В.С. Федчин, доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой культурологии и управления социальными процессами Иркутского государственного университета, г. Иркутск\
А.С. Степаненко, доктор философских наук, профессор Восточно-Сибирского филиала Российской академии правосудия
В истории отечественной общественной мысли периодически возникали идеологемы, являвшие собой конкретные проявления «национальной идеи» и носившие принципиально различное мировоззренческое и идеологическое содержание. Объединяющим эти разнородные образования является чрезмерная степень интеллектуальной универсализации, когда интегративная, генерализирующая функция мыслительной деятельности приобретает самодовлеющее значение и утрачивает взаимосвязь с необходимым дифференцированием эмпирической реальности. Это господство универсального над партикулярным есть существенная отличительная черта традиционного сознания, и она радикально отличает его от гуманистической традиции мыслительной деятельности.
Рассуждения о необходимости национальной идеи — явление у нас достаточно частое. Нельзя сказать, что напряженность этих поисков слишком высока и эта тематика господствует в нашем гуманитарном знании. Вместе с тем необходимость мировоззренческого, идеологического, социально-политического самоопределения, несомненно, имеет место. Эта тема тесно связана с формами и методами консолидации общественного сознания в связи с все более заметным проникновением в него элементов гуманистической традиции. Исследовать глубину и интенсивность влияния гуманистической традиции на наше национальное сознание и есть главная цель данной статьи.
Проблема генезиса и сущности гуманизма по прежнему является предметом научных споров. Однако о двух аспектах данной проблематики можно говорить как о достаточно сформировавшихся и теоретически определившихся позициях в сфере гуманитарного знания.
Первый — это определенный набор представлений, характеризующих понятие «гуманизм». Сюда входят: антропная составляющая — антропоцентризм, индивидуализм, приватизм; социальная — публичность, гражданское общество, демократия, представленная различными видами парламентаризма и соответствующими формами права; экономическая — частная собственность в ее современных модификациях и саморегулирующийся рынок.
Второй аспект общецивилизационный. Очевидно, что гуманистические принципы являются фундаментом того, что принято называть западноевропейской цивилизацией, иногда цивилизацией «модерна», которая в соответствии с исторической практикой противостоит цивилизациям «традиционалистского» типа. Появившиеся во второй половине двадцатого века теоретические схемы, обозначившие себя как «постмодерн», или «постпостмодерн», на наш взгляд, не могут существенным образом выйти за пределы принципиальных оснований «модерна», особенно его онтологической бытийной сущности и в силу этого не могут отказаться от самой терминологической основы — понятия «модерн», но лишь уточняют ее.
Субстанциональная природа модерна становится очевидной в тех случаях, когда, как это происходит у нас, имеет место попытка практического переноса основных ценностей гуманистической традиции на иную социально-культурную почву. В этих условиях противоречия антропоцентристского и социоцентрист- ского типов цивилизаций проступают особенно наглядно и реализуются в борьбе конкретных социально-политических общностей.
Очевидно, что процесс такого переноса, перемещения норм и ценностей западноевропейского общественного устройства на российскую почву явился в последние полтора десятилетия главным направлением нашей реформаторской деятельности. Полагалось, что подобное прямое перенесение социальнополитических и экономических форм западноевропейской цивилизации на российскую почву, по воле «продвинутой» политической и экономической элиты и с молчаливого согласия самых широких масс (кто же откажется от свободной и богатой жизни), решит все наши застарелые социально-экономические проблемы. При очевидных позитивных элементах этого эксперимента, общий итог, согласно самым различным оценкам, оказался неудовлетворительным.
Национальная специфика упорно сопротивлялась этим гуманистическим нововведениям. Вместо идиллического буржуазного рая получилось нечто криминальное и коррумпированное.
Отсюда и возникла потребность в национальной идее, которая, с одной стороны, должна была бы соответствовать мировым стандартам, иначе говоря, идеалам гуманизма, с другой — учитывала бы то, что называется местной спецификой. В таком соединении видится возможность преодоления идеолого-мировоззренческого кризиса, который, по мнению многих, и составляет существо наших проблем.
Таким образом, потребность в новой национальной идее, в сущности, есть потребность в новом мировоззрении и новой идеологии. При этом очевидно, что это мировоззрение и эта идеология должны иметь универсальный, общенациональный характер, способствовать интеграции и консолидации нации вокруг неких принципиальных целей и задач.
Возможно ли появление такого нового мировоззрения и такой новой идеологии? И соответствует ли идейное творчество в этом направлении принципам гуманизма? Вопрос не маловажный, а ответ на него позволяет прояснить некоторые существенные черты идеологических форм сознания, с одной стороны, и гуманистической традиции, с другой.
Вначале обратимся к прошлому. Были ли в истории России такие периоды, когда наш народ имел такую национальную идею, и можно ли найти соответствующие высказывания в нашей исторической традиции? Многие исследователи утвердительно отвечают на это вопрос. Действительно, с XVI-го века известна идея о Московском государстве как Третьем Риме, в XIX-м — идея единства Православия, Самодержавия и Народности, в XX-м Россия, трансформировавшись в СССР, также была одушевлена идеалом спасения всего человечества посредством мировой пролетарской революции. Таким образом, вопрос не в том, была ли у нас национальная идея, этих идей было предостаточно. Проблема скорее в том, насколько глубоко были укоренены эти идеи в национальном сознании и были ли они действительно общенациональными идеями?
Вопрос о национальной идее занимал многих мыслителей XIX века. В качестве характерного примера приведем высказывание В.С.Соловьева: «Русская идея, и исторический долг России требуют от нас признания нашей неразрывной связи с вселенским семейством Христа и обращением всех наших национальных дарований, всей мощи нашей империи на окончательное осуществление социальной троицы, где каждое из трех главных органических единств, церковь, государство и общество, безусловно, свободно и державно, не в отъединении от двух других, поглощая или истребляя их, но в утверждении безусловной внутренней связи с ними. Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы — вот в чем русская идея... нам не нужно действовать против других наций, но с ними и для них, — в этом лежит великое доказательство, что эта идея есть идея истинная. Ибо истина есть лишь форма Добра, а Добру не ведома зависть» [1].
Понятно, что известный русский философ стремился выйти за пределы национальной ограниченности и искал универсальные начала для продуктивной самореализации русского народа, искал некие вселенские основания его бытия. В его концепции мы находим доминирование христианских, мессианских принципов и связанное с ними представление о некой сверхзадаче в исторической судьбе России. Идеи С.Соловьева оказались мало пригодными для практической реализации, но актуализация именно христианской доминанты как в общеевропейской, так и в специфической российской цивилизации стала очень заметным и оригинальным явлением в истории отечественной мысли на рубеже Х1Х и ХХ веков. Так или иначе, вокруг этого круга идей формировались теоретические представления об исторических судьбах России у таких, во многом отличных друг от друга мыслителей, как Вяч.Иванов, Н.Бер- дяев, Е.Н.Трубецкой, Л.П.Карсавин, Л.Франк, Г.П.Федотов и др.
Еще более универсальный характер имела национальная идея большевиков. Если Соловьев ориентирован христианским идеалом, то русским коммунистам свойственна высокая степень универсализации представлений о человеке, основанных исключительно на объективистком, рационалистическом мировоззрении, предполагающем, как принято говорить в традиции юридической мысли, арифметическое равенство всех людей без изъятия.
Религиозные и национальные особенности в этом случае объявляются несущественными. Оставим пока в стороне те варианты ксенофобии, которые сопутствовали реальному коммунистическому режиму, но программные документы коммунистической партии отличались высокой степенью универсальности и интернационализма. Идеалы социальной справедливости, дополненные убеждением в возможности и необходимости конструирования совершенного социального порядка, были, несомненно сильной стороной коммунистической идеологии. Более того, на основе этого мировоззрения и этой идеологии была предпринята одна из самых впечатляющих попыток практической реализации социальной теории. В коммунистическом движении идейно была предвосхищена та, ныне доминирующая, форма цивилизации, которая получила название глобализации. И пусть идеал пролетарского интернационализма оказался слишком тесным для реальных мировых интеграционных процессов, в идейном смысле он, наследуя традиции просвещения, предваряет их.
Таким образом, в различные периоды становления отечественной общественной мысли мы имеем ряд идеоло- гем, которые являли собой конкретные проявления того, что принято называть национальной идеей. Как мы могли видеть, эти идеологемы имели принципиально различное мировоззренческое и идеологическое содержание.
Есть ли что-либо объединяющие эти разнородные образования?