Понятие объекта преступления
Одним из главных аспектов существующей ныне отечественной концепции объекта преступления является вопрос о его понятии. В этом плане характерно, с одной стороны, то, что на протяжении нескольких десятилетий почти во всех работах, так или иначе рассматривающих данный вопрос, единодушно проводится мысль, согласно которой объектом преступления должны признаваться определенные общественные отношения, и только они. Ссылаясь на законодательство и общепризнанность в литературе, многие авторы подчеркивают принципиальную значимость такого рода представлений об объекте преступления, их важность для правильного уяснения социальной сущности и общественной опасности любого преступного посягательства. Что же касается другой стороны рассматриваемой концепции, то здесь примечательны два момента. Во-первых, авторы ориентируются на весьма различную интерпретацию самих общественных отношений. Причем наиболее существенное отличие состоит не в том, что общественные отношения характеризуются как нечто, раскрывающее то положение человека в обществе (его статус), то его фактическое поведение, то интересы людей и т. д., а в том, что нередко под общественными отношениями подразумевают любые социальные связи между людьми, в том числе и конкретные, индивидуальные, в то время как есть немало работ, в которых общественные отношения связываются лишь с типичными, устойчивыми связями. Во-вторых, какой бы позиции ни придерживался тот или иной автор в трактовке общественных отношений в качестве объекта преступления, она редко находит свое подтверждение при анализе отдельных составов преступлений, ибо оказывается, что их объектом выступают: "общественный и государственный строй", "внешняя безопасность", "личность", "жизнь и здоровье человека", "права и свободы гражданина", "половая свобода (или неприкосновенность) женщины", "деятельность государственного аппарата", "интересы правосудия" и др., т. е. то, что само по себе нельзя назвать общественным отношением. Если, однако, ни в исходном (в понимании общественных отношений), ни в конкретном (при характеристике отдельных составов преступлений) до сих пор нет достаточной ясности, то вполне закономерно возникает вопрос: почему именно общественные отношения должны быть признаны объектом всякого преступления?
Если вникнуть в логику рассуждения тех, кто видит в объекте преступления общественные отношения, то нетрудно обнаружить две исходные посылки: а) объектом посягательства может быть признано только то, чему преступление причиняет или может причинить ущерб. Такое явление, которому преступлением не может быть причинен ущерб, не нуждается в охране; б) любое преступление наносит или создает угрозу нанесения вреда именно общественным отношениям, а не чему-либо иному (нормам права, правовому благу, имуществу и т. п.). Обоснованность сделанного вывода вряд ли вызывала бы какие-либо возражения, будь каждая из этих посылок верной. Но дело в том и состоит, что обе они нуждаются в существенных уточнениях, ибо в недостаточной мере учитывают смысловое значение, в одном случае — категории "объект", в другом — термина "вред".
И действительно, согласно энциклопедическим словарям объект (позднелатинское оЬ]ек1ит — предмет, от латинского оЬ]1сю — бросаю вперед, противопоставляю) есть философская категория, выражающая то, что противостоит субъекту в его предметно-практической или познавательной деятельности. Аналогичным образом данная категория раскрывается в специальной философской литературе. Стало быть, применительно к понятию объекта преступления следует заключить: его признаком должно рассматриваться то, что противостоит субъекту посягательства, т. е. виновному. Если при этом принять во внимание, что преступление есть отношение лица к другим лицам и что именно они являются сторонами любого общественного отношения, вывод напрашивается один: объектом всякого преступления всегда выступают люди, а не что-либо иное.
Такое же понимание объекта преступления предполагает анализ второй из указанных логических посылок. Даже допустив, что объект преступления есть то, чему в результате содеянного причиняется или создается угроза причинения вреда, нельзя упускать из виду главное в его характеристике: вред есть не сами по себе изменения, которые наступают или могут наступить: они всегда оцениваются с позиций человека, применительно к нему, его интересам. На этом, казалось бы, более чем очевидном обстоятельстве приходится делать акцент потому, что, пытаясь обосновать взгляд на общественные отношения как на объект преступления, в литературе было выдвинуто по меньшей мере небесспорное представление о сущности преступного вреда, увязывающего его с самим фактом изменения общественных отношений, их "нарушением", "разрушением", "заменой" и т. п. Разумеется, будучи причинно связанными с конкретно совершаемым деянием (действием или бездействием), изменения в окружающем мире, которые бывают самыми разнообразными, можно и нужно включать в понятие преступных последствий. Вместе с тем, когда идет речь о причиняемом преступлением вреде (ущербе), то подразумевается уже не только физическая, но и социальная характеристика изменений действительности. Действия человека способны уничтожить, повредить, видоизменить какую-либо вещь, однако вред при этом всегда наносится или может наноситься не тому, что изменяется (имущество, отношение и т. д.), а тому, чьи интересы это изменение затрагивает. Иначе говоря, преступление причиняет или создает угрозу причинения вреда не чему-то, а кому-то. Всякое иное решение вопроса, в том числе и такое, при котором преступление связывается с причинением вреда общественным отношениям (а равно имуществу, нормам права и т. д.), а не людям, носит фетишистский характер и неизбежно вызывает весьма сомнительные представления не только о самом объекте посягательства, но и о его соотношении с потерпевшим от преступления, предметом преступления и составом преступления в целом.
И, действительно, если согласиться с тем, что общественно опасное деяние причиняет вред общественным отношениям, в силу чего именно они должны быть признаны объектом преступления, то, обосновывая свою позицию, необходимо пояснить, почему им (объектом) нельзя рассматривать тех, кто оказывается или (при покушении) мог оказаться жертвой посягательства. Одним из первых на этот счет высказался Б. С. Никифоров. Однако в отличие от других авторов, подчеркивающих, что в ряде случаев (прежде всего в преступлениях против личности) объектом являются не сами общественные отношения, а их субъекты, он утверждал, что субъекты общественных отношений составляют часть этих последних и что поэтому в понятие объекта преступления обязательно включаются и те, и другие. Аналогичные суждения приводят и другие авторы (в частности, Н. П. Карпу-шин и В. И. Курлянский). Обосновывая идею о том, что от преступления терпят люди, они также оговаривались, что не противопоставляют свой вывод утверждению о том, что объектом преступления являются общественные отношения. По их глубокому убеждению, неправильно противопоставлять людей общественным отношениям, поскольку люди выступают как их участники, материальные субстраты. В силу этого, считали они, не может быть признано общественно опасным и преступным деяние, которое не затрагивает интересы людей, которое, следовательно, не нарушает или не разрушает "нормальные" с точки зрения государства общественные отношения, т. е. опять-таки отношения между людьми.
Подобного рода пояснения трудно назвать убедительными, поскольку из приведенных положений, во-первых, следует, что при характеристике объекта преступления как определенного рода общественных отношений его участники могут признаваться и самим объектом преступления, и его составной частью, и материальным субстратом этого объекта. Во-вторых, остается неясным, почему признание участников общественного отношения объектом преступления означает их противопоставление общественным отношениям. О такого рода противопоставлении нужно вести речь лишь в случаях, когда объектом преступления одновременно объявляются и общественные отношения, к их участники, но отнюдь не в тех случаях, когда им рассматривается одно из этих понятий; и наконец, не будет ли более логичным положение о том, что не сам факт причинения вреда людям, их интересам влечет за собой нарушение (разрушение) "нормальных" общественных отношений, а как раз напротив: нарушение этих отношений нужно воспринимать как средство, способ и т. п. причинения вреда самим участникам отношений, их интересам.
Еще больше открытых (неразрешенных) вопросов остается при выяснении взаимосвязи объекта преступления, понимаемого как общественное отношение, с тем, что именуется предметом преступления. Можно ли считать случайным тот факт, что до сих пор в нашей литературе практически нет ни одного положения на этот счет, которое бы не носило дискуссионного характера. Так, нередко в предмете преступления усматривается то, по поводу чего складываются общественные отношения, рассматриваемые авторами в качестве объекта преступления. В этом случае чаще всего констатируется, что: а) предмет преступления есть составная часть охраняемых общественных отношений; б) им выступает такой самостоятельный их элемент, который играет роль предмета общественных отношений, т. е. того, по поводу чего они складываются; в) поскольку беспредметных отношений не существует, то в каждом преступлении предполагается наличие его предмета; г) в одних посягательствах он представляет собой материальные ценности, в других — нематериальные (духовные, моральные, организационные и т. д.); д) причинение вреда общественному отношению как объекту преступления происходит путем воздействия на этот предмет.
Весьма представительным является такое определение предмета преступления: то, на что воздействует лицо в процессе посягательства. Здесь наибольшую сложность вызвал вопрос о том, на что именно воздействует преступник: только на материальные ценности либо как на материальные, так и на духовные.