Второе – 6 июля за час до события Новинская дважды заходила в палату, хотя по роду своей работы она якобы не имела никакого отношения к детской палате, куда посторонним вход воспрещен. Это обстоятельство рассматривается как свидетельство подготовки Новинской к осуществлению преступного замысла.
Третье – Новинская вызвала старшую медсестру детской палаты Лавриненко на профсоюзное собрание, в результате чего детская палата осталась без присмотра и были созданы необходимые условия для выполнения преступления.
Наконец, четвертое и последнее доказательство – показания няни Березовой, утверждающей, что при возвращении ее в детскую палату она встретила выходившую оттуда Новинскую и непосредственно вслед за этим обнаружили ожог на лице ребенка.
Как же выглядят эти грозные улики после тщательной их проверки на судебном следствии? Сохранили ли они какую-нибудь доказательственную силу?
Рассмотрим каждую их этих улик в отдельности…
… Следователь недостаточно выяснил эти обстоятельства, но прокурор, участвовавший на судебном следствии, не мог их игнорировать.
… Но из объективного сопоставления показаний всех остальных свидетелей с непреложностью вытекает, что роковое событие произошло именно тогда, когда в детской палате находилась одна Березова. …
… Я исчерпал свои доводы в защиту Новинской, но я бы не выполнила до конца своей задачи, если бы не попытался ответить на волнующий всех вопрос: кто же виноват в ожоге ребенка Малиновой?…”
Иначе должна строиться защита в случаях, когда факт преступления и виновность подсудимого полностью доказаны материалами судебного следствия, когда между обвинителем и защитником нет спора ни о квалификации преступления, ни по поводу обстоятельств, устраняющих противоправность или наказуемость вменяемых подсудимому действий. В этих случаях защитник, не пытаясь преуменьшить значение бесспорно установленных по делу фактов, должен перенести центр тяжести защиты на освещение обстоятельств, смягчающих вину и ответственность подсудимого, на выяснение условий, в которых совершено преступление, на выявление подлинных мотивов, толкнувших подсудимого на совершение преступных действий.
Такой путь защиты избрал адвокат И.Я. Нисневич по делу Игнатова, обвинявшегося в краже трех плащей. Отметив, что посягательства на личную собственность граждан вызывает законное возмущение, он в своей речи указал на установленные в ходу судебного следствия факты и о их полной доказанности.
Другая ситуация также в групповых процессах. В этих случаях возможны такие ситуации, когда интересы подсудимых противоречивы, когда защиту одного подсудимого нельзя успешно осуществить, не выдвинув соображений обвинительного порядка против других подсудимых. В таких случаях у защитника есть все моральные основания отстаивать законные интересы своего подзащитного путем приведения доводов и доказательств, изобличающих других подсудимых или отягчающих их вину. Но в подобных обстановках исключительно важно чувство меры, стремление ограничить обвинительные действия защиты тем минимумом, который действительно необходим.
В одном процессе защитник, отстаивая меньшую степень вины и ответственности своего подзащитного, утверждал, что он был послушным исполнителем Е. – другого подсудимого по делу. Такая форма защиты, хотя она объективно и была направлена против Е., оправдывалась характером рассматриваемого дела. Однако в конце своей речи адвокат заявил: “ Если Вы, товарищи, судьи, не осудите подсудимого Е. Со всей строгостью закона, то это будет актом несправедливости!”. Ясно, что такое обращение адвоката к суду не вызывалось никакими практическими соображениями. Оно лежит за пределами нравственной дозволенности в деятельности защитника.
Одним из существенных недостатков защитительных речей является неумение отдельных адвокатов дать глубокий анализ и правовую квалификацию нескольких преступлений. Это объясняется тем, что не все защитники ориентируются в таких вопросах, как, например, понятие единичного преступления, не могут разграничить идеальную и реальную совокупность преступлений и т.д.
Таким образом, анализ и оценка доказательств занимает важное и значительное место в защитительной речи, поскольку иногда один и тот же факт получает различную оценку как в обвинительной, так и в защитительной речи адвоката. Данная стадия является основной частью всей защитительной речи, стержнем и путеводителем для остальных. Именно анализ и оценка доказательств дает возможность дать правильную юридическую оценку деянию, совершенному подсудимым.
2. Нравственная и психологическая характеристика личности подсудимого.
О чем бы ни шла речь в судебном заседании, какого бы вопросы ни касались стороны в своих речах, - все это, в конечном счете, направлено к тому, чтобы правильно был решен вопрос о судьбе подсудимого – о его виновности, о наказании при признании виновным. Вопрос о личности подсудимого занимает поэтому большое место в судебных прениях.
Преступление и лицо, его совершившее, неотделимы. В любом преступлении, представляющим собой конкретный волевой акт противоправного поведения, отчетливо проявляются индивидуально-психологические и социальные черты личности. Преступление как бы впитывает в себя то отрицательное, что есть в человеке, обнажает пороки в его нравственном формировании, раскрывает его антисоциальную установку, выявляет узость и односторонность его интересов, ограниченность и ущербность его духовных запросов.
Поэтому правильное разрешение уголовного дела, определение наиболее целесообразных форм и средств правильного воздействия на виновного не возможно без глубокого и всестороннего изучения личности подсудимого, выяснения всего комплекса социально значимых внутренних и внешних его свойств и качеств.
Бесспорно прав Я.С.Киселев, отмечая, что не поняв поведения подсудимого, не установив его подлинных мотивов, не раскрыв природы, характера и глубины связей между всей жизненной линией подсудимого и вменяемым ему преступлением, нельзя отыскать истины по делу, сделать по нему обоснованных и убедительных выводов, дифференцировать его ответственность.
Суд интересует не только преступление и причастность к нему определенного лица, но и те причины, которые вызвали его совершение, те объективные и субъективные факторы, которые побудили человека нарушить закон, вступить в конфликт с ним, преступить грань дозволенного.
Обстоятельное освещение в защитительно речи личностных качеств подсудимого, его морально-психологического склада и индивидуальных свойств, а также содержания его действий и конкретной ситуации, в кой они имели место, исключительно важно для определения степени общественной опасности подсудимого, индивидуализации его ответственности, прогнозируя его исправление и решения других вопросов по делу.
Психологии преступления и лица, его совершившего, придавали большое и многогранное значение еще с давних времен.
Так, Сергеич П. (Пороховщиков) отмечал: “Психология преступления заключается в объяснении факта согласно личным свойствам и душевным побуждениям преступника; обвинитель утверждает, что указанные им побуждения привели подсудимого согласно его характеру к совершению преступления; защитник, доказывает, что этого не было или потому, что не было этих побуждений, или потому, что подсудимый по своему характеру не мог совершить преступления, хотя бы и при наличности таких побуждений, или, что он совершил его под давлением случайных обстоятельств… Факты дела и отзывы свидетелей выясняют личные свойства участников драмы, а их этих свойств вытекает преступная развязка”.
В речах судебных ораторов конца 19 века- нач. 20 века содержится немало теоретических замечаний по “психологии преступника”, которые так или иначе находят свое практическое претворение в их выступлениях. Защищая Максименко, Н.И.Холев отмечал: “Личность подсудимого в процессе, обстоятельства которого темны и запутаны, всегда представляется центром, привлекающим к себе особое внимание. Ее тщательно и всесторонне изучают”. По-видимому, данное замечание справедливо не только по отношению к судебным делам, таящим в себе момент загадочности. Именно в личности подсудимого судебные ораторы нередко вскрывали такие черты и качества, которые не только объясняли его поведение, но и наряду со сложившимися обстоятельствами способствовали прямо или косвенно совершению преступления.
В своих выступлениях Ф.Н.Плевако последовательно и глубоко проводил психологический анализ, всегда стремясь вскрыть истоки, корни человеческих страстей: “Опьяняет душу человеческую не одно вино. Опьяняют еще и страсти: гнев, вражда, ненависть, ревность, месть и многие другие, между которыми бывают еще и благородные побуждения. Поэтому нет ничего труднее, как анализировать душу и сердце человека. Здесь нужно тщательно разобрать, как чувство закоренилось в груди, откуда это чувство явилось, когда и как оно развилось”.
Очевидно, поскольку судебный оратор останавливается на причинах возникновения чувств, он вынужден в большей или меньшей степени касаться тех обстоятельств, которые вызвали данные чувства. Таким образом, собственно психологический анализ нередко переплетается с изложением ряда фактов их жизни потерпевшего.
Ф.Н.Плевако считал необходимым возможно более полное описание жизни обвиняемого. Тех же взглядов придерживался и С.А.Андреевский.
Другую точку зрения выдвигал К.К.Арсеньев. Предостерегая суд от чрезвычайного увлечения биографическими данными подсудимого, он призывал находить и освещать только такие факты, которые имеют непосредственное отношение к совершенному преступлению: “Прежде всего мне кажется, что жизнь подсудимого до преступления, в котором он обвиняется, какова бы она ни была, должна оставаться совершенно на стороне как от судебных прений, так и от судебного следствия, если только в этой жизни нет ничего такого, что бы прямо и непосредственно относилось к тому деянию, в котором он обвиняется”.