Утверждая метод самонаблюдения в качестве основного в научно-правовом исследовании, Л. И. Петражицкий вместе с тем не дает описания тех интеллектуальных операций, которые должны быть осуществлены в рамках интроспективного познания. Ученый ограничивается указанием фактов, представление которых может помочь в возникновении соответствующих переживаний, но этого явно недостаточно для понимания сути данного метода. Однако комплексный анализ методологических воззрений ученого позволяет восполнить этот пробел. Как уже отмечалось, для Л. И. Петражицкого основная цель научно-правового исследования — поиск признаков, позволяющих отличить право от иных явлений. При этом итогом интроспективного познания должно стать формулирование такого понятия права, которое бы выражало «идею всего того, что мыслимо, как обладающее известными признаками», т. е. охватывало бы не только наблюдаемые в определенный момент времени, но и бывшие, и будущие явления, а также те, «которые не существовали и не будут существовать, но могут быть представлены, как если бы они существовали, — вообще все мыслимые объекты, раз они мыслятся, как снабженные данным признаком».34
Проблема, однако, заключается в том, что познание мыслимой идеи права на основе интроспективного метода едва ли возможно. Являясь прежде всего актом самопознания, данный метод неразрывно связан с индивидуальной психикой, поэтому результатом его использования будет описание субъективных переживаний самого исследователя, а не соответствующего объекта. Однако, например, Н. Н. Алексеев полагал, что представленный Л. И. Петражицким анализ бланкетных эмоций позволяет утверждать, что «внутреннее объективное содержание их… выходит из пределов субъективной жизни и связанных с ней субъективно психических переживаний». Более того, по его мнению, «изучение эмоциональных актов убеждает, что они являются носителями чисто объективных содержаний», им «свойственна прежде всего особая направленность на объект, и в этом смысле их можно назвать актами интенциональными».35
Очевидно, что успех Л. И. Петражицкого в познании инвариантной, императивно-атрибутивной, структуры права можно объяснить тем, что ученый вышел за весьма узкие рамки интроспективного метода и фактически осуществил феноменологический анализ права.36 И интроспективный, и феноменологический методы имеют дело с одним материалом — данными сознания. При этом они соотносятся друг с другом как соответственно эмпирическое и эйдетическое познание: в то время как интроспекция «стремится к установлению состава и связей наших переживаний как временных процессов в индивидуальных человеческих сознаниях», феноменологический метод «рассматривает отдельные моменты сознания в их “идее” или сущности, желая вскрыть свойства и соотношения, присущие им по существу, — независимо от переживания или непереживания их в тот или иной момент теми или другими индивидуумами».37 Переход Л. И. Петражицкого от эмпирического к эйдетическому познанию, очевидно, оказался возможным благодаря требуемой феноменологией «правильной установке способов созерцания», которая выражается в «полной сосредоточенности умственного взора на том, что является искомым, и полном отвлечении от “другого”».38
Феноменологический характер методологии Л. И. Петражицкого отмечал Н. Н. Алексеев, полагавший, что «ядро» его теории «образует… убеждение, что существуют некоторые неразложимые и первоначальные эмоциональные акты, являющиеся основой всего того, что человеческое мнение называет правом», а потому «эмоционализм Л. И. Петражицкого, несмотря на его идейную связь с натурализмом, гораздо ближе по своему духу стоит к современной феноменологии, чем это предполагает общераспространенное воззрение».39 По мнению Г. Д. Гурвича, Л. И. Петражицкий «последовательно преодолевает субъективистский психологизм… с тем, чтобы принять во внимание непосредственно переживаемые объективные духовные смысловые значения и изучать способы их восприятия».40 Это также позволяет Г. Д. Гурвичу утверждать, что используемый Л. И. Петражицким «метод чистого описания “переживания”, соответствующего юридическому опыту… приближался… к методу современных немецких феноменологов».41
Примененный Л. И. Петражицким метод «чистого описания непосредственных данных правосознания и нравственного сознания»,42 позволил ему раскрыть differentia specifica права через атрибутивную сущность права, т. е. через субъективные права, понимаемые не как «принадлежности» субъектов, дарованные им антропоморфными объектами, но как соответствующие интеллектуально-эмоциональные переживания. Субъект переживает правомочие как «долженствование другого», как причитающийся ему «долг другого», правовая обязанность переживается субъектом как «право другого». Соответственно правовые эмоции имеют императивно-атрибутивный характер, выражающийся в атрибутивной природе сознания правового долга и императивной природе сознания правомочия. Л. И. Петражицкий, считая невозможным свести мотивы человеческих действий к утилитарным и гедонистическим факторам, полагал, что только переживание субъектом правомочия как «долженствования другого» имеет «характер поощряющего и авторитетно санкционирующего побуждения к такому поведению, какое соответствует содержанию нашего права». При этом «чем интенсивнее действие соответствующей эмоции, чем сильнее мистически-авторитетный характер атрибуции, чем “святее” и несомненнее представляется нам наше право, тем… увереннее и решительнее наш образ действий».43
Таким образом, Л. И. Петражицкий фактически предложил антрополого-онтологическое обоснование прав человека как субъективных прав, существующих исключительно в силу факта соответствующего атрибутивного психического переживания, а не в виде гетерономного права, даруемого Природой, Разумом, Государством или Правопорядком
С этих позиций Л. И. Петражицкий указывает на один из главных, по его мнению, теоретических недостатков классической школы юснатурализма — «односторонне-атрибутивную редакцию» естественных прав
Вместе с тем его не удовлетворяют и идеологические определения субъективного права как меры свободы, которые «были весьма распространены в первой половине XIX столетия в эпоху господства либеральных идей» и которые, по его мнению, следует считать «абсолютно ложными». Суть этих «наивно-реалистических» воззрений состоит в том, что все они «исходят из того, что признание за известным лицом со стороны “объективного права”… известного права создает фактически для этого лица особенно благоприятное… положение в области осуществления соответствующих интересов его, желаний и т. д., доставляет ему фактическую власть, господство…». Однако, полагает Л. И. Петражицкий, «свобода» как «соответствующее благоприятное фактическое положение, являющееся фактическим результатом надлежащего, упорядоченного и т. д. действия права… с одной стороны, и приписываемые кому-либо (проецируемые на кого-либо) права, с другой стороны, суть совершенно разнородные явления».44
Не выдерживают критики, по его мнению, и различные телеологические теории субъективных прав, представители которых (прежде всего Р. Иеринг) полагают, что «все права устанавливаются в интересах тех лиц, которым они даются… и что смысл и значение прав состоит в доставлении выгод, в удовлетворении потребностей, интересов тех, кому они принадлежат». Данные теории, основанные на гедонистических и эгоистических концепциях человеческой природы и поведения человека, с точки зрения Л. И. Петражицкого «ошибочны», так как субъективные права имеют «социальный смысл», для понимания которого следует иметь в виду «не карманы тех или иных собственников, кредиторов, наследников, а народное хозяйство и народную культуру».45 По его мнению, вопросы о задачах и целях субъективных прав, — должны ли они быть направляемы «к достижению свободы или равенства, или… иных идеальных благ»,46 — не имеют отношения «к теоретической теме определения понятия права в субъективном смысле, правопритязания»,47 т. е. постановка таких вопросов научно некорректна. Л. И. Петражицкий же был убежден в том, что переживание субъектом правомочия «само по себе», а не «благодаря наличности каких-либо посторонних, целевых… мотивов»,48 является «самодовлеющей мотивацией» поведения человека. Поэтому не идеологическое, но научное решение проблемы субъективных прав, по мнению Л. И. Петражицкого, состоит в том, что они выступают конституирующим элементом императивно-атрибутивной структуры права
Ограничение бытия права сферой индивидуальной психической жизни не позволило Л. И. Петражицкому разрешить проблему «реальности других Я». Ему, как полагает Г. Д. Гурвич, не удалось показать, как «эмоциональная интуиция связи своих обязанностей с притязаниями иных субъектов… связана с интуицией реальности цельного коллектива таких “Я”, отличных от моего собственного “Я”».49 Вместе с тем переход к пониманию права как интерсубъективного явления едва ли был бы возможен без осуществленной Л. И. Петражицким «деконструкции» идей объективистского плана, что свидетельствует об исключительном значении его концепции для всей постклассической правовой мысли
1Гурвич Г. Д. Юридический опыт и плюралистическая философия права // Гурвич Г. Д. Философия и социология права: Избранные сочинения. СПб., 2004. С. 339
2Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 408
3Там же. С. 72-73
4Там же. С. 245, 247
5Там же. С. 305-306
6Там же. С. 308
7Поппе В. Критика методологических основ теорий права и нравственности профессора Л. И. Петражицкого. СПб., 1912. С. 6