Гулина О.Р.
Термин нигилизм ввел еще блаженный Августин для обозначения людей неверующих; в средние века словом nihilista называли ложно верующих или еретиков. Позже мы можем найти латинское nihil (“ничто”) как своеобразное средство перехода от рассудочной метафизики к философии веры и чувства у Фридриха Якоби, немецкого философа и писателя. В его открытом письме к Фихте очень часто встречается слово “ничто”, а также говорится: “Поверьте, мой дорогой Фихте, меня нисколько не расстроит, если вы или кто бы то ни было назовёте химеризмом учение, противопоставленное мною идеализму, который я уличаю в нигилизме…” [1]
Полное выражение это понятие получило в трудах Фридриха Ницше - родоначальника философской теории нигилизма, его пламенного пропагандиста. Он впервые дал определение понятию нигилизм. “Что означает нигилизм? ТО, что высшее ценности теряют свою ценность… нет цели, нет ответа на вопрос “зачем?”” [2].
Л.С.Франк полагал, что нигилизм – это отрицание или непризнание абсолютных (объективных) ценностей [3, с. 16].
Шпенглер в своем труде “Закат Европы” утверждал: “Нигилизм есть чисто практическое миронастроение жителей большого города, у которых за спиной законченная культура и ничего впереди”. “Перед нами, - пишет Шпенглер, - три формы нигилизма. Вчерашние идеалы, великие религиозные, государственные, художественные формы изжиты, и только этот последний акт культуры - ее самоотрицание - еще раз служит выражением пра-символа всего ее существования… Стоицизм имеет в виду способ держать себя, отдельного человека, его статуеобразное, сосредоточенное в одном настоящем, существование, без всякого отношения к будущему или прошедшему. Социализм есть динамичное трактование той же темы” [3, с. 18.]
Хайдеггер определил нигилизм как “историческое движение, а не какое-то кем-то представленное учение или воззрение. Нигилизм – это не просто историческое явление среди других явлений, не только духовное течение наряду с другими – христианством, гуманизмом и просвещением - в рамках европейской истории. Нигилизм по своей сущности - основное движение в истории Западной Европы. Это движение обнаруживает такую глубину, что его развертывание может иметь следствием только мировую катастрофу. Нигилизм есть всемирно историческое движение народов земли, втянутых в сферу влияния современности” [3, с. 19-20]. Хайдеггер согласен с Ницше, что нигилизм - внутренняя логика европейской истории, это следствие раскола мира на “сущее” и “ценное”, отделение реальности от ее смысла.
С точки зрения Кьеркегора, нигилизм зарождается на индивидуальном уровне. “Каждый человек, счастлив он или несчастлив, болен или здоров, благополучен или неблагополучен, несет в себе отчаяние, ибо человек как существо духовное постоянно находится в критическом состоянии, состоянии поиска путей и способов реализации своего “Я” и этот подсознательный поиск, производен от творческой природы человека, перманентен” [4]. Ну как тут не вспомнить известного австрийского писателя Эмиля Дюркгейма, который говорил, что если произвольно мужчину, достигшего возраста 35 лет, без всяких объяснений посадить в тюрьму лет на 15, в глубине души он будет знать за что… Если это и шутка, то в ней заключена большая доля правды [5].
Было бы неверно считать, что нигилизм - явление западноевропейской цивилизации и не свойственен российскому обществу.
По причинам органическим
Мы совсем не снабжены
Здравым смыслом юридическим,
Сим исчадием сатаны.
Широки натуры русские:
Нашей правды идеал
Не влезает в штаны узкие
Юридических начал.
(К.С.Аксаков-мл.)
У нигилистов в России были свои знаки, которые казались им условием для “узнавания” своих, то есть принадлежащих к их субкультурной группе. Например, прически как способ “маркировки”, когда по внешнему облику судили о политической ориентации человека. Постепенно потребность в особом подчеркивании передовых убеждений сошла на нет, и многие аксессуары, служившие указанием прогрессивных взглядов (синие очки, к примеру), стали нейтральными или вернули себе первоначальное значение (длинные волосы как атрибут романтического поэта), а кринолин, с которым так решительно боролись нигилистки, естественным образом вышел из моды [6].
По мнению известного юриста дореволюционной эпохи Ивана Алексеевича Ильина, ученика Павла Ивановича Новгородцева, кризис правосознания начался в Европе еще в XVIII веке и ко второй четверти XX века прошел три этапа. Однако для России последствия этого кризиса оказались наиболее губительны, так как в результате революционных событий 1917 года народ решился монархического правосознания, а черты республиканского правосознания были восприняты в негативных, гипертрофированных формах” [7]. К тому же, как отмечает И.А.Ильин, у российского общества всегда были предпосылки для деформации правосознания:
Размеры территории. Чем больше территория государства, тем острее ощущается потребность в сильной централизованной власти, поддерживаемой основной массой населения. Стабильность в государстве с большой территорией определяется лояльным отношением народа к власти (чем больше государство, тем труднее поддерживать порядок репрессивными методами).
Плотность населения. Как говорил один афинянин, государство – это не стены и короли, государство - это люди. Большая плотность населения требует (даже на бытовом уровне) умения учитывать не только свои интересы, но и интересы соседа.
Державные задачи государства. Чем грандиознее державные задачи государства, тем меньше понятны они для основной массы граждан этого государства, тем сильнее проявляется равнодушие и формализм при их исполнении.
Хозяйственные задачи страны. Чем они примитивнее, тем меньшие требования предъявляются к уровню правосознания, и наоборот, чем сложнее задачи страны, тем развитие правосознание (к примеру, в Японии).
Национальный состав страны. Национальная однородность, общность культурных ценностей создают благоприятную почву для развития в стране правосознания.
Религиозный состав страны. Религиозная однородность облегчает коммутативные связи в обществе, выработку принципов, ориентиров, решений, удовлетворяющих и понятных большинству населения. Обилие же исповеданий и сект – опасность для общественного порядка и государственной власти.
Социальный состав. Однородный социальный состав способствует консолидации общества, которое, имея общие ценности, лояльно относится к власти [7, с. 93].
Негативное отношение к праву, выраженному в законах, и к праву как таковому в России было всегда. “Что мне законы, коли судьи знакомы”; “пред Богом с правдой, а пред судьей с деньгами”; “земля любит навоз, лошадь овес, а судья принос” [8]. Квинтэссенцией правосознания Западной Европы и Америки была формула “пусть восторжествует правосудие, даже если погибнет мир”. В этой фразе выражена та высота, которую занимает право, правосудие, суд в иерархии личных ценностей и государства. “Суд в известном смысле есть школа для народа, из которой помимо уважения к закону должны выносится уроки служения правде и уважения к человеческому достоинству” [9]. Согласитесь, в России такого уважения к судебным органам не было никогда, в России всегда были другие университеты. “Правовая необеспеченность, искони тяготевшая над народом, была для него своего рода школой. Вопиющая несправедливость одной половины законов научила его ненавидеть другую, он подчиняется им как силе. Полное неравенство перед судом убило в нем всякое уважение к законности” [10].
Именно поэтому государство и правопорядок в России удалось так быстро разрушить, ведь народ не имел здорового правосознания, государство не было надежно защищено устойчивыми правовыми процедурами и институтами. В тех же государствах, где все это было, подобного октября 1917 года произойти не могло, а если бы даже и произошло, то не повлекло бы за собой столь далеко идущих последствий [11].
Предлагаю проследить и более отдаленные корни правового нигилизма, которые уходят вглубь истории российского государства.
Отмечая принципиальное несходство исторических судеб России и Запада, славянофилы считали, что России свойственно строить свою жизнь на началах нравственных, религиозных. Православие внушало идею обязанности, а не права; как отмечает Н.А.Бердяев, “обязанности не исполнялись по греховности, право же не считали добродетелью”, Русь стремилась скорее “к справедливости, чем к законности”, к “правде, чем к праву” [12].
В России в отличие от Западной Европы никогда не было протестантской этики, которая считала труд и частную собственность благом и на первое место ставила отстаивание личностью своих прав и свобод. С.Н.Булгаков писал: “…Православие не стоит на страже частной собственности как таковой даже в той степени, в какой это делает католическая церковь, видящая в ней установление естественного права… православие не может защищать капиталистическую систему хозяйства как таковую, ибо она основана на эксплуатации наемного труда, хотя и до времени могло мирится с ним в виду его заслуг в поднятии производительности труда и его общей производительной энергии… православие превозносит свободный аскетический труд… стремление к нестяжанию и бедности… оно объявляет труд правом и обязанностью, проповедует послушание и смирение в противоположность отстаиванию личностью прав и свобод” [13].
Даже такой ценитель и проповедник права, как В.А.Кистяковский, начинает свою известную статью в защиту права в сборнике “Вехи” фразой: “Право не может быть поставлено рядом с такими духовными ценностями, как научная истина, нравственное совершенство, религиозная святыня. Значение его более относительно” [15].
Лев Николаевич Толстой высказывался всегда предельно кратко, он называл право “гадким утенком”, ненавидел и презирал его.
Ошибка - видеть в славянофильстве причуды группы консервативно мыслящих людей, пытавшихся заменить слово “галоши” на “мокроступы” и не засорять “богатый и могучий” иностранными терминами. “Раздвоенность русской общественной мысли на западников и антизападников – ее константа. И в последующем вплоть до наших дней на идеологической арене постоянно присутствовали разнообразные варианты, предлагавшие стране особые, “самобытные” пути развития, и при этом (что особенно важно для нас) право всегда оказывалось на задворках, в лучшем случае чем-то второстепенным” [14].