.
С переходом к индустриальной цивилизации связано начало процесса
автономизации воли и персонализации масс. «Новоевропейская «политическая технология» человека составлена из дисциплинарно – манипулятивных техник в школе, мануфактуре, казарме, особенно концентрированно – в тюрьме. Ее продукт – дисциплинированный субъект, который будет регулировать себя даже на необитаемом острове (что изображено в романе Д. Дефо)»[63]. Такого рода «прединдустриальное воспитание» дает возможность включения в более сложное и тонко регулируемое общество больших масс людей. Автономия и свобода воли,
ограничиваемая ценностно-конвенциональными пределами и
профессиональными ролями, как нельзя лучше выражена в кантовских императивах практического разума. Индустриальное общество в демократических формах, сначала порождая, а затем поэтапно снимая различные формы отчуждения, обозначает некоторый предел этого снятия. Таким пределом становится замкнутость человека на товарном потреблении, блокирующем последующее свободное развитие личности. В политическом
аспекте блокирующим пределом выступает демократическая государственная власть, в которой от индивида отчужден широкий спектр его социальных потребностей и способностей. Эти цивилизационные пределы, обозначившиеся еще в XIX веке, концептуализировались в столь различные программы последующего социального развития, как:
– марксистская рационализация революционного неприятия атомизации человека и порыва к новой коллективности во внегосударственных формах;
– иррационалистический нигилизм, индивидуальный бунт против атомизации в виде ницшеанской «воли к власти», порыв к власти от безвластия;
– либеральный прогрессизм, утверждающий волю собственности и
денег.
Анализируя не только те цивилизационные процессы, которые влияли на становление и развитие социальной воли, но и сопутствующие этим процессам изменения самой воли, укажем на следующие основные тенденции.
1. В процессе цивилизационного развития расширился круг субъектов социальной воли и возможности ее институализации. Концентрируясь сначала в узком кругу агентов государственного управления механизмы социальной воли в XX веке структурированы в таких социальных
институтах, как социальные движения и партии, элитные группы и группы социального представительства, лидеры и средства массовой информации.
2. Механизмы социального волеполагания, в особенности во второй половине ХХ века, получили интенсивное развитие через дифференциацию и специализацию социально – управленческой деятельности, разработку политических и социальных технологий, позволяющих осуществлять
глобальные стратегические решения и отвечать на «вызовы цивилизации» на планетарном уровне.
3. Заметной тенденцией является повышение уровня социально – волевой регуляции. Еще в 30-е годы ХХ века была предвосхищена тенденция перехода к общепланетарной социальной регуляции, когда реальным
субъектом социальной воли становится все человечество. Она реализуется в
настоящее время и основной предпосылкой к этому становятся
информационно – компьютерные технологии и системы коммуникаций.
Одним из наиболее важных и ярких проявлений социальной воли в истории цивилизации является воля политическая. Под ее организующим и
направляющим воздействием развиваются последние тысячелетия различные культуры – цивилизации. От развитости и потенциала
политической воли зависит перспектива, а то и выживание цивилизации. Особую актуальность эта проблема имеет в нашем отечестве, где периоды концентрации политической воли сменяются временами политического безволия, а то и анархии.
[1] Ожегов С.И. Словарь русского языка. М., 1982, с.86.
[2] Гегель. Работы разных лет. В 2-х т. М., 1971, т.2, с.25-26.
[3] См.: Петровский А.В., Ярошевский М.Г. История и теория психологии в 2-х т. Ростов-на-Дону, “Феникс”, 1996, т.2, с.136.
[4] См.: Levin K. Vorsatz, Wille und Bedurfhis. Berlin, 1926. Lewin K. A dynamic theory of persounality. N-Y, 1935.
[5] См.: Farber L.H. The way of the will. Essays foward a psychology and psychopatology of will. L, 1966, p. 5.
[6] Миллер Д., Галантер Ю., Прибрам К. Планы и структуры поведения. М., 1965, с.8
[7] Щербаков Е.П. Функциональная структура воли. Омск, 1990, с.10.
[8] См.: Apres H.R., Gerske J.P. Psyhological theopies of motivation. Monterey, 1982.
[9] Heckhausen H. Why some time you might benefit achievement motivation research // Achievement and task motivation. Lisse, 1986. Kuhl J. Action control: The maintenance of motivation states. // Motivation, inteation and volition. Berlin, 1987.