Однако, как нам представляется, в современном обществе объективно назрела ситуация, в которой регулирующая роль закона в значительнейшей степени блокируется указанным дефектом теории.
Имеется ввиду отрасль экологического права, где законодатель часто бессилен обуздать разрушительную деятельность "разумного" человечества. Здесь пока отсутствует достаточно эффективный правовой "инструмент", который позволил бы сдвинуть проблему охраны природы с "мёртвой точки".
В том, что эта проблема не технического, а правового характера вполне очевидно. Уже сейчас существуют все возможности экологически безопасного производства и осуществления природосберегающей жизнедеятельности. Однако эти возможности оказываются во многом нереализованными, что, на наш взгляд, свидетельствует о недостатках именно теоретических основ права. Мы склоняемся к этому предположению, даже не смотря на интенсивную законотворческую деятельность в сфере охраны окружающей среды (3-14). Эти усилия разумного человечества по предотвращению экологической катастрофы через совершенствование закона с одной стороны иллюстрируют актуальность самой проблемы, а с другой - бессилие современного права решить эту проблему путём поверхностных усовершенствований существующей системы экологического права.
Можно попытаться предложить альтернативу, которая может получить некоторое обоснование с позиций "общей теории систем".
Идея состоит в формировании составных "экологических субъектов права", включающих популяцию или вид животных в качестве необходимого составного элемента наряду с разумным опекуном.
В настоящее время "опекунские" функции в природоохранной деятельности являются прерогативой государства. Государство «назначает» «опекунов» для живой природы (например, рыбинспекцию), обозначая правила их поведения в природоохранной деятельности в виде ведомственных инструкций. Критическим моментом здесь является правовая монополия государства, которое рассматривает все биологические организмы, обитающие на его территории, как объектов своей собственности. Из-за чего государство может защитить природу от всех, кроме самого себя. На практике получается так, что эффективность охраны природы находится в прямой зависимости от "добросовестности" чиновников. Право должно нарушить эту монополию в пользу "опекаемых" биологических конгломератов.
Для этого популяция или вид животных (или даже отдельное животное, если вид занесён в Красную книгу) должны приобрести опекунов не только в лице государства, но и физических лиц или юридических лиц, получивших лицензию и осуществляющих эту деятельность на профессиональной основе. В таком сочетании в составном юридическом лице присутствуют и недееспособный элемент, подобный новорожденному ребёнку, - вид или популяция животных в целом, а также разумный элемент - опекун, выступающий в качестве юридического представителя экологического лица (ЭЛ) в правовых отношениях. В данном случае приходится учитывать, что популяция или вид животных представляют собой "неяркие системы" с нечёткими границами. Однако это свойство не является принципиальным, поскольку, как мы пытались показать, абсолютно точных границ не может иметь ни одна система.
В этой схеме одна и та же популяция (или вид животных) при необходимости приобретает нескольких опекунов, помимо обязательно государства, ещё - и полноценно дееспособное лицо, получившее лицензионное право на осуществление целей профессиональной деятельности.
В чём состоят эти цели? Их может быть множество, при наличии двух основных:
Во-первых, - в правовой защите жизненных и имущественных интересов ЭЛ, участвующих в хозяйственной деятельности человечества (популяции промысловых животных) или получающих ущерб в результате этой деятельности (например, вытеснение аборигенной флоры и фауны с мест обитания).
Во-вторых, - получение материального вознаграждения дееспособными профессиональными участниками ЭЛ в соответствии с нормативами, устанавливаемыми государством для этого вида деятельности.
Рассмотрим несколько самых важных моментов, обозначающих правовой статус "экологических лиц".
Может показаться парадоксом, что естественные природно-биологические конгломераты могут иметь некоторые аналогии прав и обязанностей человека обозначенные в конституции.
Например, виды и популяции имеют "право на жизнь", что камуфлируется в известной правовой концепции "защиты биологического разнообразия" (3). В этом положении окольными путями законодатель пытается объяснить миру, что животные и растения имеют это право, начиная с уровня биологического вида. Если допустимо промышленное изъятие части популяции для потребительских целей, то полное уничтожение вида в сущности является обыкновенным "убийством" одновременно и "геноцидом".
Виды и популяции имеют "право на жилище", которое защищается многими нормативными актами, например в гл. 26 УК. Здесь это озвучено в форме запрета на уничтожение "критических мест обитания животных".
Фактически некоторые виды животных приобретают право и на собственность, что отражается в существовании специализированных фондов восстановления их численности.
Нетрудно при желании обнаружить ещё несколько конституционных аналогий, которые составляют права биологических видов. Поэтому предоставим эту увлекательную работу читателю и быстрее перейдём к обязанностям.
Популяции "обязаны" обеспечивать взаимное сосуществование в биотопах. Самой яркой иллюстрацией этого отношения является массовый промысел некоторых животных, например, рыб в северных морях. В данном случае биологический вид обязан обеспечивать существование человека. В сельском хозяйстве это отношение просматривается на уровне взаимодействия человека с холическими конгломератами животных, составляющих породу. В изъятии части популяции или части животных составляющих вид или породу для потребительских целей присутствует неявная аналогия с гражданскими правоотношениями.
Популяция, если её рассматривать как источник пищевого и промышленного сырья, фактически участвует в хозяйственном обороте. То есть вносит весомый имущественный вклад в экономику конкретных отраслей индустрии. Вклад этот допускает стоимостную оценку, что является важной предпосылкой установления гражданских правоотношений с ЭЛ. При этом изъятая часть популяции изначально выступает собственностью самой популяции в составе ЭЛ, если, конечно, признать наличие правоспособности, затем отчуждается в обязательном порядке согласно установленным нормативам и правилам (подобно налогам, которые должен выплачивать даже недееспособный ребёнок).
Сам промысел или сельскохозяйственная эксплуатация породы представляется юридическим фактом, в рамках которого "экологический правосубъект" вступает в обычные отношения собственности с другими правосубъектами. Специфика этих отношений состоит в том, что биологическиё конгломераты исполняют имущественные обязанности чаще всего "натуральным продуктом". Некоторые иные виды отношений менее распространены, хотя и не исключаются полностью, например, - использование гужевого транспорта.
Все животные, обитающие на планете, могут в зависимости от необходимости (не всегда это оправдано) приобретать правоспособность в составе ЭЛ за некоторым исключением. Вряд ли целесообразно будет наделять правовым статусом болезнетворные организмы, способные только вызывать массовую гибель других биологических организмов (например, вирусы СПИДа).
Таким образом, мы приходит к пониманию юридического статуса у некоторых биологических конгломератов.
Современная практика, несомненно, обгоняет свою теоретическую основу права в части понимания правоспособности биологических конгломератов и неявно оперирует составными экологическими правосубъектами.
В первую очередь это относится к биологическому виду "Homo sapiens" (человек разумный). Ведь в декларации "прав человека" собственно человек правоспособен просто как биологический вид в целом.
Несмотря на то, что разумное человечество существовало и до ХХ столетия, только сейчас (юридически) недееспособный биологический вид "человек разумный" приобрёл дееспособных "опекунов" в лице Организации объединённых наций (ООН) и других международных общественных организаций, пекущихся о правах человека. В данном случае опекаемый "человек разумный "составляет "скрытую" правовую систему, подверженную только трансцендентальному восприятию. Однако практика доказывает факт существования этой скрытой системы, холические интересы которой не совпадают ни с интересами конкретных личностей, ни с интересами корпораций*. Задача состоит распространить подобную практику также на взаимоотношения между другими популяциями или биологическими видами.
И в данном случае практика делает заметные шаги в этом направлении. Для иллюстрации стоит снова упомянуть, например, "концепцию о защите биологического разнообразия".
Законодатель всегда совершает ошибку, принимая только опекуна недееспособного лица за правосубъекта в целом. Это весьма распространённая практика, которая, тем не менее, часто позволяет эффективно решать назревшие проблемы. Однако развитие гуманоидной цивилизации фактически исчерпало возможности этого метода. Уместно обратиться к истории.
Естественные закономерности эволюции социумов в направлении усложнения государственности изначально порождают правовую формулу, в которой человек, как система естественно ограниченная и яркая, приобретает ведущее значение. В архаичных правовых моделях только личность видит законодатель в качестве носителя правосубъектных признаков.