Ордомская Е.А.
В статье рассматриваются основные направления немецкой историографии в изучении проблемы трансформации постсоветской политической и социально-экономической системы. Проанализировав работы известных немецких историков, политологов и экономистов, автор статьи приходит к выводу, что в оценке немецкой аналитики российские президентские выборы 1996 и 2000 гг. с учётом кризисного развития процесса демократического транзита в стране ознаменовали завершение институциональной и социально-экономической трансформации.
Постсоветская трансформация является одной из ведущих тем в немецких исследованиях современных восточноевропейских политических процессов. Исследование данной проблемы проводилось в рамках комплексного изучения на базе немецких научных центров, существующих как при ведомственных научно-исследовательских институтах, специализирующихся на истории Восточной Европы, так и при ведущих университетах Германии. Несмотря на возможные различия в методологических подходах [1, 181], предметная область исследований объединена общей проблемой анализа процессов политической, экономической и социальной трансформации в современной России.
Системная трансформация, представляющая собой переход к качественно новому состоянию организации общества, во многих исследованиях, особенно в классической транзитологии, определялась понятием «демократический транзит», предполагающий в конечном итоге переход к демократии. Однако по мере накопления исследовательского опыта сформировалось мнение, что имеют место не только переходы к демократии, но и транзиты от одного авторитарного режима к другому. Поэтому в современных исследованиях эти процессы более осторожно называют политическими трансформациями. При анализе российской современной политической системы многие немецкие исследователи не отрицают возможного становления демократии, но в своей особой гибридной форме. Так, например, немецкий исследователь Тимм Байхельт обозначил современную российскую политическую систему термином «демократура» – то есть демократическая система, в которой заметно присутствуют авторитарные формы [3, 607]. Широко распространенным понятием формы российской демократии в ряде немецких политологических работ также является «делегативная демократия», более отражающая, по мнению авторов [7], специфику российской политической системы.
В то же время известный немецкий политолог Маргарета Моммзен в своих исследованиях выделяет целый ряд форм демократии, характеризующих определенный политический этап российской действительности: «дефектная демократия», «управляемая демократия» и т. д. [14].
В немецких исследованиях проблема демократизации современной России не только «определяется», но и подробно характеризуется рядом конкретных причин кризисного развития. Кризис демократического становления, по мнению многих немецких исследователей, присущ практически каждой структуре постсоветской трансформации: экономической, институциональной, социальной.
Кёльнский экономист Роланд Гётц обращается к теоретическим аспектам кризисного развития процессов экономической трансформации. На основе сравнительного анализа стандартных моделей с реальными трансформационными процессами в Восточной Европе и России и применения неоклассических, марксистских, монетаристских, кейнсианских и институционалистских теорий автор приходит к выводу, что у проблем, возникших в ходе экономической трансформации, есть системные причины, связанные с имплантацией рынка в советский «планово-рыночный гибрид» [9, 339-354]. Таким образом, определяется связь процессов политической и экономической трансформаций. Трудности консолидации рыночной экономики в России обусловлены ее неустойчивой политической системой. К такому выводу приходит и ряд других немецких специалистов [11] при исследовании особенностей экономической трансформации в России.
Кризисное состояние российской социальной трансформации характеризуется отсутствием «посредующих» структур для решения социальных конфликтов. Кёльнский политолог Ханс-Хеннинг Шрёдер основную причину этому видит в «приватизации политики экономическими элитами», оказывающей негативное воздействие на консолидацию гражданского общества [18, 266-277]. Его дополняет в своих выводах другой немецкий специалист, Клаус фон Байме, принимая за кризисное состояние социальной трансформации далеко зашедший процесс социального расслоения и ввиду этого отсутствие сильного среднего класса, способного быть гарантом стабильной демократической системы [5, 543].
Проблемы институциональной трансформации российской политической системы, по мнению немецких исследователей, кроются в неразвитости политических и правовых институтов, их незавершенном оформлении в процессе консолидации демократии. Маргарете Моммзен, исследуя историю возникновения правительственных органов, приходит к выводу, что все они выросли из советских органов, будучи «со смелой импровизацией» приспособленными к новой концепции, но с сохранившимися «родовыми признаками» советской системы [2, 41].
Большое внимание немецкие политологи уделяют развитию политических партий и партийной системы. Практически все они едины в том, что консолидации партийной системы также не произошло: «политические партии находятся в тени, реальную политику определяют разнообразные группы элит» [18, 270], «политические партии практически не участвуют в процессе принятия политических решений» [6, 136] и т. д. Незавершенность формальных институтов в России, по оценке немецких исследователей, делает их более уязвимыми для использования в интересах элит. Тем самым определяется особое место анализа элит в немецких исследованиях, посвященных российским трансформационным процессам. Большое внимание привлекают и отдельные политики: Б.Н. Ельцин, Г.А. Зюганов, А.И. Лебедь и, особенно, В.В. Путин, которые в последние годы были предметом повышенного внимания не только немецких средств массовой информации, но и конкретных исследований [15]: «Личности играют в сегодняшней России значительно большую роль, чем в западных обществах, поскольку институты либо не стабильны, либо отсутствуют вовсе» [10, 276].
В пессимистических взглядах западных исследователей на проблему постсоветской трансформации прослеживаются и позитивные тенденции, и во многом это связано с таким политическим институтом современной России, как президентские выборы. Известный немецкий политолог Эберхард Шнайдер приходит к выводу, что «фаза институциональной трансформации России из государственно-коммунистического в демократическое государство» закончилась с президентскими выборами 1996 г., «с образованием центральных конституционных органов и развитием избирательной системы на основе демократической конституции», но при этом отмечает, что для дальнейшей консолидации политических представлений необходима стабилизация партийной системы и представлений интересов в форме общественных и экономических союзов, а также построение гражданского общества, которое могло бы препятствовать успехам «диктаторских припадков» [16, 7].
Практически все немецкие исследователи постсоветской трансформации останавливали свое внимание на президентских выборах, считая их определяющим фактором в становлении демократической системы. В целом изучение президентских выборов в немецких научных центрах характеризуется использованием междисциплинарного подхода, с целью широкого освещения выборов в контексте всей структуры системной трансформации. Стоит указать, что основное внимание в немецкой историографии было уделено непосредственно президентским выборам 1996 г., но в ряде работ рассматриваются и последующие выборы Президента, – как с целью закрепления авторских выводов исследования, так и в компаративном ключе.
Подробно остановимся на исследовательских работах немецких политологов и экономистов о российских президентских выборах 1996 и 2000 гг.
Основной задачей исследования немецких специалистов в указанном направлении являлось определение места и роли президентских выборов в постсоветской трансформации, их влияние на этот процесс. Данная задача находит свое отражение и во многом определяется ответом на вопрос: «были ли президентские выборы демократическими?» Этому, в частности, посвящает одну из своих работ Тимм Байхельт [4, 116-128]. Автор статьи «Еще раз о выборах в России. Были ли они демократичными?» начинает с анализа официальной оценки выборов Организацией по безопасности и сотрудничеству в Европе (ОБСЕ): «Для выборов в Государственную думу 1995 г. оценка ОБСЕ, приведенная спустя 5 дней после выборов, достаточно сдержанна и сводится к тому, что выборы были проведены свободно и честно. Однако в заключительном заявлении по итогам обеих туров президентских выборов слово «свободно и честно» уже не присутствуют. Положительная оценка относится исключительно ко дню выборов» [4, 116] .
Т. Байхельт, будучи наблюдателем на выборах в нескольких российских регионах, в своей статье не стремится однозначно ответить на поставленный вопрос, а больше обращает свое внимание на выявленных случаях внешнего давления на избирателей в ходе предвыборной кампании 1996 г., в итоге ставя под сомнение проведение «свободных» выборов в России. Так, одним из инструментов давления он считает влияние средств массовой информации на электорат накануне голосований. Здесь он обращается к отчету Европейского Института средств массовой информации (ЕИСМИ), который констатировал по итогам выборов, что действующему президенту перед голосованием телевидение уделяло больше внимания, чем другим кандидатам. Об этом также пишет Эберхард Шнайдер в своей статье «Российские президентские выборы 1996»: «В распоряжении Ельцина находилось 53 % телевизионного времени, у Зюганова – 18%, у Лебедя – 7%, у Явлинского – 6%, у Жириновского – 5%, у остальных кандидатов вместе – 11%» [16, 6]. Освещение Ельцина в СМИ не просто превысило все допустимые нормы равноправия, но и оказалось доминирующим.