Несколько иначе выглядит позиция Б.М. Лазарева, который трактует власть как «способность подчинять поведение и деятельность людей воле всего общества, группы людей или отдельного человека» [5].
Представляется, что такие определения власти и такое ее понимание как необходимость насилия, господства, авторитета, права, стремления к подчинению можно объяснить преувеличенным вниманием к проблемам классовой борьбы, противостояния. Вряд ли такое определение подойдет к любой политической ситуации, особенно к спокойной и мирной.
Например, М. Вебер определяет государство как «отношение господства людей над людьми, опирающееся на легитимное насилие как средство» [6].
Психологическая концепция Г. Лассуэлла представляет нам власть как некую ценность. Человек при этом испытывает потребность в обладании ею или переживании опыта санкций или влияния по отношению к другим людям. В свою очередь А. Джордж определяет «потребность во власти», как желание достичь власти, этой высшей ценности. Совершенно становится очевидным, что потребности политика во власти и в достижении в действительности оказываются тесно связанными... и более того, потребность во власти предполагает, что власть может быть желанна для удовлетворения других личностных потребностей, таких как потребность в достижении, в уважении, в одобрении, в безопасности.
Нам нужно исследовать мотивационные истоки активности личности, не придумывать новые стимулы, а выявлять истинную причину активности - потребности. Крайне интересны рассуждения о потребности власти С.Б. Каверина, которые он приводит в работе «Потребность власти». Он утверждает, что по мере роста потребности в пище неизбежно возрастает зависимость субъекта от того, кто контролирует благо, способное удовлетворять данную потребность. «Эта зависимость, - пишет автор, - переживается как ограничение, несвобода, а поэтому первая характеристика психологического содержания потребности власти есть стремление освободиться, получить независимость от обстоятельств, а также и от других людей-распределителей» [7]. Рассуждая далее, приходим к выводу, что освободиться можно или отказавшись от самого блага, или путем овладения контролем над ним или самим благом. Так как первое почти невозможно, то остается второе — взять все в свои руки, завладеть благом. А это и означает захватить власть. Этот момент крайне важен, т.к. он характеризует собой перерастание потребности в свободе в потребность во власти, причем эти две потребности уживаются рядом. Вещизм, накопительство, обруганное потребительство и т.д. — реакция нормального человека с целью обезопасить себя, своих родных и близких от суровой действительности, возможность реализовать потребность в свободе, которая смогла бы покрыть недостаток власти. Ведь сегодня всем стало ясно, что собственность есть вещная основа свободы.
Второй составляющей потребности власти, согласно мнению Каверина, является стремление «обладать имуществом, вещами, распоряжаться собственностью - власть и богатство всегда были близкими родственниками» [8]. Эта мысль направляет наше внимание по неразрывную связь власти и собственности. Но связь эта может проявляться различно. Например, неимущий — зависим, поэтому легко управляем. Значит, чтобы сделать людей покорными, надо их лишить всякой собственности. Однако того же результата можно достичь, если наделить людей собственностью, они тогда будут бояться потерять ее, значит, будут смирными и послушными.
Третьей составляющей потребности власти, по мнению Каверина, является статусная потребность, т.е. «потребность в самоутверждении» [9]. Это может выглядеть как потребность в уважении, в престиже, в доминировании, в безопасности не на уровне индивида, а на уровне личности, т.е. уважение, признание, почет, лесть и даже поклонение. Однако следует заметить, что в последствии обладание властью становится постепенно средством удовлетворения потребности в самоутверждении, в самоуважении через признание окружающих, а количество подданных или подвластных - считается доказанным преимуществом над другими людьми, хотя это можно и вообразить себе. И тогда власть человеку нужна не только для обретения свободы действий, для защиты от агрессии, не только для доступа к материальным благам, но и во многом для удовлетворения самолюбия. А может быть и для всего перечисленного сразу?! И тогда, пища, которая не доступна другим, — бальзам для души, а не удовлетворение требований желудка.
Четвертой составляющей потребности власти Каверин называет «потребность самовыражения» [10]. Он уверен, что власть — это игра. Властвующий при этом пытается подчеркнуть индивидуальность, произвести впечатление, быть оригинальным, всегда быть центром внимания. Это может быть и спорт, и изучение иностранных языков, и мода, и косметика, и особый образ жизни и т.д.
Но, по мнению Каверина, есть еще и пятый компонент потребности власти — «это потребность быть личностью» [11]. Он считает эту потребность высшей духовной ценностью. Л.С. Выгодский пишет: «Личность становится для себя тем, что она есть, через то, что она представляет для других» [12]. Рассуждая подобным образом, мы можем выделить личность «крупную», «историческую», «выдающуюся», «ничтожную» и т.д.
В зависимости от вышеназванных составляющих и формируется тип личности властвующего и тип личности подвластного. Вероятно, можно с уверенностью сказать, что потребность власти является обязательной и присущей каждому человеку. В противном случае, отсутствие у человека базовых потребностей выведет его за пределы родового понятия homo sapiens. Однако в жизни можно встретить много людей, которые упорно уклоняются от власти. Это следует объяснить, прежде всего, внешним нежеланием осуществлять власть. Человеку в норме власть не так и нужна. Но, если происходит ущемление интересов, унижение достоинства, нарушение прав, то появляется желание активизироваться, обеспечить удовлетворение потребностей. В связи с этим очень интересно замечание Э. Фромма, который подчеркивает, что «жажда власти коренится не в силе, а в слабости... пока и поскольку индивид силен, господство над другими ему не нужно и он не стремится к власти» [13].
А если это так, то нет смысла считать потребность власти пороком. Это нормальная человеческая потребность, как и любая другая. Но при этом, человек, осуществляющий власть, и человек, подчиненный власти, представляют собой явления диаметрально противоположные. Что происходит с человеком, когда он соприкасается с властью, и чем оборачивается полная от нее отдаленность? Чем является власть для управляемых и управляющих?
Современная философия власти представлена двумя альтернативами. Это философия Ницше с его «сверхчеловеком» и философия Достоевского и его «великого инквизитора». Ницше, будучи проницательным аналитиком и пророком в совершенстве разбирался в человеческих помыслах. Вероятно, он знал, что власть не только средство, что она может стать и, при определенных условиях, становится непременно самоцелью, высшей страстью человека. «Что есть счастье? - пишет он. - Чувство растущей власти, чувство преодолеваемого противодействия, не удовлетворенность, но стремление к власти, не мир вообще, но война, не добродетель, но полнота способностей» [14].
Не возможно не обратить внимания на диалектику власти, которая состоит в своего рода обратной пропорциональности между силами внешнего принуждения и внутреннего нравственного самообладания личности или целого народа. «Это путь изнутри наружу, от личной жизни к жизни общественной, иначе говоря, путь совершенствования общих отношений через нравственное воспитание личности» [15], - писал в свое время Франк С.Л.
Одним из принципов великих мировых религий было отделение духовной власти от политической. Независимость духовных правителей дает возможность выдвижения критических суждений в адрес власти земной. Совершенно не случайно все тоталитарные режимы жестоко преследовали религию. А. Солженицын замечает, что «в лабораториях ГУЛАГА успешно сопротивлялись власти над человеком искренне верующие религиозные люди: они знали конечное ничтожество земной власти и не вверяли ей душу» [16].
Как мудро замечает А.Н. Уайтхед «божественный элемент в мире должен быть понят как убеждающая, а не как принуждающая деятельность» [17].
Из вышесказанного следует сделать вывод, что совершенно необходимо учитывать диалектику внутренней и внешней власти: чем меньше мы способны обуздать свои стихии изнутри, тем ближе для нас перспектива внешнего подавления и обуздания. Это касается как отдельных личностей, так и целых народов. Если гражданские отношения представлены как хаос, закономерным является требование «сильной руки».
Сущность власти изучают очень многие, и все имеют специфическое понимание этого социального явления. Все определения власти относительны, вероятно. Кроме того, известно, что власть неразрывно связана с государством и с «гражданским обществом», с элементами политической системы и др.
Становится понятным положение о том, что власть — это сила, (имеется в виду подавление, господство, принуждение), но и сила создающая, созидающая, которая поддерживает и защищает человеческие организации. Исходя из этого, становится ясно, что она необходима.
По мнению ряда других политологов, социологов, философов власть определяется как воля. Вероятнее всего, что это вторично к власти как силе, поскольку воля дает направление силе, а сила в свою очередь реализует веления власти. Как сила, так и воля являются внешними факторами и они должны быть присущи носителю власти. Рассуждая далее можно заметить и еще признаки власти, на которые постоянно обращают внимание мыслители прошлого и настоящего.
Крайне важно обратить внимание еще на один специфический признак власти. Макс Вебер считает, что «власть означает любую возможность проводить внутри данных социальных отношений собственную волю даже вопреки сопротивлению, независимо от того, на чем такая возможность основана» [18].