Фёдоров С.В.
Гражданская война в России являла собой переплетение множества противоречивых процессов и явлений. И одним из подобных явлений, ставшим органической частью войны, были крестьянские восстания. Данная проблема в силу идеологических причин была практически полностью исключена из советской историографии. Но раскрытие социальных аспектов гражданской войны невозможно без детального рассмотрения роли крестьянства, как самого значительного класса российского общества. Размах и значение крестьянских восстаний можно оценить на примере Тамбовской губернии, которая стала ареной постоянной борьбы крестьянских и государственных интересов.
Советская историография, рассматривая историю Тамбовской губернии в годы революции и гражданской войны, детально останавливалась лишь на двух восстаниях крестьян. Первое – сентябрьское 1917 года, которое стало провозвестником восстания в Петрограде и получило высокую оценку В.И. Ленина, который усмотрел в нем массовое недовольство народа политикой Временного правительства1. И второе – «антоновское» восстание 1920-1921 гг., ставшее отправным моментом перехода к НЭПу. Остальные восстания, а они носили в губернии регулярный характер, в лучшем случае удостаивались лишь упоминания в исторических исследованиях, что ни в коей мере не умаляет их значения в истории гражданской войны. Единственным исключением может служить монография А.В. Шестакова, одна из глав которой посвящена крестьянским восстаниям в губерниях ЦЧО в 1918 году2. Но выводы, сделанные автором, полностью соответствовали сталинской концепции истории революции и гражданской войны. В советской историографии преобладало мнение об окраинном характере крестьянского сопротивления, тем самым крестьянство Центральной России автоматически исключалось из числа противников политики коммунистов в деревне. Этой историографической традиции противостоят работы ряда современных исследователей. Здесь следует назвать монографию М.С. Френкина3, а так же статьи Т.В. Осиповой4 и С.В. Ярова5, в которых крестьянские восстания рассматриваются как отдельная историческая проблема.
Источники по данной проблеме обширны, хотя до сих пор не достаточно разработаны. В Государственном архиве Тамбовской области особый интерес представляют фонды отдела управления (Ф.Р.-394) и военного комиссариата Тамбовского губернского совета (Ф.Р.-1832). Они позволяют оценить результаты вмешательства коммунистов жизнь сельской общины, что нашло выражение в насильственном насаждении комбедов, партийных ячеек, разгоне волостных и сельских советов крестьянских депутатов и массовых мобилизациях тамбовских крестьян в Красную Армию. Следствием этой политики и стали крестьянские восстания.
В первой половине 1918 года крестьянство Тамбовской губернии праздновало победу сельской общины над частным землевладением, попутно занимаясь грабежом брошенных помещичьих усадеб. Но даже этот период времени не прошел для губернии мирно. По весьма приблизительным подсчётам А.В. Шестакова6, с января по май 1918 года на территории губернии было зафиксировано 16 крестьянских восстаний, источником которых были спорные вопросы связанные с переделом земли и первыми попытками коммунистов оказать давление на деревню7.
Главной причиной регулярных волнений в тамбовских деревнях и сёлах были бесконтрольные реквизиции хлеба и скота, принимавшие вид либо налогов, либо чрезвычайных мобилизаций, либо наказаний. Конкретизировать ситуацию, которая сложилась в Тамбовской губернии осенью 1918 года, можно опираясь на доклады агитатора Тамбовского военного комиссариата Н.Е. Смирнова, который объезжал губернию в это время, призывая крестьян вступать в ряды Красной Армии. В селе Измаиловское он был арестован восставшими крестьянами, которые, впрочем, спустя 2 часа освободили его, чтобы изложить свои претензии к власти. Основными причинами недовольства, в данном случае, стали наложенная волисполкомом контрибуция в 300 тыс. рублей, «за то, что во время праздника в Знаменке был кем-то вывешен плакат с надписью «Да здравствует Учредилка и долой большевиков», а что они находятся на расстоянии от волости от 8 до 15 вёрст, и что они ничего об этом не знают. 2. Из Кармановской волости приехали вооруженные и силой оружия подняли их под страхом смерти на эту преступную работу, а со стороны Советской власти они никакой помощи получить не могли, все выходы были заняты и из села никуда не выпускали. 3. Просили убрать продовольственный отряд, который, по их заявлению, вел себя очень неприлично и даже делал насилие. 4.Газет они никаких не получают, а о литературе и говорить нечего»8. Из Бондарской волости Смирнов сообщал в Москву, что в уездах идут поголовные репрессии «от должностных лиц, ячеек коммунистов и Чрезвычайных комиссий», которые отбирают продукты у крестьян и тут же съедают их на глазах у пострадавших. А те из крестьян, кто пытался сделать им замечание, «рискует быть (самое легкое) арестованным, а то и расстрелянным без суда и следствия»9. Агитатор считает, что подобное положение есть результат полного бездействия уездных и губернских властей. В заключении своего доклада, Смирнов делает весьма важный вывод: всё положение ноябрьских дней в Тамбовской губернии подготовлено деятельностью должностных лиц Советской власти, которую иначе как контрреволюционная нельзя назвать10.
Есть смысл проанализировать перечисленные Смирновым причины недовольства крестьян. В тексте статьи они приведены без адаптации с единственной целью, отразить крестьянскую стилистику и психологию. Во-первых, следует отметить, что община не отказывается от уплаты налогов вообще, но требует минимальных гарантий справедливости для взимания денег. Данную контрибуцию сход признал незаконной. Во-вторых, измаиловские крестьяне сообщают, что были принуждены к выступлению насильственными действиями со стороны соседей. Но это совсем не указывает, как считалось в советской историографии, на наличие у крестьян контрреволюционной политической организации. В данном случае, это проявление бытующего в крестьянской общине принципа круговой поруки, который позволял ради собственной безопасности перекладывать ответственность на третье лицо. Подобная практика была весьма распространена в период подавления крестьянских восстаний и чаще всего принимала форму покаянных писем. Например, общее собрание Кутлинского общества Моршанского уезда 15 ноября 1918 года постановило: «Просить Моршанский уездный исполнительный комитет о прощении нашего глупого поступка, который совершен нами под давлением Пичаевской волости, и впредь всецело будем по нашей силе и возможности проводить, как проводили в жизнь все декреты и приказы центральной власти; относительно самосудов даём обещание (клятву), что слово «убить» уничтожаем навсегда»11. Это запоздалое раскаяние, выполняло своеобразную роль индульгенции, позволявшей крестьянам избежать наказания.
Наряду с вышеизложенным, ещё одной серьёзной причиной крестьянского недовольства стали начавшиеся летом 1918 года мобилизации в Красную Армию. Уже первая из них показала губернским властям, что крестьянство совершенно не поддерживает идею гражданской войны и не желает воевать12. В сентябре и октябре 1918 года в Тамбовской губернии были проведены очередные мобилизации и прошли они относительно спокойно. Ноябрьская мобилизация стала уже третьей подряд за осень, что делало её проведение весьма опасным. Уездные власти осознавали, что проведение мобилизации в условиях крайнего раздражения крестьянства действиями комбедов и продотрядов может вылиться в открытый мятеж. Уездные военруки, стремясь немедленно избавиться от призывников, требовали от губкома разъяснений. А 30 октября моршанский военрук Эвальд телеграфировал в Тамбов: «Первого ноября прибывают мобилизованные из уезда, около 3 000 человек. Прошу до прибытия указать, куда таковых отправлять. Для гарнизона солдаты своего уезда крайне нежелательны. В случае каких-либо беспорядков усмирять приходиться своими же частями, которые относятся к усмирению крайне пассивно. Необходимо создать надежные части из солдат других губерний. Близкое присутствие родственников очень скверно отзывается на службе и дисциплине солдат. К мобилизации военный комиссариат не подготовлен…Во избежании нежелательных последствий прошу спешного указания куда послать мобилизованных солдат»13. Данная телеграмма в полной мере иллюстрирует обстановку царившую в губернии к началу ноябрьской мобилизации. Губернские власти, успокаивая Эвальда, поспешили сообщить, что немедленно отправят мобилизованных в Камышинскую дивизию Южного фронта, которой требовалось пополнение, но это благое намерение выполнить не удалось.
Первые тревожные сообщения стали поступать из Шацка. Уже 2 ноября оттуда доложили, что в уезде неустойчивое положение, а многие волости вообще отказались от призыва14. На следующий день весь Шацкий уезд был охвачен восстанием. Ночью по телефону шацкий военрук доложил в Тамбов: «Вы знаете, осложнения переходят в открытое контрреволюционное восстание. В целом 5 волостей ими захвачены - волсоветы, телефонные сети. Высланные нами отряды отступают под давлением хорошо вооруженных восставших. Наши реальные силы недостаточны. Немедленно шлите подкрепления, так как восстание разрастается. Город уже окружен. Наши силы смогут продержаться до ночи»15.
К вечеру 3 ноября Шацк был полностью окружен, а 4 ноября захвачен восставшими. Только экстренная помощь из Тамбова, Моршанска и Пензы позволила освободить город. Но уезд по-прежнему был в руках восставших крестьян. Из освобожденного города докладывали: «Связь с уездом прервана, но данные, что все волости либо идут на Шацк, либо ведется пропаганда выступления»16. Необходимо отметить, что подобное положение сложилось и в соседствующем с Шацким Касимовском уезде Рязанской губернии, где восстание началось 1 ноября и постепенно охватило всю губернию17. К 5 ноября восстание перекинулось на граничивший с Шацким Елатомский уезд, где восставившие крестьяне окружили пролетарский центр – железнодорожную станцию Сасово.