Молчанов Валерий Владимирович, Автор журнала "Законы России: опыт, анализ, практика"
Появление исследований в этой области, пожалуй, относится к первой половине XVIII в. Так, в «Книге о скудости и богатстве» Т. И. Посошков сформулировал ряд положений, касающихся психологических приемов допроса свидетелей и практических рекомендаций относительно способов изобличения лжесвидетельства. В зарубежной теории одним из первых к изучению этой темы обратился И. Бентам, который считал, что причины психологического свойства неизбежно отражаются на точности показания свидетеля, правдивости и ложности свидетельства[1].
Повышенный интерес к данной проблеме возник в конце ХIХ – начале ХХ в. с появлением новой для того времени науки экспериментальной психологии[2].
Ученым, занимающимся исследованиями в области судопроизводства, к числу которых относились, в частности, А. Елистратов, А. Завадский, Г. Португалов, Е. Кулишер, А. Кони, Л. Владимиров, Н. Розин, представлялось, что знание психологии свидетеля позволит на научной основе выработать практические меры, направленные на усовершенствование деятельности суда[3].
На основе данных экспериментальной психологии выдвигались различные предложения, которые, по мнению их авторов, могли бы способствовать повышению точности оценки свидетельских показаний. В частности, предлагалось законодательно предусмотреть возможность проведения экспертизы в отношении свидетелей по вопросу о том, каково может быть значение их показаний в каждом конкретном случае[4].
В советской правовой науке, на начальном этапе ее развития, психологические аспекты показаний свидетелей также не оставались без внимания правоведов[5]. Хотя в дальнейшем этой проблеме уделялось не столь большое внимание.
В качестве научного направления психологию свидетельских показаний весьма резко критиковал А. Я. Вышинский, который считал, что крупнейшим его недостатком является тенденция дезавуировать значение свидетельских показаний как не заслуживающих доверия[6]. В свою очередь М. С. Строгович, отмечая существенное значение психологии в сфере судебного доказывания, выступал против «чрезмерного психологизирования», подчеркивая недопустимость подмены свободной оценки свидетельских показаний судом «всяческими психологическими изысканиями»[7].
Обращает на себя внимание тот факт, что в отличие от дореволюционных исследований, предметом которых являлись в том числе причины, побуждения, влекущие свидетеля к даче ложных показаний, ни в советской психологической, ни в правовой науке практически не затрагивалась проблема психологии лжи. Между тем зарубежные ученые весьма активно занимались и продолжают заниматься этой темой[8].
Одним из вопросов, обсуждаемых в современной литературе по психологии, является определение признаков, по которым можно судить о сходстве и различии таких понятий, как ложь, неправда, обман. Думается, что применительно к юриспруденции научные изыскания в этой области представляют определенный интерес, поскольку действующее законодательство оперирует этими понятиями. Например, ст. 307 УК РФ предусматривает уголовную ответственность свидетеля за дачу заведомо ложных показаний; в ст. 70 ГПК РФ говорится об обязанности свидетеля дать правдивые показания; а в ст. 812 ГК РФ указывается на недопустимость свидетельских показаний при оспаривании договора займа, за исключением случаев, когда договор был заключен под влиянием обмана.
Некоторые психологи высказывают точку зрения, согласно которой ложь, неправда и обман имеют как сходные, так и отличительные признаки. Сходство и различие этих феноменов, по мнению исследователей, определяются несколькими обстоятельствами, а именно: намерениями, установками передающего сообщение (информацию) субъекта; степенью соответствия сообщения действительности; верой или неверием субъекта в истинность передаваемой другому лицу информации[9]. Принимая во внимание высказанные в научной литературе суждения, можно отметить следующее.
Обман может выступать как цель, совершаемое действие, результат этого действия.
Целью обмана является дезинформация другого лица, введение в заблуждение относительно определенных обстоятельств, создание у него неправильного, ошибочного мнения, представления о чем-либо.
Характер действий, являющихся собственно способами, средствами, с использованием которых достигается эта цель, различен. Так, в частности, обман может быть совершен посредством:
сообщения информации, не соответствующей действительности, то есть ее искажение. В этом случае лицо не только скрывает известные ему сведения, но и предоставляет взамен информацию, не соответствующую истине;
сообщения частично искаженной информации, то есть передача отдельных истинных сведений о фактах, но искажение другой, относящейся к этим фактам информации. Это делается с расчетом на то, что лицо, которому адресована информация, из всей совокупности переданных сведений сделает неправильные выводы относительно искомого факта;
умолчания об известных обстоятельствах. При умолчании лицо сознательно скрывает истинную информацию, но не сообщает сведений искаженных;
сообщения неполной информации, то есть информирование о некоторых подлинных фактах, но умолчание о других, необходимых для понимания как причинно-следственных связей происшедшего, так и целого. Здесь, учитывая соответствующую истине, но неполную информацию, лицо, которому она сообщается, актуализируя знакомые ситуации, прогнозирует развитие событий в наиболее вероятном, в его понимании, направлении. Неполная информация сообщается другому лицу для того, чтобы оно сделало ошибочные выводы из достоверных фактов;
действий, сочетающих умолчание и искажение информации о фактах;
передачи полной и соответствующей действительности информации. К такому способу обмана лицо прибегает тогда, когда считает, что именно правда покажется другому лицу наиболее невероятной. Искажение истины происходит в сознании обманываемого человека как результат ошибочных выводов из достоверной информации;
действий, не относящихся к вербальным утверждениям. Ввести в заблуждение можно, например манерой поведения, жестом и т.п.
Результат обмана проявляется в том, что у его адресата формируется неверное представление об определенных фактах, обстоятельствах.
Ложь является одним из способов, средств обмана. Данное понятие может быть определено как сознательное искажение известной субъекту истины с целью введения в заблуждение другого лица. Ложь всегда основана на намеренно неистинном утверждении. Таким образом, не всякий обман – ложь.
Психологическая структура лжи основана на сочетании трех факторов: утверждение лица не соответствует истине; лицо осознает неистинность своего утверждения; лицо ставит цель ввести другое лицо в заблуждение.
Что касается содержания понятия «неправда», то здесь можно сказать следующее. В определенном смысле неправда есть ложь, поскольку и то и другое представляют собой искажение истины, следствием чего является введение в заблуждение лица, которому сообщается неправдивая информация. Вместе с тем вряд ли есть основания подвергать сомнению тот факт, что причиной искажения информации могут быть дефекты в восприятии явлений, событий, связанные с психическим, физическим состоянием конкретного субъекта, внешними условиями и т.п. Поэтому в ситуациях межличностного общения, в частности при допросе свидетелей, неправда выступает как вербальный эквивалент заблуждения собственно свидетеля относительно каких-либо обстоятельств. В связи с этим допустимо говорить об отличии неправды ото лжи, состоящем в том, что в неправде отсутствует элемент осознанного сообщения не соответствующей действительности информации.
Надо полагать, что отличие лжи от неправды определяется не только наличием одного интенционального признака, а именно: сознательным или неосознанным искажением истины. Нельзя не принять во внимание тот факт, что способ и стиль передачи информации у различных субъектов может отличаться некоторыми особенностями. В частности, это проявляется в использовании слов и выражений, которые в определенном контексте приобретают смысл, противоположный их действительному значению, например при использовании различных форм иносказания. В этом случае лицо осознает, что сообщает информацию, не соответствующую действительности, однако не преследует цели ввести другое лицо в заблуждение, совершить обман, полагая, что тот, кому адресовано сообщение, правильно понимает смысл сказанного[10].
Таким образом, психологическая структура неправды определяется наличием следующих факторов: утверждение лица не соответствует истине; лицо не осознает или осознает несоответствие своего утверждения действительности; лицо не ставит цели ввести другое лицо в заблуждение.
Следовательно, есть основания говорить о том, что если ложь – это один из способов обмана, то неправда не относится к их числу.
В контексте рассматриваемой проблемы необходимо обратиться к вопросу о том, как в юридической литературе раскрывается содержание понятия «ложь», а точнее – заведомо ложные показания.
Едва ли можно признать достаточным определение ложных показаний только как «показаний, не соответствующих действительности», или «показаний, содержащих вымышленные, искажающие действительные обстоятельства дела факты»[11]. При определении содержания понятия «заведомо ложные показания» должны быть учтены как референтный, так и интенциональный признаки лжи, то есть акцентировано внимание на том, искажена ли истина и сделано это намеренно или нет[12].
Одна из проблем, представляющих известный интерес применительно к юриспруденции, относится к психологическим аспектам выбора такого способа обмана, как умолчание об известных фактах, то есть сокрытие информации.
Видимо, не лишено оснований утверждение, высказанное в литературе по психологии, согласно которому, если есть возможность выбора, большинство людей предпочитают именно умолчание[13]. Объяснений этому, надо полагать, может быть несколько.