С.С. Арбузов, Омский государственный университет, кафедра трудового права
Несмотря на то, что с момента принятия Конституции России прошло без малого четыре года - срок одновременно и большой, и малый - уже сейчас можно с уверенностью сказать, что Основной закон страны имеет ряд существенных недостатков, - во всяком случае он не отвечает на некоторые вопросы, которые в федеративном государстве являются ключевыми. Один из них - проблема распределения государственной власти в территориальном аспекте. Учитывая, что Российское государство до сих пор не преодолело центробежных тенденций, хотя в значительной степени и обусловленных объективными причинами, вряд ли можно отрицать то, что нормы действующей Конституции, посвященные разграничению компетенции между Федерацией и ее субъектами, - наиболее слабые и в техническом, и в концептуальном отношении.
Ч. 3 ст.11 Конституции называет способы разграничения компетенции между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Федерации в области правового регулирования. Во-первых, такое разграничение осуществляется Конституцией: установлением перечней исключительной и конкурирующей компетенции Федерации и ее субъектов. Данный способ страдает существенными недостатками. Прежде всего следует отметить расплывчатость и несогласованность этих перечней в отношении отраслевой структуры законодательства: сюда включены и целые отрасли, и отдельные институты, и даже объекты правового регулирования, не являющиеся ни тем, ни другим (хотя и применительно к трудовому праву в целом это не имеет решающего значения). С другой стороны, в Конституции отсутствуют положения о полномочиях обоих уровней государственной власти в той или иной предметной сфере. Применительно к трудовому законодательству это означает отсутствие ясности: в каких вопросах Федерация и ее члены имеют право законодательствовать, а в каких осуществлять подзаконное регулирование. Во-вторых, согласно ч.3 ст.11 Конституции разграничение компетенции осуществляется Федеративным договором. Как известно, последний представляет собой совокупность трех договоров, подписанных весной 1992 г.: "О разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами власти суверенных республик в составе Российской Федерации" (за исключением Республики Татарстан и Чеченской Республики), "О разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами власти краев, областей, городов Москвы и Санкт-Петербурга Российской Федерации" и "О разграничении предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти Российской Федерации и органами власти автономной области, автономных округов в составе Российской Федерации" [1], и двух протоколов к первому и второму из перечисленных договоров. На сегодняшний день положения Федеративного договора, касающиеся разграничения предметов ведения и полномочий между федеральными органами государственной власти и органами государственной власти субъектов Федерации, поглощены Конституцией, а остальные действуют в части, не противоречащей Основному закону. Наконец, разграничение компетенции осуществляется с помощью договоров о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации. Такие договоры представляют собой публично-правовые соглашения, заключаемые органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъекта Российской Федерации. В то же время такие договоры необходимо отличать от соглашений между органами исполнительной власти обоих уровней, заключаемых в порядке делегирования полномочий в соответствии с ч.2 ст.78 Конституции. Примечательно, что сторонами таких договоров выступают не Федерация и ее соответствующий член как самостоятельные субъекты конституционного права, а органы государственной власти. Несмотря на это, некоторые из заключенных договоров допускают отступление от требований Конституции, например, Договоры о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти Республики Башкортостан [2], Кабардино-Балкарской Республики [3], Республики Северная Осетия - Алания [4], Удмуртской Республики [5].
Под содержанием договоров о разграничении компетенции понимаются права и обязанности сторон в области правового регулирования. В ряде договоров осуществляется перераспределение предметов ведения, относящихся в соответствии со ст.71 Конституции к исключительной компетенции Федерации, Таков, например, Договор с органами государственной власти Республики Татарстан [6].
В связи с этим одной из сторон проблемы децентрализации правового регулирования, в том числе и трудовых отношений, несомненно, является вопрос о юридической силе этих договоров, об их месте в системе правовых актов.
Ст. 11 находится в гл. 1 "Основы конституционного строя", обладающей наибольшей юридической силой в сравнении с иными главами Конституции. Данный вывод вытекает из ч.2 ст.16, в соответствии с которой никакие положения Конституции не могут противоречить основам конституционного строя Российской Федерации. А ч.3 ст.11 устанавливает закрытый перечень нормативных актов, посредством которых осуществляется разграничение компетенции. Акты приводятся в порядке убывания их юридической силы. Нетрудно заметить, что в этом перечне нет федеральных законов. Очевидно, существует объяснение этому факту. Достаточно вспомнить обстановку, в которой принималась Конституция: не было ясности относительно того, сохранит ли Россия свою государственность ввиду повальной суверенизации; начав торговаться с центром по поводу своих полномочий; некоторые чересчур осмелевшие регионы не могли допустить, чтобы в качестве инструмента разграничения компетенции использовался федеральный закон, поскольку, с одной стороны, это не позволило бы "ухватить" как можно больший кусок "федерального пирога", а с другой - федеральный закон, появись упоминание о нем в данной статье Конституции, неизбежно девальвировал бы договоры о разграничении компетенции.
Таким образом, появление в числе средств, с помощью которых осуществляется разграничение компетенции между Федерацией и ее субъектами, договоров о разграничении предметов ведения и полномочий в том виде, в каком такая договорная практика стала складываться в России, привело к тому, что достаточно стройная пирамида правовых актов обнаружила в себе серьезный изъян, суть которого в том, что один из правовых инструментов, которому, исходя из своей юридической природы, следовало бы находиться где-то у подножия этой самой пирамиды, вознесся на самый верх здания, уступив место лишь Основному закону.
В настоящее время ни у кого, пожалуй, не вызывает сомнений актуальность проблемы разграничения компетенции Федерации и ее членов в области нормотворчества, в том числе в сфере регулирования трудовых отношений. Говорить и писать о необходимости кардинальных изменений в отрасли стало уже общим местом. Изменение в понимании места трудового законодательства в правовой системе новой России, в первую очередь, как отрасли, осуществляющей не только охранительную, но и регулятивную функцию, также должно служить ориентиром в процессе разработки нормативных актов обоих уровней государственной власти.
Несмотря на четырехлетний опыт законотворчества,законодатели в регионах, похоже, не уяснили для себя не только, какое трудовое законодательство им хотелось бы иметь, но и нужно ли оно им в принципе. Целесообразность издания законов о труде субъектами Федерации во многом зависит от их конкретных интересов в области регулирования трудовых отношений. Однако четкого представления об этих интересах в большинстве регионов пока нет. Не потому ли, в частности, в договорах о разграничении предметов ведения и полномочий вопросам, связанным с трудовым правом и правом социального обеспечения, уделяется слишком мало внимания.
Объясняется это рядом факторов: и отсутствием достаточно четкой концепции модели российского трудового права, и приемлемого для большинства определения предмета отрасли, и неопределенностью в вопросах о структуре отрасли и месте последней в системе российского права [7], и некоторыми другими.
Анализ уже заключенных договоров о разграничении компетенции подтверждает данный вывод и позволяет говорить, что субъекты Федерации смутно представляют себе, какие из трудовых отношений и отношений, связанных с ними, целесообразно было бы регулировать региональными правовыми актами.
Так, основной проблемой, которой субъекты Федерации хотели бы уделять внимание, является занятость населения и относящиеся к ней аспекты миграции и социальной защиты. Практически нет ни одного договора, где это не нашло бы отражения. Такой интерес к регулированию рынка труда российских регионов представляется вполне логичным. При всем разнообразии взглядов, многие, по-видимому, сходятся в том, что не существует однородной массы безработных,несущих одинаковое бремя безработицы, нет постоянной величины, за пределами которой безработица начинает представлять собой серьезную проблему, как нет и единой политики, пригодной для уменьшения всех видов безработицы [8]. Жаль, что федеральное законодательство допускает здесь излишнюю централизацию, показывая неумение использовать методы и средства регионального регулирования [9].
В связи с этим интересно и то, как в договорах решается вопрос о разграничении полномочий между органами государственной власти Федерации и ее субъектов. На сегодняшний день обозначились три подхода в решении этой проблемы. Первый можно назвать нулевым вариантом: большинство договоров не содержит никаких положений на этот счет.